Страница 3 из 12
«Симона, не понимаю, чем ты недовольна? Такое чудесное имя! Его, между прочим, твой папочка выбирал, оно ему очень нравилось».
В том, что ее папочке нравилось имя Симона, не было ничего удивительного. Особенно если учесть, что самого папочку, которого Сима ни разу в глаза не видела, звали Диего Маркос. Он был кубинцем и учился с ее мамой на одном курсе в архитектурно-строительном институте. Плодом любви русской девушки и кубинского юноши и явилась Сима, она же Симона. Сразу после родов новоиспеченный папаша расцеловал дочку и невесту и отбыл на остров Свободы, пообещав вернуться за ними через полгода.
Время шло, Сима росла, а от папочки не было никаких вестей. Первый год мама очень страдала, а потом успокоилась, подкинула годовалую дочку бабушке и занялась устройством личной жизни.
Мама была красива, умна, эрудированна. Ее личная жизнь устроилась очень быстро. Нет, мама не вышла замуж, но теперь она больше никогда не оставалась одна. Рядом с ней всегда был какой-нибудь мужчина – красивый, богатый, щедрый.
Когда Симе исполнилось три года, родился Вадик, сводный брат. В Вадике мама души не чаяла. Он был очень похож на нее саму: такой же красивый, светловолосый, голубоглазый.
А Сима? А Сима росла точной копией своего блудного кубинского папаши: смуглая, черноволосая, кудрявая. Только с цветом глаз природа что-то намудрила: они были светло-желтые, почти как у кошки. Может, сказались европейские гены мамы, разбавили горячую южную кровь?
Как бы то ни было, а Сима продолжала жить с бабушкой.
«Симона, ты так похожа на своего отца-негодяя, что, когда я смотрю на тебя, мое сердце обливается кровью. Ты же не хочешь, чтобы твоя мамочка расстраивалась, правда? Вот и умница! Поживи пока с бабушкой».
Так она и жила с бабушкой до прошлого года. А потом бабушка умерла, оставив внучке свою однокомнатную квартиру.
Через месяц после похорон Симу навестила мама. Последний раз они виделись, кажется, два года назад. Выглядела мама, как всегда, великолепно: безупречный макияж, прическа – волосок к волоску, костюм от Шанель, шлейф дорогих духов.
– Детка, прости, что я не была на похоронах. Срочная командировка в Лондон. Сама понимаешь, я не могла отказаться.
Сима не понимала.
Как можно со спокойной душой улететь в какой-то там Лондон, когда твоя родная мама лежит на смертном одре?
– Вот, кстати, это тебе подарок. – Мама поставила на стол маленькую золотистую коробочку. – Это духи. Настоящие, французские.
– Спасибо. Хочешь чаю? – Симе не хотелось даже прикасаться к этим «настоящим французским духам».
– Нет, Симона. Я пью только зеленый чай с китайским жасмином. Очень полезно для цвета кожи. У тебя же нет?
– У меня есть липовый чай.
– Не стоит. Я, собственно говоря, по делу.
Сима насторожилась: раньше маме не было до нее никакого дела.
– Это насчет квартиры, – мама небрежно взмахнула рукой.
– Какой квартиры?
– Да вот этой квартиры. Бабушка ведь оставила ее тебе? Симона, ну почему ты все время молчишь? Я надеюсь, ты согласна с тем, что бабушка поступила несправедливо? В конце концов, кроме тебя, у нее ведь были еще и мы с Вадиком. И мы ее тоже очень любили.
Сима была в корне не согласна. Ни мама, ни Вадик ни разу за последние два года не навестили бабушку, не спросили, как она живет, все ли у нее есть, хватает ли денег на лекарства. Ладно, Вадик – он еще маленький и глупый. Но мама…
– Что ты хочешь? – спросила Сима.
Мама достала из сумочки пачку невиданных тоненьких сигарет и золотую зажигалку.
– Я закурю. Ты не возражаешь, Симона?
– Я не возражаю. Только не называй меня Симоной.
– Хорошо, хорошо. – Мама щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась.
Она была так молода, так красива и изящна, ее мама. И курила она также изящно. Невиданная сигарета с золотистым фильтром выглядела очень эффектно в ее тонких, унизанных кольцами пальцах.
Сима встала из-за стола, распахнула форточку.
– Я подумала, что нам следует квартиру продать, – заговорила наконец мама.
– То есть как продать? – опешила Сима.
Ее мама и сводный брат жили в роскошной четырехкомнатной квартире почти в центре. Зачем им понадобилась ее хрущоба?
– Будет справедливо, если мы разделим деньги, полученные от продажи квартиры поровну: тебе – одна часть и две части – нам. – Мама стряхнула пепел в любимую Симину чашку. – Видишь ли, Вадик поступил на юридический. В связи с этим мои расходы значительно возросли. Мальчик должен соответствовать. Понимаешь?
Сима снова ничего не понимала. Она не понимала, где ей жить после такого «честного» дележа. Она не понимала, чему и каким образом должен соответствовать студент-первокурсник.
– Можно вопрос? – Сима сполоснула свою любимую чашку, поставила перед мамой блюдце. – Когда мы продадим эту квартиру, я буду жить с вами?
– С нами? – Мама поперхнулась дымом. – Детка, есть много разных вариантов, – сказала, откашлявшись.
– Например?
– Например, ты можешь купить комнату в коммуналке или немного доложить и приобрести прекрасную квартиру в новом районе. И, кстати, всю мебель, если хочешь, оставь себе.
– Да что ты говоришь?! – Сима всплеснула руками. – Значит, мебель я могу оставить себе? Какая прелесть! А теперь послушай меня, мама. Во-первых, меня совершенно не прельщает идея переселиться в коммуналку или, того хуже, к черту на рога, чтобы вы могли соответствовать. Во-вторых, я не вижу в твоем предложении ничего справедливого. А в-третьих, завещание составлено таким образом, что до тех пор, пока мне не исполнится двадцать пять, я не имею права продавать эту квартиру. А прописать в нее я могу только своего мужа – когда он появится. Вот так.
В комнате воцарилась гробовая тишина. Наконец мама загасила сигарету и с укором посмотрела на Симу:
– Да, не ожидала я такой черной неблагодарности от твоей бабки. Да и от тебя тоже. Впрочем, от тебя-то как раз всего можно ожидать, учитывая твою дурную наследственность.
– Это ты о своих генах, мамочка? – вежливо поинтересовалась Сима.
Мама встряхнула идеально уложенными локонами и встала из-за стола.
– Думаю, нам не о чем больше говорить, – сказала она тоном оскорбленной королевы. – Духи можешь оставить.
– Премного благодарна!
Когда за мамой захлопнулась дверь, Сима не удержалась и разревелась. Так горько, так безутешно она не плакала с семи лет, с тех самых пор, когда поняла, что мамочка ее не любит, что она никому в этом мире не нужна, кроме бабушки. Тогда, проревев всю ночь напролет, Сима запретила себе страдать и твердо следовала этому запрету. А вот сейчас не удержалась…
Где-то в глубине души она надеялась, что после смерти бабушки мама одумается и они заживут все вместе одной счастливой семьей. А вот как получилось…Сима вытерла слезы рукавом свитера, ополоснула блюдце и уже собралась выбросить духи в мусор, но в самый последний момент передумала. Пусть остаются как напоминание…
– … Сима – какое-то кошачье имя, – вывел ее из задумчивости мужской голос.
Бомж Илья сидел совсем близко и с интересом всматривался в ее лицо.
Сима смутилась.
– Нормальное имя, – прошипела она. – Вот, забирайте. – Отреставрированная куртка упала гостю на колени.
– Спасибо, – сказал он вежливо.
– Не за что. Давайте ужинать, а то уже совсем поздно.
– Как скажете.
Они ужинали в полной тишине. Симин гость ел быстро и с явным удовольствием. А она вяло жевала салат из редиски. Пережитый стресс и грустные воспоминания окончательно убили аппетит.
– Спасибо. Все было очень вкусно. – Бомж Илья отложил вилку и с сожалением посмотрел на свою пустую тарелку.
– На здоровье. Чай будете? – Сима встала из-за стола. – Правда, к чаю могу предложить только сушки.
– Чай буду. Если можно, покрепче.
– Это уж как получится. Вы любите липу?
– Что?
– Чай с липой? – уточнила она.
– Обожаю липу!
– Это хорошо, потому что зеленого чая с китайским жасмином у меня нет.