Страница 4 из 11
– Он тоже тут?
– А где ж ему быть?
– Если на селе, значит, тоже бухает?
– Нет, он в Москве подрабатывает. Десять дней в столице, двадцать дома.
– Женат, наверное? Дети уже немалые?
– И женат, и сын-пострел растет, только не особо они ладят, но это между нами. Ленка его тоже в столице работала, потом бросила туда ездить. Не знаю, откуда до Гуся слухи дошли, будто жена в Москве мужиков ублажала.
– Ох уж эти слухи.
– Думаешь, брехня?
– Какая разница? Живут вместе, ну и пусть.
– Тоже верно.
– Марина Викторовна как себя чувствует? – спросил Роман о жене Петровича.
– Да теперь вроде ничего. Зимой сильно хворала, думал, не встанет. Обошлось. Спина побаливает, но у кого в нашем-то возрасте все нормально? Это вы молодые – здоровые.
– Еще как! – проговорил Николаев.
Сосед вспомнил о его ранении, поднялся и заявил:
– Ладно, наговоримся еще. Я за дровами.
– Подожди, Петрович, – остановил соседа Роман. – У нас на селе магазин работает?
– Работает. Катька там продавщицей. Повезло, устроилась. Приглянулась хозяину.
– А кто хозяин, местный?
– Нет, мужик из района, на крысеныша похож, депутат какой-то. Арсением зовут, фамилию забыл, да и не нужна она мне.
– Значит, Катерина приглянулась ему? Это хорошо.
– Чего ж хорошего, если у этого депутата-бизнесмена семья в райцентре?
– А может, он влюбился в Катьку? Она на лицо красивая и фигурой удалась.
– Ага, еще как влюбился. Только не в Катьку, а в то, что у нее между… да ты понял.
– Это ее дело. Без мужика-то несладко.
– Да был бы мужик, Рома, а то так, шлепок майонезный.
Николаев улыбнулся:
– Как ты назвал этого Арсения?
– Шлепок майонезный, а что? Кто есть, тем и назвал. Но пошел я, а то трубы горят.
– Так ты недослушал. У меня водки с собой нет. Надо купить.
– А на черта эта паленка нужна? У меня самогон получше любого коньяка будет.
– Тогда захвати, заплачу, а закуску пусть Гусь купит. Возьми деньги. – Николаев протянул соседу пятитысячную купюру.
– Куда столько-то?
– Пусть купит продуктов дня на два. Мне ведь есть что-то надо.
– Ладно.
– Давай, Петрович, а я пока багаж распакую да машину во двор загоню.
– Иномарка твоя, что ли?
– Нет, напрокат взял.
– Хорошо, видать, получал.
– Неплохо.
– У вас, военных, теперь пенсия ого! Побольше, чем зарплата у наших сельских начальников, наверное, будет.
– На жизнь хватит.
– Это если холостой. – Петрович с прищуром посмотрел на прапорщика.
Николаев улыбнулся и ответил:
– Да, не женат я, Петрович.
– Тогда еще и останется. Ладно, все. – Он поднял руки. – Ушел я!
Проводив соседа, Николаев распаковал сумку, разложил вещи, которые взял с собой из московской служебной квартиры. Он обошел дом, двор, забрел в сад. Но дождь не дал Роману пройтись по дорогим местам, знакомым с самого детства.
Вернувшись в дом, Николаев сел на кухне, достал пачку сигарет и закурил. Сможет ли он жить здесь? Вроде все вокруг родное, в то же время чужое. Долго он тут не был, с самых похорон отца. А Екатерина молодец, строго следит за порядком. Надо бы отблагодарить. Деньги она вряд ли возьмет. Подарок? А что именно?.. Дорогие духи? А если они ей не понравятся? Серьги золотые или колечко – не так поймет. Надо с Петровичем, а лучше с Мариной Викторовной посоветоваться. Конечно, она будет отговариваться, мол, ничего не надо, не за подарки или деньги Катька за домом смотрела. Но это поначалу, потом согласится и что-нибудь посоветует.
С улицы послышался скрип и скрежет. Николаев вышел на крыльцо. Оказалось, это Петрович катил тележку, заполненную дровами.
Роман перехватил ручки, сам потащил ее во двор и заявил:
– Чего это она у тебя как старая телега скрипит и колесо восьмеркой ходит?
– Надо бы смазать да гайки подкрутить, но все некогда, Рома.
– Развалится скоро.
– Да и хрен с ней. Ухажер Катькин, депутат, еще в том году новую подогнал.
– Подарил?
– Ага! Такие, как он, ничего не дарят. Подогнал по закупочной цене. Короче, дешево обошлось. А эту пора на свалку.
– Что ж это депутат зажался? Мог бы и так отдать.
– Говорю же, у этого Арсения зимой снега не выпросишь.
– Он нравится Екатерине?
– Да ладно тебе! Только куда ей деваться?
– Что значит куда? Она же не рабыня.
– А где другую работу взять? Нет ее на селе. Если только в Москву податься и передком торговать, как Ленка Гусева.
– Петрович! – повысил голос прапорщик. – Прекрати!
– Да плевать мне на все.
Николаев опрокинул тележку под навес, взял пяток поленьев, вошел в дом через заднюю дверь. За ним шагал Петрович с такой же поклажей. Роман растопил печь. Дом быстро заполнился теплом. Да и на улице пока еще мороза не было.
– Гуся предупредил о приезде? – спросил Роман.
– А как же. Он уже должен из магазина прийти. Чего-то задерживается. Наверное, Катька ему допрос насчет тебя устроила.
– Он же ничего не знает.
– Эх, Рома, бабы есть бабы. Знает или нет – неважно. Если прицепится, то скоро не отвяжешься.
– А самогон?
– У меня не четыре руки. Сейчас тележку оттащу домой, принесу первачка. Маринка в бутылки разливает. Кстати, она тоже собирается зайти, посидеть с тобой.
– Пусть, я только рад буду.
– Нет, я сказал, что ты вечером сам к нам заглянешь. На хрена бабам мешать мужикам? Как раз и Катька с работы вернется, если ее крысеныш-депутат не увезет. Но вроде сегодня его джипа на деревне не было.
– На внедорожнике раскатывает?
– А то! У него же, почитай, в каждой деревне по магазину, кафе на трассе, в райцентре автосервис и еще что-то. Развернулся этот сучонок. При прежней власти его отец председателем райисполкома был. Такой же ворюга. Еще тогда на «Волге» ездил, а она стоила, как все дома на нашей улице. Так-то! Как это в книжках называется? Преемственность поколений?
– Коррупцией это называется.
– Одна хрень. – Петрович выглянул в окно и сообщил: – А вон и Гусь твой шкандыбает. Встречай, я за самогоном.
Друг детства ввалился в дом с шумом и большой сумкой:
– Рома, твою мать! Наконец-то изволил приехать. Дай-ка я обниму тебя, братан.
Николаев указал на сапоги друга, запачканные грязью:
– Ты кирзу сними. Катька тут прибирается, а ты будто специально дерьма поднабрал.
– Без базара.
Гусев сбросил в сенях сапоги, в носках, не надевая тапок, прошел в главную комнату, которую родители Романа по-стариковски называли горницей.
Он обнял друга и заявил:
– Кого-кого, Рома, а тебя я всегда рад видеть.
– На селе наших ребят не осталось?
– Почему? Есть кое-кто. Многие, правда, на заработках обретаются. Я вот тоже на десяток дней уезжаю склады охранять. У каждого своя жизнь. Да и корешился я по-настоящему только с тобой и еще с Шарниром.
– Он на селе?
Шарниром товарищи звали своего друга, Шарнина Александра Сергеевича.
– Нет, Саня в Москве, но не работяга какой. По ментовской линии пошел, сейчас уже майор, на Казанском вокзале в отделе служит. То ли начальником, то ли заместителем. Сюда редко приезжает. У Шарнира семья, двое детей, мать забрал, хата пустая на отшибе стоит. Ну а батя у него, сам знаешь, еще в девяностые утоп в пруду по пьянке.
– Знаю. Значит, Шарнир майор?
– Угу! Недавно получил.
– Откуда знаешь, если он не приезжает в село?
– Так я на работу из района на электричке езжу. Прямиком на Казанский вокзал. Там его частенько вижу. Раньше четыре маленькие звездочки носил, а в последний раз смотрю – на погонах одна большая. Начальник. Но не зазнался. Иногда угощает в кафе, когда с вахты домой еду.
– И много получаешь?
– Двадцать штук. Для села много. Это за десять суток.
– Неплохо, – согласился Николаев.
Об отношениях с супругой Роман друга спрашивать не стал. Неудобно. Захочет, сам расскажет.
Вместо этого он поинтересовался: