Рай. Том 2

Сознание этого не только помогло Мередит вновь обрести мужество, но и ударило в сердце острой нежностью к этому разгневанному, разъяренному мужчине, сумевшему проявить столько сдержанности.

— Что еще? — нетерпеливо бросил Мэтт, пораженный неожиданно мягким блеском глаз Мередит, когда та подняла голову и сказала:

— Не жди больше никаких гадостей со стороны отца — ни больших, ни маленьких.

— Означает ли это, — с фальшивым восторгом объявил он, — что теперь я смогу стать членом этого эксклюзивного маленького загородного клуба?

Мередит, покраснев, кивнула.

— Меня это абсолютно не интересует и никогда не интересовало. Что еще ты предлагаешь?

— И когда Мередит вновь замялась, нерешительно ломая пальцы, Мэтт окончательно потерял терпение:

— Как, и это все? Больше тебе нечего предложить? И теперь я должен простить и забыть и преподнести тебе на блюдечке то, чего ты так добиваешься?

— Что именно ты имеешь в виду? Чего я добиваюсь?

— Хаустон! — ледяным тоном пояснил он. — Среди других бескорыстных мотивов этого визита ты совсем забыла упомянуть о тридцати миллионах долларов, из-за которых ты, конечно, и примчалась ко мне домой прошлой ночью. Или я неверно оценил чистоту твоих намерений, Мередит?

Но она вновь удивила Мэтта, покачав головой и спокойно признавшись:

— Да я обнаружила, что ты купил хаустонский участок, и ты прав — именно это известие и заставило меня приехать к тебе вчера.

— А затем прилететь и сюда, — язвительно добавил Мэтт. — И теперь, когда ты здесь, решила пообещать все что угодно, лишь бы заставить меня передумать и продать тебе участок за ту же цену, что купил сам. И как далеко ты готова зайти?

— О чем ты?

— Неужели это все? Но ведь эти жалкие уступки не все, что ты можешь мне предложить?

Мередит открыла рот, чтобы ответить, но Мэтт был уже сыт по горло этими омерзительными шарадами.

— Позволь облегчить тебе трудную задачу объясняться со мной, — зло прошипел он. — Постарайся вообще не говорить на эту тему! Что бы ты ни сочинила и ни сделала, мне совершенно все равно, поверь! Можешь с озабоченным видом маячить у моей постели, можешь даже предложить забраться ко мне в постель, но хаустонский участок обойдется тебе в тридцать миллионов долларов, и ни центом меньше!

Реакция Мередит поразила его. Мэтт бросал слова, точно тяжелые камни, намереваясь ранить побольнее, угрожал ей судом, публичным скандалом, могущим уничтожить репутацию семьи Бенкрофтов, оскорблял каждым оттенком своего тона, запугивал и унижал, подвергал ее издевательствам, заставлявшим даже ожесточившихся в подобных битвах врагов и конкурентов трястись либо от страха, либо от ярости, но не смог пробиться через броню спокойного достоинства, окружавшую его жену. Собственно говоря, она смотрела на него с выражением, которое, знай ее Мэтт немного хуже, мог посчитать бы нежностью и раскаянием.

— Ты все очень ясно изложил, — мягко ответила она и медленно встала.

— Насколько я понял, ты уезжаешь? Мередит покачала головой и слегка улыбнулась.

— Я собираюсь подать тебе завтрак и с озабоченным видом маячить у постели.

— Иисусе! — взорвался Мэтт, чувствуя, как начинает терять железный контроль над ситуацией. — Неужели ты не слышала, что я сейчас сказал? Ничто на свете не заставит меня передумать и продать тебе землю дешевле!

Улыбка мгновенно пропала, но глаза все так же сияли мягким светом.

— Я верю тебе.

— И?.. — настаивал он в полнейшем недоумении, которое и отнес за счет еще не выветрившегося действия лекарства. Куда подевался гнев? Нет, все эти чертовы таблетки, из-за них он никак не может сосредоточиться!

— И принимаю твое решение как воздаяние за все несчастья, которые тебе пришлось перенести по нашей вине. Ты не мог найти лучшего способа, — вздохнула она без всякой запальчивости. — Я хотела этот участок приобрести для» Бенкрофт энд компани «, и мне ужасно больно, что он перешел к кому-то другому. Мы не можем позволить себе заплатить тридцать миллионов.

Мэтт в потрясенном неверии уставился на Мередит, но та, спокойно улыбаясь, продолжала:

— Ты отнял у меня то, чего я так страстно добивалась. Ну а теперь не можешь ли ты признать, что взял реванш, счет сравнялся и можно заключить перемирие?

Первым порывом Мэтта было послать ее к черту, но это — чисто эмоциональное побуждение, а когда речь шла о переговорах или торгах, Мэтт давно уже приучился никогда не позволять эмоциям затмевать логику суждений. А логика подсказывала, что цивилизованные отношения взрослых воспитанных людей — именно то, чего он добивался от нее во время двух последних встреч. И теперь Мередит предлагала дружбу, с поразительным тактом признавая его победу. Удивительным тактом. И почти неотразимым. Стоя здесь в ожидании его ответа, Мередит, с длинными волосами, рассыпавшимися по плечам безыскусственными локонами, и руками, засунутыми в карманы джинсов, походила скорее на натворившую что-то старшеклассницу, вызванную в кабинет директора школы, чем на руководителя крупной фирмы. И одновременно она ухитрялась выглядеть как горделивая молодая светская дама — спокойно-величественная, невозмутимо — недосягаемая, маняще — прекрасная.

Глядя на нее сейчас, Мэтт как никогда ясно понимал свою давнюю одержимость ею. Мередит Бенкрофт была квинтэссенцией женщины — изменчивая и непредсказуемая, высокомерная и милая, остроумная и серьезная, надежная и легкомысленная, невыносимо приличная и чинная… бессознательно чувственная и манящая.

И он спросил себя: какой смысл продолжать эту дурацкую войну? Если он заключит с ней мир, каждый без сожалений пойдет своей дорогой. Прошлое нужно было похоронить много лет назад, и теперь настала пора сделать это. Мэтт отомстил, и месть обойдется Мередит в десять миллионов, потому что он в жизни не поверит, будто она не сможет найти такие деньги. Он уже колебался, когда вспомнил, как она принесла ему поднос сегодня утром, и едва снова не засмеялся вслух. В тот момент, когда выражение его лица изменилось, Мередит поняла, что Мэтт готов капитулировать, — плечи ее чуть расслабились, а глаза зажглись надеждой. Слишком уж хорошо она научилась читать его мысли! Именно это заставило Мэтта продолжить ее мучения. Скрестив руки на груди, он объявил:

— Я не принимаю решений, лежа в постели.

Но Мередит не поддалась на удочку.

— Как по-твоему, завтрак может смягчить твою решимость? — осведомилась она с дразнящей улыбкой.

— Сомневаюсь, — ответил он, но улыбка оказалась такой заразительной, что Мэтт против воли ухмыльнулся.

— Я тоже, — пошутила она и протянула руку:

— Мир?

Мэтт кивнул и почти коснулся ее пальцев, но тут Мередит поспешно отняла руку и улыбнулась еще шире:

— Прежде чем ты согласишься, должна предупредить тебя кое о чем.

— О чем именно?

— Я подумываю судиться с тобой из-за хаустонского участка, — полушутя объяснила она. — И не хотела бы, чтобы все мои предыдущие замечания заставили тебя поверить, будто я добровольно примирюсь с потерей. То есть если суд не сможет заставить тебя продать землю по твердой рыночной цене, я не стану испытывать к тебе никаких претензий и смиренно приму поражение. Надеюсь, ты понимаешь, что не стоит путать личные отношения с бизнесом.

Глаза Мэтта сверкнули едва сдерживаемым смехом.

— Остается только восхититься твоей откровенностью и упорством, — почти искренне ответил он. — Однако предлагаю тебе подумать, прежде чем тащить меня в суд. Ты потратишь целое состояние на судебные издержки и все-таки проиграешь.

Мередит понимала, что он скорее всего прав, и потеря участка значила для нее не так много, как сознание того, что она сейчас выиграла гораздо больше, чем простой иск: каким-то образом она смогла вернуть радость жизни этому разочарованному гордому человеку, заставила его забыть о гневе и принять предложение мира. Полная решимости закрепить этот мир и насколько возможно разрядить атмосферу, Мередит шутливо призналась:

— Собственно, я подумывала вчинить тебе иск за ограничение свободы торговли или что-то в этом роде. Каковы мои шансы в этом случае?