Страница 9 из 21
В первые дни боев фашистам ценой больших потерь удалось продвинуться немного вперед. Они были, как им казалось, недалеко от цели. После выхода к реке Западная Лица до Мурманска оставалось всего лишь несколько десятков километров.
Трудно было нашим войскам в те июльские дни сорок первого года. Но советские воины держались стойко, дрались до последней возможности, бились за каждую сопку, за каждый камень. В это тяжелое время на помощь армейцам пришли моряки, наша славная морская пехота - «черная смерть», как ее называли фашисты. На самые трудные участки фронта командование посылало отряды моряков. В критические моменты боев в атаку поднимались матросы. Сбросив с себя защитные солдатские гимнастерки и стальные каски, они шли на врага в своих легендарных сине-белых тельняшках и бескозырках с развевающимися на ветру лентами.
Так было под Одессой и Севастополем, под Ленинградом и Сталинградом. Так было и в сопках Заполярья, на подступах к Мурманску.
В ночь на 7 июля командование Северного флота решило высадить морской десант в тыл гитлеровским войскам, подошедшим к Западной Лице. В высадке десанта предстояло участвовать и «Туману».
На мостике сторожевика настороженная походная тишина. Еле слышно плещет вода под форштевнем, да откуда-то из глубины корабля доносится глухой гул работающих машин. Тишину изредка нарушают негромкие вскрики чаек, низко пролетающих над морем.
- Лев Александрович, - нарушил молчание Стрельник, - Мироненко мне вчера опять докладную подал.
- О чем?
Но разговор офицеров прервался. На сторожевом корабле, идущем впереди, был поднят какой-то сигнал. Шестаков, обладавший хорошим зрением, обычно успевал читать сигналы раньше, чем о них докладывали сигнальщики.
- Поворот вправо, - тихо сказал он Стрельнику, и в ту же секунду вахтенный сигнальщик громко доложил:
- На флагмане «покой»[1] до половины!
- Хорошо. Продолжайте наблюдение.
- Есть!
Не опуская глаз с впереди идущего корабля, Шестаков спросил комиссара:
- О чем докладная-то?
- В морской отряд просится.
- Говорил с ним?
- Говорил... «Хочу, говорит, с живыми фашистами лицом к лицу встретиться и собственными руками душить. И не уговаривайте, говорит, товарищ комиссар. До наркома дойду, а своего добьюсь».
- Ну, и что же мы ему ответим?
- Жалко отпускать, Лев Александрович. Хороший артиллерист и хлопец хороший. Общественник. Спортсмен... Жалко. Но отпустить, по-моему, все же придется. Трудно сейчас на суше. Хорошие люди и там нужны. Прут фашисты на Мурманск.
- Согласен, Петр Никитич. Пусть идет, - наклонил голову в знак согласия Шестаков. - Так и ответьте ему.
Впереди, в бледно-серой утренней дымке, далеко вдаваясь в море, маячили черными бесформенными глыбами гранитные скалы полуострова Рыбачьего. Ни одного белого пятнышка. В последние дни июня стояла невиданная для Заполярья жаркая погода - и весь снег согнало подчистую. Обычно он залеживался в расщелинах скал до июля, а в иные годы не стаивал и все лето.
Дул порывистый, не по-июльски холодный норд-ост. Он гнал с океана тучи, похожие на густой дым, в середине темные, почти черные, по краям бледные и жидкие. Моряки Севера знают: это самый верный признак того, что погода скоро совсем испортится и начнется затяжной, с короткими перерывами дождь. Североморцам знакома «кухня погоды». Служба в Арктике многому их научила.
- Как барометр? - поинтересовался Шестаков у вахтенного офицера.
- Падает, - ответил тот. - Быстро падает.
«Недурно, - подумал про себя командир, - нам хорошенький штормик сейчас не помешает».
«Штормик»! За этим ласковым словом стояли многие опасности и трудности. Но в войну шторм нередко бывал другом североморцев, помогая морякам бить врага. В плохую погоду, когда фашисты менее всего ожидали нападения, наши подводные лодки и торпедные катера лихо налетали на вражеские конвои, проникали в базы противника и топили его транспорты и боевые корабли прямо у причалов. И «хорошенький штормик» помогал им в этом.
На флагмане подняли сигнал «люди»[2]. Корабли разворачивались влево. Десант приближался к месту высадки.
- Уже скоро... - негромко произнес Шестаков. - Подходим...
Стрельник передал свой бинокль вахтенному офицеру и подошел к командиру.
- Пройду-ка я на боевые посты, Лев Александрович. У тебя есть какие-нибудь указания? - спросил он.
Шестаков в ответ отрицательно покачал головой, продолжая вглядываться в темноту, скопившуюся у прибрежных скал. Очертания сопок становились все более отчетливыми; уже можно было различать границы лощин и отлогие подъемы гор.
Сойдя с мостика, комиссар направился к комендорам. У носовой пушки находился по готовности номер один орудийный расчет Георгия Бессонова. Старшина молодцевато доложил:
- Орудие к бою готово!
Стрельник оглядел людей, потом подошел к пушке, открыл и закрыл замок, попробовал, как вращаются маховики вертикальной и горизонтальной наводки.
- Внимательно следите за командами, - предупредил он матросов и старшину. - Каждую секунду будьте наготове! Подойдем почти к самому берегу. Если потребуется огонек - дайте так, чтобы фашисты и на том свете вас вспоминали!
Посмотрев на море, Стрельник ткнул рукой в сторону Рыбачьего и взволнованно сказал:
- Трудно сейчас там. Фашисты напролом лезут, не глядят на потери. Торопятся захватить Мурманск, уничтожить наш флот. Всех нас...
- Да, трудно там, - подтвердил Бессонов и умолк.
Наступила тишина. Несмотря на шумные порывы ветра, было хорошо слышно, как мерно, спокойно работают машины, глухо стучат в борта волны и над палубой отчетливо звучат похожие на взлет голубиной стаи короткие всплески корабельного флага, развевающегося на сильном норд-осте.
Комиссар первым нарушил молчание.
- Вы знаете цель нашего похода? Мы спешим на помощь своим боевым товарищам пехотинцам. Мы не пустим врага в Мурманск! - сказал он гневно и твердо. И слова эти прозвучали как призыв, как клятва. - Берег уже рядом, - комиссар взглянул на приближающиеся сопки. - Будьте начеку, матросы!
В машинном отделении комиссар появился в тот самый момент, когда там завязался разговор о письме, которое Александр Косач получил от родителей из Белоруссии.
- Что пишут? - спросил Стрельник.
- Урожай в этом году больно хороший... Только успеют ли убрать. Фашисты здорово лезут. Батька так вот прямо и пишет, - сокрушенно покачал головой матрос и протянул письмо Стрельнику.
- Да, едва ли успеют... - взяв в руки тетрадочный листок, исписанный неровными каракулями, с грустью сказал Стрельник. - Жалко... Наше богатство пропадает, советское. Труд народный... - и, положив руку на плечо Косача, глухо произнес: - Бой скоро, матрос. Дадим фашистам жару!
- Мы что... Наше дело такое - внизу сидим, не стреляем...
- Ход корабля в бою - это тоже вроде главного калибра. От машинистов многое зависит. Особенно сегодня.
- Все будет сделано, товарищ комиссар! На машинистов можете положиться, - отчеканил старшина Александр Смирнов.
- Сохрани, - передал письмо Косачу Стрельник. - Обязательно сохрани, матрос.
Комиссар поспешил на камбуз. «Утро сегодня трудное, и ночь была нелегкой. Устал народ, - думал он, поднимаясь по трапу. - Что там кок на завтрак готовит... Усилить, пожалуй, придется...»
В кубрике, где разместились десантники, в это время шел оживленный разговор.
- С эсминца нас тут пятеро, - говорил широкогрудый моряк своему соседу.
- А мы с подлодки. Двое нас.
Сидящий за столом пожилой черноусый мичман рассказывал двум внимательно слушавшим его молодым морякам:
- Сам об этом в газете читал. Да и те, кто в настоящие переделки попадали, говорили: боятся фашисты грудь с грудью в бою с нашими встречаться. Они известные храбрецы, когда их на одного русского солдата десяток приходится.
1
Сигнальный флаг, обозначающий букву «П» русского алфавита. В данном случае - приготовиться к повороту вправо.
2
Сигнальный флаг, обозначающий букву «Л» русского алфавита. В данном случае - поворот влево.