Страница 8 из 16
– Что это значит?
Гоу Цюань, который не успел принять боевую стойку и сфокусироваться, задал встречный вопрос:
– В каком смысле?
Такая реакция буквально разъярила Лэ Го. Она схватила его за шиворот и заорала:
– Ты, твою мать, будешь мне еще обувь портить! Да что ты за мужик вообще, если издеваешься над женой!
То, что Лэ Го распустила руки, до крайности возмутило Гоу Цюаня, но, когда он услышал ее обвинения, возмущение его притупилось. До него наконец дошло, что значило ее «что это значит». Внезапное озарение разом восстановило все ужасное, что с ним произошло. Это моментальное, скоротечное прозрение он ощутил на физическом уровне. Гоу Цюань отвернулся. Ему не хотелось смотреть на Лэ Го, на ее выцветшую, разъяренную городскую физиономию, от которой рьяно несло вульгарностью и мелочностью. Гоу Цюань крепко стиснул зубы, ему так хотелось ей врезать. Но он не посмел. Он не хотел развязывать войну, ведь женщины в подобных схватках проявляют недюжинную выносливость, талант и изобретательность. Они создают наимощнейший единый фронт, на пустом месте оперируя такими высокими понятиями, как «сочувствие», «любовь», «права», «обязанности», в результате чего мужчина уже сам готов признать, что он ни на что не годен. Гоу Цюань сдерживал себя, молчал и не двигался. При отсутствии оборонительных действий война перестает быть войной, поэтому, если нет сопротивления, война прекращается. Гоу Цюань закрыл глаза, он предпочел скрыться от нее в своем теле.
– Свинья. Мертвая свинья. Уходи. И не издевайся больше надо мной. Уходи.
Мысли Гоу Цюаня разлетались на все более мелкие кусочки, они витали где-то совсем внизу, в темноте. Только у героя могут быть величественные мысли. Закрыв глаза, Гоу Цюань весьма отчетливо представил, как он сейчас выглядит, и, не произнося слов вслух, про себя отчетливо повторил: «Свинья. Мертвая свинья».
Лэ Го прекратила военные действия. В ночи все снова успокоилось. Атмосфера по ту и эту сторону окна уравновешивалась, протягивая друг другу руки помощи. Дождь разошелся, по стеклам расплывались струи. Внешняя половина ночи была мокрой, а внутренняя – сухой. Слушая шум дождя, Гоу Цюань неожиданно вспомнил о дочери. Натянув шлепки, он отодвинул полог, отгораживающий ее кровать в гостиной. Дочь опустила москитную сетку, которая свисала густыми складками. Гоу Цюань приоткрыл отверстие в сетке, дочь лежала с закрытыми глазами, но спит она или нет, было непонятно. Чтобы определить наверняка, Гоу Цюань тихонько позвал ее, но ответа не последовало. Он повторил попытку, безрезультатно. Гоу Цюань понял, что дочь притворяется. Невозможно добудиться лишь тех, кто не спит, а делает вид. Гоу Цюань пристально уставился на дочку, немая боль готова была вырваться наружу. В несчастных семьях, как правило, растут понимающие дети, их понимание только усугубляет страдания. Надо уходить, чтобы больше никого не мучить и не тиранить, надо уходить.В эту ночь Гоу Цюань не сомкнул глаз. Он непрестанно курил и задымил всю комнату, раз за разом обдумывая свой брак и городскую жизнь. Где он был, этот город? По сей день у Гоу Цюаня оставалось ощущение, что город его еще не принял, его не покидало чувство запасного игрока и искусственно созданных отношений. Их связь была далека от спонтанности, взаимообусловленности и естественности. Город – это своего рода судьба, которая складывается из полного уничтожения и постоянного риска, но ты не чувствуешь за это ответственности, не видишь в этом трагедии, не ощущаешь по этому поводу ничего судьбоносного. Здесь и речи не идет о криках или осуждении, сочувствии или помощи, ты просто пропитываешься сладкой тоской и изобретательным острословием, и, очутившись в окружении городской мозаики, с какой бы громкостью ты не портил воздух, только эхо ты и услышишь. Вот то особое роскошное и бескорыстное подношение, которое город преподносит горожанам.
Гоу Цюань влюбился. Когда он влюбился, то и дни стали светлыми, и сам Гоу Цюань преобразился. Он собирался пустить в городе свои корни, расцвести и принести плоды. Его грандиозный замысел был неотделим от городской девушки. И сейчас наступил как раз тот момент, когда из безбрежных городских просторов вынырнула горожанка. Осознав эту реальность, Гоу Цюань начал светиться изнутри, его переполняло теплое, ласковое сияние. К его губам словно прилипло ощущение близкого поцелуя, отчего губы были приоткрыты. Гоу Цюань неотрывно смотрел на живот Лэ Го, его мечты о городе обрели опору и больше не витали в небесах. Для него, крестьянина, живот Лэ Го был своего рода тем небольшим клочком земли, который он обрел в городе, что он теперь посеет, то и получит.
Однако нельзя было сказать наверняка, рада ли была этой любви сама Лэ Го. Процесс ее вхождения в роль протекал весьма вяло. В ее разговоре, походке, движениях глаз чувствовалась бесконечная лень, и даже поцелуи ее были какими-то неохотными. Поцелует, обнимет пару раз сама, после чего всю инициативу предоставит Гоу Цюаню, который уже действовал по своему усмотрению. Она в такие моменты только закрывала глаза и время от времени сладко вздыхала. Что есть любовь? Она считала, что, испытав однажды это чувство, переживать его повторно нет необходимости. А вот брак заключить стоило, мужчина в жизни нужен. В ее представлении мужчине не пристало быть чересчур хвастливым, скупым или слишком ветреным, ему необходимо иметь чувство долга, ответственность и являться опорой. Гоу Цюань в этом отношении был не хорош и не плох. На жизнь можно смотреть с двух позиций, одна предполагает поиск хороших сторон, а другая – умалчивание плохих. Оба подхода заслуживают внимания, в каждом есть свой резон. Лэ Го не собиралась прилипать к нему навечно, но и разом разрывать отношения в ее планы не входило. Вспомнит – встретится, не вспомнит – ну и ладно. Как выражалась сама Лэ Го, она завела «роман».
Даже в самые радостные дни Гоу Цюань не терял хладнокровия, это качество заложили в него родители, и оно было так же незыблемо, как земля. Он обдумывал ключевой момент, а именно как бы побыстрее уложить Лэ Го в постель. Как говорят в деревне, сначала нужно, чтобы «рис разварился». Город или деревня – это, по сути, одно и то же; пока сажают хлопок, говорят – деревня, а как только появляется торговая площадь – так речь уже ведут о городе, но земля-то остается той же. Сажают на ней что-либо или строят, без разницы, Гоу Цюань хотел лишь стать горожанином. Однако Лэ Го эту заставу на его пути крепко охраняла, не сдавалась. Гоу Цюань неоднократно терпел неудачу, однако уверенность его все крепла. Надежду ему давали отказы Лэ Го. В первый раз она убежала, исчезнув на три дня, на второй раз не убежала, но сказала «нет», зато на третий раз уже сказала «не надо». Гоу Цюань, который раньше учился на факультете китайской филологии, понимал, что между «нет» и «не надо» общего мало, а отличий сколько угодно. Гоу Цюань видел, что дела идут с каждым днем в гору, и он принял решение продвигаться дальше, не останавливаться и не терять времени понапрасну.
«Разваривать рис» лучше всего не в городе, а в деревне. Там – простор, есть где разгуляться. Трудность для Гоу Цюаня состояла в том, что он не знал, под каким предлогом доставить Лэ Го в деревню. Как раз наступила пора каникул, оставаться в городе стало скучно. Гоу Цюань начал во всех красках описывать свою деревню. Он даже сам поразился, как, находясь в городе, он вдруг создал такой поэтический образ захолустья, образ, похожий на сказку, картину, изысканную открытку. При этом нельзя было сказать, что он лгал. В процессе уговоров Гоу Цюань понял, как рождается искусство. Так называемое искусство есть не что иное, как прекрасный предлог, изысканная прелюдия, предшествующая появлению взаимной симпатии между мужчиной и женщиной. Это уже после женитьбы художники превращаются в счетоводов, а когда появляются трудности – в философов.
Летние ночи в деревне и впрямь хороши, их темнота спокойна и проникновенна. Все от мала до велика в деревне Гоу Цюаня знали, что он собрался жениться на горожанке. Лэ Го целыми ватагами преследовали ребятишки, в один голос выкрикивая ее имя. Они от нее не отставали, даже когда она отправлялась по нужде. Громко нараспев они скандировали: «Лэ-Го, Лэ-Го». Имя у Лэ Го было созвучно названию одного очень распространенного в быту ядохимиката. Зачастую на нем изображали символ в виде черепа с перекрещенными костями. В шестидесятые годы одна из теток Гоу Цюаня выпила этот яд, чтобы покончить жизнь самоубийством. И тогда по животу все догадались о ее непристойном поведении, поскольку, когда в кустах обнаружили труп, ее беременность стала очевидной. В шестидесятые лэго часто определял исход деревенских любовных историй, на них – то на одной, то на другой – ставился крест из костей. Много прекрасных девичьих душ выпорхнуло из этих косточек, которые, подобно бабочкам, бесшумно порхали в летней ночи. Гоу Цюань пугнул детвору, запретив сорванцам выкрикивать имя Лэ Го.И вот наступила та ночь, которую так ждал Гоу Цюань. Она безмолвно проявилась из его мечты, просочилась прямо с неба, вся такая нежная и чувственная, остались только светлячки да звезды. Аромат ночи пьянил, то был перемешанный со свежей травой запах солнца. Гоу Цюань повел Лэ Го на сеновал. Усеянное звездами небо было более чем прекрасно. По сравнению с городскими каждая из звездочек, подобно роднику в расселине, лучилась чистотой. Гоу Цюань поцеловал Лэ Го, не в силах сдержать себя, он аккуратно шел дальше по заранее намеченному курсу. Гоу Цюань перемежал свои поцелуи с нежными словами, которые возбуждали так же, как и язык. Лэ Го впервые попала в деревню, все ее органы чувств оказались отрезаны от реальности, в ней пробудилась страсть, подавить которую было невозможно. Поцелуи Лэ Го утратили томность, между тем Гоу Цюань опрокинул ее прямо на сено. Широко раскрыв глаза, Лэ Го увидела над собой полное ярких звезд небо. Словно боясь заметить в них свое отражение, она поскорее закрыла глаза. В этой поэтической атмосфере Гоу Цюань перешел к реализации на практике своих незамысловатых идей. Он полностью раздел ее. Лэ Го не сказала «нет», также не сказала «не надо», ограничившись лишь фразой «что ты делаешь». Гоу Цюань ответил своими действиями. После этого ответа сырой рис наконец-то разварился. Когда Лэ Го после всего села, к ней вернулось ее хладнокровие, мысли прояснились. Она обратилась к самой себе: «Этот дурень все же уложил тебя в постель». Она посмотрела на небо. Оно по-прежнему находилось на своем месте, да и звезды сияли там же, не имея ни малейшего отношения к их недавним необузданным действиям. Лэ Го вдруг подумала, что с настоящего момента ей на самом деле суждено перейти на стадию влюбленности. Раз уж они переспали, то теперь от любви никуда не деться.