Страница 5 из 7
Приведем некоторые примеры. Пока Карталиния во главе с царем Константином III ведет удачно борьбу с войсками Узун-Гасана, Георгий I, царь Кахетии, при первом вступлении войск шаха в пределы царства посылает ему богатые дары в знак покорности и отвращает таким образом направленное уже против него оружие. Он отказал поэтому в помощи Константину. Понятное дело, такая политика должна была укрепить его власть в Кахетии.
Вообще благодаря оппортунизму и признанию верховенства шаха Кахетия некоторое время не знала персидских вторжений.
Александр I Кахетинский при усилении шаха Измаила отправил к нему в Ширван сына своего со знаками покорности, тогда как Карталиния боролась с этим шахом.
Леван II (царь Кахетинский) поддерживал карталинского Давида в борьбе с персиянами, но, когда шах Тахмасп разрушил Тифлис, Леван явился к нему в Карабаг; его отпустили с почетом. Это не помешало Левану в союзе с упорным врагом персиян Луарсабом I Карталинским позже воевать в Азербайджане. Однако Леван перешел потом опять на сторону Тахмаспа.
Вот почему, когда Тахмасп совершил новую экспедицию в Самцхе и завоевал Карталинию, покой Кахетии не был нарушен. Во время борьбы Симона с персиянами Леван ухитрился одновременно подарками задабривать шаха, свидетельствуя о своей верности — и посылать помощь Симону.
Вообще Кахетия умела ладить с Персией все XVI столетие[14]. В это самое время Карталиния и ее цари — Константин, Давид, Луарсаб — являются настоящим оплотом веры и независимости.
Какая из этих двух политик была разумнее, сказать трудно. Цари-оппортунисты не раз избавляли страну от нашествий, но ничего не сделали для национального самолюбия и для Христа; цари-крестоносцы не раз накликали беду на свое несчастное отечество, но их любили и память их почитали.
Позже роли меняются. Силы Карталинии были сломлены, и она все более поддавалась персидским влияниям. Уже одновременно с Симоном сидит в Тифлисе ставленник персиян Даудхан. Сын же его, Ростом, в котором мусульманин и персидский вельможа уживались с грузином, открыл самую широкую дорогу и без того всегда сильному в стране персидскому влиянию. А его соперник Теймураз I, сын замученной Аббасом Кетеваны и царь Кахетии, до того цветущей, но тем же Аббасом превращенной в груду развалин, верный традициям православного царства, борется всю жизнь с превозмогающими обстоятельствами и обнаруживает поистине великую силу духа.
Органическое единение Грузии с Персией не могло иметь место хотя бы потому, что сама Персия не была органически целостным государством в европейском смысле, а, скорее, сложным политическим телом, образованным из единиц не административного, а государственного характера (т. е. Staatenstaat немецких публицистов), как бы этот государственный характер составных единиц ни был слабо выражен. Конечно, огромное значение при таком строе играет фактическое соотношение сил шаха и вассалов.
Если имя шаха — Аббас I, то узы единства чувствительно сжимаются, если это шах Гуссейн — картина меняется. Вообще можно сказать, что громкий титул «царь царей» может быть одинаково комплиментом как шаху, так и вассалам, смотря по обстоятельствам, титул этот означает или: из всех царей царь, или же: над царями царь. Такими царями под шахом были одно время грузинские цари.
Правда, неоднократно Грузию просто-напросто завоевывали. Но, во-первых, оккупация никогда не бывала полной (почему — сказано выше). Во-вторых, чтобы удерживать страну в повиновении, брали заложников — преимущественно из царевичей и знати, занимали цитадели гарнизонами, а главное — вверяли страну человеку, на которого полагались. Если бы персияне обладали сами развитым административным механизмом, то, конечно, они могли бы прочнее держаться в Грузии. На деле же им приходилось установлять modus vivendi с побежденными. Договорным соглашением кончилось и страшное разорение Кахетии Аббасом I[15].
Персияне поступали совершенно в духе праворазвития той эпохи и сообразно доступным для них средствам, когда ограничивались привлечением на свою сторону или в случае нужды захватом царя и сильнейших феодалов. Оставляя царю или же (если он находился в Испагане) его заместителям текущие функции суда и отраслей управления, шах снабжал своего избранника (принадлежавшего, стало быть, к местной династии) инвеститурными знаками, осыпал его подарками, возлагал на него поручения. Таким образом, вопрос разрешался очень просто: народ продолжал иметь правителей из национальной исторической династии, но существенным условием занятия престола была шахская инвеститура. В рамках вассальной зависимости от Персии продолжали жить традиции монархии Багратидов, и Персия мирилась с этим, коль скоро ей ничто не угрожало.
А раз зависимость Грузии сказывалась в вассальности ее царей, то, припоминая влияние вообще иранской культуры на грузин и близость царей-вассалов к испаганскому двору, мы не станем удивляться той двойственности в роли грузинских царей, которая так бросается в глаза в течение XVII и начала XVIII века. Они одновременно грузинские Багратиды и первостепенные персидские вельможи, одновременно православные и мусульмане. Даже те, которые, как Ростом, и родились в мусульманстве, не обходят своими щедротами и церквей, как настоящие Багратиды Божией милостью. А в качестве персидских вельмож они играют порой видную роль в Персии, часто занимая первые должности государства. Но сила их в Персии, конечно, основывалась на том, что в качестве царей грузинских они располагали известными ресурсами. И вот, подвизаясь на почве иранской политики, цари и первейшие князья (тоже сильные люди в Персии) постепенно втягивали массу грузин в персидские дела[16]. В таких случаях цари не раз осыпались золотом и бесчисленными подарками со стороны шахов, а доблестное воинство снискивало немалое количество добычи на полях сражений, в которых следовало за своими природными царями и князьями.
И, конечно, это было занятие, весьма подходящее и для царей, и для их воинов; война стала для грузин родной стихией, и, раз нельзя было их оружию найти применение для блага родины, они охотно служили этим оружием и за ее пределами, тем более что с ними всегда были их начальники, и на этом поприще они находили и славу, и деньги, и сильные ощущения. Многие умирали на чужбине, отпадали от христианства, ложились костьми, распинаясь за чуждое дело, но это уж неудобства ремесла.
Так называемая эпоха царей мусульман[17], от 1632 г. до падения Вахтанга (1723), к которой относится все, только что сказанное, представляет, таким образом, некоторое постоянство и определенность в отношениях Персии и Грузии. Объясняется это не чем иным, как большим сближением с Ираном царей и дворянства.
Но, опять-таки, здесь много оттенков и различий. Более прочный modus vivendi установляется в Карталинии, которая живет совершенно в ладах с Персией при царе Ростоме. Этот, во всяком случае выдающийся царь прикладывал к своим грамотам печать с надписью «Ростом, прах ног шаха» и был в постоянных сношениях с иранским правительством, на деле же распоряжался, как безусловный хозяин в Грузии. Он был одним из самых сильных и влиятельных лиц в Персии, советчик шаха Сефи, которому помог занять престол; неудивительно, что персидские гарнизоны в Гори и Тифлисе служили не столько Персии против Грузии, сколько Ростому против его грузинских неприятелей.
В Кахетии же одновременно Теймураз действует как патриот и христианин. А позже ханы, правившие в Кахетии, играли роль настоящих церберов.
Часто рядом с царями-грузинами мы видим персидских чиновников, как бы для контроля; о гарнизонах в крепостях и занятии обсервационных пунктов мы уже говорили. Дань (невольниками, шелком, денежными взносами), несомненно, существовала, также новогодний подарок шаху. Но характер и тяжесть дани, конечно, зависели от положения вещей в данный момент — она могла сбиваться на контрибуцию, могла и возвращаться назад в виде дара сюзерена вассалу. Что же касается количества платежей, регулярности их, а также того, насколько налоги, взимавшиеся под предлогом уплаты дани, служили действительно этому назначению, а не иному, об этом пока трудно высказаться окончательно.
14
По словам Вахуштии, Кахетия была в это время так густо населена, что там трудно было найти диких животных. Александр, царь Кахетинский (в конце XVI в.), страстный охотник, выражал шутливое желание, чтобы Кахетия подверглась разорению при его жизни, так как у него будет тогда в изобилии дичь. Желание это исполнилось при Теймуразе (когда Кахетия опустела), но, прибавляет история, этому некогда было охотиться.
15
«Власть Персии никогда не была так прочна над этой страной, чтобы персидское правительство могло действовать независимо от желаний Грузии». Watson. A history of Persia etc., p. 87.
Разбираемой эпохе посвящена старая хорошая монография Пл. Иосселиани «Грузия под властью царей-мусульман». Множество данных относительно положения Грузии за эти века сообщается в писаниях европейских путешественников, но важнее всего конечно, грузинские хроники, грамоты и такие юридические памятники, как Уложение Вахтанга и особенно т. н. Дастулама (свод правил и инструкций смешанного характера). Многое указано также у Brosset, Introduction et table des matieros.
16
Шах Аббас в видах сближения грузин с Персией, а в частности, чтобы гарантировать себя от их интриг с Турцией, ввел в обыкновение давать имения в Иране царям и князьям. С этого времени грузины играют весьма видную роль на всех поприщах государственной деятельности в Персии.
17
Цари принимали ислам иногда по принуждению, чаще добровольно, как необходимое условие инвеституры. По большей части мусульманство их было чистой формой. Некоторые (напр., Иессей, брат Вахтанга) становились шиитами, а затем в угоду туркам превращались в суннитов. Иногда происходил массовый переход в ислам, но, возвращаясь на родину, грузины обыкновенно снова делались христианами. Сохранилось любопытное известие, что, переходя в мусульманство, грузины выговаривали себе право пить вино.