Страница 67 из 130
Соображение всех приведенных мною вопросов, в связи с указаниями практической жизни, должно повлечь, по моему мнению, разрешение следующих коренных вопросов:
I) Следует ли удержать и на будущее время по каким-либо делам, кроме дел о государственных преступлениях (по соображениям, принятым составителями Судебных уставов), учреждение «временных судей» в лице сословных представителей, присоединяемых к составу судов — и каких именно судов — окружных или судебных палат?
II) Представляется ли целесообразным и правильным ввести в ныне существующее учреждение суда присяжных начало совместного участия коронного суда и присяжных заседателей в разрешении вопросов о вине и невиновности и вопроса о наказании, создав нечто сходное с германским судом шеффенов, но с увеличением объема и расширенною подсудностью?
III) Если это видоизменение суда присяжных представляется нежелательным, то не представляется ли полезным применение и к нашему суду этого рода указаний и правил Женевского закона 1 октября 1890 г., в силу коих председатель принимает на себя руководительное участие в совещаниях присяжных о виновности и подает, вместе с ними, голос по вопросу о наказании?
IV) Если представляется желательным удержать организацию суда присяжных в ныне существующем виде, то следует ли: а) установить для заседателей новый, повышенный ценз и б) предоставить сознающемуся в своей вине подсудимому заявлять суду: желает ли он, чтобы его дело разбиралось с участием присяжных, или же предпочитает, чтобы вопрос об его ответственности был разобран судом коронным, которому, в этих случаях, должно бы быть предоставляемо постановлять приговоры, выходящие, по размеру наказания, из пределов его обыкновенной компетенции?
Наши трехдневные совещания о суде присяжных и о суде с участием сословных представителей окончены. Позвольте подвести им краткий итог.
По вопросу об удовлетворительности деятельности присяжных заседателей большинство членов совещания (18) пришло к выводу, что по деятельности своей этот суд не только является вполне удовлетворяющим своей цели, но и вообще представляет собою лучшую форму суда, какую только можно себе представить для разрешения большей части серьезных дел, особливо в тех случаях, когда тяжкое обвинение связано с тонкими уликами, требующими житейской вдумчивости. В этом отношении замечательны заявления двух из господ прокуроров судебных палат о том, что такое дело, как знаменитое дело Мельницких (и, прибавляю я от себя, такое, как дело Овсянникова), могло быть решено в обвинительном смысле только присяжными и что по последнему делу Мценского банка судьи, сомневаясь в том, совладают ли присяжные со своею задачею, сами во время их долгого совещания проектировали ответы на многочисленные вопросы, и таковые вполне совпали затем с провозглашенными присяжными.
Обвинение присяжных в малой репрессии неосновательно. Оно не только не подтверждается цифровыми данными, но в действительности оказывается, что суд присяжных, при сравнении с судом коронным, более репрессивен и устойчив. В одном из судебных округов, где дела ведаются без участия присяжных, даже сложилось хоть и шутливое по форме, но, однако, правдивое по существу указание, что судебная палата состоит из двух камер —» обвинительной и оправдательной, а процент оправдательных приговоров в палатах вообще колеблется между 20 % и 50 %, каковых резких колебаний вовсе не усматривается в таких же приговорах присяжных. Оценивая взаимную силу репрессии в суде присяжном и бесприсяжном, надо иметь в виду, что присяжные судят наиболее тяжкие преступления, где зачастую не только для доказательства виновности, но даже для установления состава преступления нужны особые и не всегда успешные усилия со стороны следственной власти, и вовсе не рассматривают дел о формальных преступлениях, где и событие, и виновность никакого вопроса возбуждать не могут. Не следует забывать,
что на рассмотрение присяжных восходят по 511 статье Устава уголовного судопроизводства дела частного обвинения, в коих обвинение это, вообще слабо и неумело поддержанное, очень часто является на судебном следствии вполне неосновательным, причем предполагаемый преступник, сидящий на скамье подсудимых, часто оказывается сам жертвою семейного самодурства или домашней имущественной распри.
Наконец, обвинительные приговоры бесприсяжного суда, особенно те, которые постановлены в апелляционной инстанции, увеличивая собою цифру, выражающую внешнюю силу уголовной репрессии, в сущности очень часто этой репрессии вовсе не содействуют, ибо, при затруднительности мотивированного оправдания, влекут за собою такие минимальные, мало ощутимые наказания, которые почти граничат с полною безнаказанностью. Оправдательные приговоры присяжных, в которых всегда почти можно отыскать житейскую правду, расходящуюся с правдою формальною, стремящуюся втиснуть жизнь в узкие и устарелые рамки вменения по Уложению о наказаниях, объясняются нередко неумением лиц, ведущих дело и его разрабатывающих на суде, и присутствием в составе присяжных ненадежного элемента, в лице мелких чиновников или значительного числа мелочных торгашей. Устранение этих элементов там, где оно так или иначе произошло, всегда влекло за собою уменьшение поспешных оправданий. По удостоверению бывшего прокурора Виленской судебной палаты, деятельность присяжных в северо-западном крае ныне вполне удовлетворительна, и он не мог бы указать ни одного явно неправильного оправдания приговором присяжных.
Несомненно, что суд присяжных, как и всякий суд, отражает в себе недостатки общества, среди которого он действует и из недр которого он исходит, но внимательное рассмотрение оправдательных приговоров не с одной лишь внешней стороны, а с знанием обстоятельств и обстановки дела приводит к признанию того, что, как выразился один из членов совещания, «слово — одно, а совесть — другое», почему оправдательные приговоры там, где в деле нет следов ни нравственного, ни материального вреда, не должны быть провозглашаемы, как это иногда у нас делается, «возмутительными». Простой русский человек, поставляющий главный контингент присяжных, вносит в свою деятельность глубокое религиозное чувство. Оно нередко проявляется и в оправдательных приговорах. Так, было указано два случая из практики, где присяжные оправдали подсудимых, последнее слово которых и мольбы о прощении совпали с благовестом ко всенощной под Благовещение. Но вместе с тем указано было и на то, что простые присяжные, разрешив в Миргороде безусловно обвинительным приговором громадное дело о разбойничьей шайке из 56 человек, отправились из суда в церковь служить благодарственный молебен по поводу благополучного окончания ими своего тяжелого, многодневного труда, направленного к охранению безопасности целой местности. Проявление глубокого христианского чувства в присяжных при отправлении ими своих обязанностей есть такое нравственное благо, которое вполне искупает во всяком случае небольшое число оправдательных приговоров, подсказанных этим чувством, хотя и идущих вразрез с формальными требованиями закона.
Наконец, замечено, что даже по преступлениям против системы, где нет прямо потерпевших, как, например, по делам о паспортных преступлениях, в которых оправдания бывали особенно часто, присяжные никогда не оправдывали тех, кто своею преступною деятельностью подводил других под уголовную ответственность, т. е. подделывателей паспортов по 975 и в особенности по 976 статье Уложения о наказаниях. При этом было указано, что многими из своих оправдательных, систематически повторявшихся, приговоров присяжные сослужили службу законодательству, указав ему на противоречие жизни с требованиями закона. Так было с паспортами, так было с некоторыми видами краж. Так делается и теперь по наболевшему вопросу о несовершеннолетних преступниках. По отношению к случаям подкупа присяжных было высказано, что число их, представляя каплю в море вполне безупречной деятельности этого суда, скорее служит подтверждением такого ее характера, тем более ценного, что большинство сельских присяжных, стоя в тяжких материальных условиях, должны проявлять особую стойкость, чтобы не принять даровое угощение и не поддаться его влиянию.