Вечный человек

— Даже к «тете Доре»? — удивился Симагин. — Это было бы замечательно. Там они получат заслуженный «отдых». Пусть отведают угощений из своей же собственной кухни. Это что, реально?

— Да, можно считать, что сделано.

— Трудновато пришлось? Бикланов глубоко вздохнул:

— Нелегко.

За спиной Кампе сплавить к «тете Доре» целую партию оголтелых гитлеровцев, освободить от них и без того тяжкий Бухенвальд — это свидетельствовало о высоком классе работы товарищей из подпольной «Службы безопасности». Им пришлось немало потрудиться, мобилизовать все свои скрытые связи, нажать на все пружины. Зато и результат неплох.

— Молодцы, ребята! Спасибо! — сдержанно похвалил Симагин.

— Но это, кажется, последний мой «бенефис», — устало сказал Бикланов. — Давайте наконец решать вопрос с назначением постоянного руководителя «Службы безопасности». Я решительно не могу больше совмещать эту обязанность с другими. Мне очень трудно бывать в Большом лагере — следовательно, я не могу как следует проверять подготовку наших ответственных операций. А без этого какой я руководитель. Ведь мы чуть не проморгали «варфоломеевскую ночь».

Симагин согласен: роль «Службы безопасности» возрастает и усложняется с каждым днем. Руководитель службы должен быть освобожден от всяких других обязанностей. Между тем Бикланов был фактическим заместителем Симагина во всей многообразной деятельности «Русского политического центра». Кем заменить Степана? Не первый день Симагин ломал голову над этим вопросом, советовался с другими членами центра. По правде говоря, есть на примете один человек, но, прежде чем решать что-либо, надо посоветоваться с Назимовым.

— Ладно, обещаю тебе решить вопрос на этой же неделе, — твердо сказал Симагин. — В данную минуту меня тревожит кое-что другое.

— Что именно?

— Связной Ефимов доложил мне, что на Густлов-верке получен срочный заказ на изготовление нового оружия. Как бы сорвать этот заказ? Ну хотя бы на время… На крайний случай, пусть наши лагерники не участвуют в выполнении заказа.

Вдвоем им ничего не удалось придумать. Этим же вечером созвали всех членов центра. Было высказано много предложений. Наконец кто-то сказал: гитлеровцы очень боятся эпидемий. Если объявить, что у нас в лагере тиф?..

Симагин сразу ухватился за предложение. «Тиф» — это отдых узникам от всякого рода внелагерных работ, следовательно, более широкая возможность для боевой учебы. Оставалось практически осуществить идею.

Посоветовались с «Интернациональным центром». Там одобрили смелое предложение русских, согласились осуществить его. Лагерные врачи — члены подпольной организации — впрыснули нескольким больным «зеленым» какой-то безвредный состав, от которого тела их покрылись красной сыпью. Больных показали старшему врачу-эсэсовцу. Тот встревожился, однако отказался подписать рапорт коменданту лагеря о подозрении на тиф. Но вскоре после этого о неприятных заболеваниях в Бухенвальде каким-то образом узнали руководители Густлов-верке. Они всполошились. Ведь если зараза проникнет на завод, пострадают и вольнонаемные, придется остановить предприятие. Администрация завода категорически потребовала от коменданта, чтобы он объявил карантин в лагере.

После этого эсэсовский главврач, чтобы снять с себя ответственность, подал рапорт о случаях подозрительной сыпи.

Теперь «Русский политический центр» чувствовал себя несколько свободней. «Эпидемия» хоть и стесняла передвижения внутри лагеря, зато предоставляла больше возможностей для всей подпольной деятельности, так как внимание лагерной администрации было устремлено на пресечение «заболеваний».

Симагин не теряя времени вызвал Назимова. Баки, как всегда, явился точно в назначенное время. Он был оживлен, на щеках даже румянец выступил. Симагин не преминул заметить, что наступившая весна, должно быть, пробудила в командире «Деревянной» бригады новые силы.

— А как же! — согласился Баки. — Уже конец апреля. Сейчас и в моих родных краях природа просыпается от долгого зимнего сна. Небось на полях гудят трактора, прокладывают первые черные борозды. А здесь весна полностью вступила в свои права. Деревья оделись зеленой листвой, вовсю щебечут птицы, на земле — поросль молодой травы…

Но Симагин отнюдь не был склонен предаваться поэзии.

— Слушайте, — прервал он Назимова, — лучше расскажите-ка мне, что вы думаете о Николае Кимове.

Назимов насторожился. Непонятно, зачем Симагину понадобилась дополнительная характеристика — Кимова? Неужели опять что-нибудь стряслось?

— Ничего плохого о Кимове сказать не могу, — ответил Баки первое, что пришло в голову.

— Ну а хорошее? — чуть улыбнулся Симагин.

— Хорошее — пожалуйста. О хорошем и говорить приятно. — Назимов подробно рассказал о том, как Кимов формировал батальон, умело соблюдая жесткие правила конспирации.

Симагин внимательно слушал, в глазах его не появлялось ни одной теплой искорки, по которой можно было бы судить о его отношении к похвалам Назимова. Вдруг он перебил:

— Ведь Кимов — политработник? Не трудно ли ему будет командовать батальоном?

— Эта мысль и мне приходила в голову, — признался Назимов. — Но в наших условиях приходится учитывать и другие качества человека. Кимов не только отличный конспиратор, у него есть способности смелого, изобретательного разведчика. — В подтверждение своих слов Назимов привел ряд убедительных фактов.

И тут-то холодные серые глаза Симагина заметно потеплели, а на губах заиграла улыбка.

Назимов все еще не понимал этой перемены в настроении руководителя центра.

— Борис, мы, пожалуй, заберем от вас Кимова, — вдруг объявил Симагин. — Думаем использовать его на другой работе.

— Как?! — удивился и встревожился Назимов. — Забирать командира в разгар боевой подготовки? Я категорически против этого!

— Да ведь я и не ожидал от вас другого ответа, — признался Симагин. — Потому что я на вашем месте держался бы точно так же. Но интересы организации требуют от нас широты взглядов. Человека, способного командовать батальоном, мы сможем найти. А вот поручить кому-то, кроме Кимова, некоторые обязанности невозможно.

Назимов все еще колебался:

— Очень трудно будет ввести в курс дела нового командира. Кимова знают люди, ему верят.

— Это в наших силах убедить людей, чтобы поверили новому командиру. Вы лучше бы спросили, куда мы забираем Кимова.

— Надеюсь, сами скажете, если можно.

— «Если можно»… Хитрец вы, Борис… Ладно. Мы хотели бы назначить его начальником «Службы безопасности». Как видите, работа особой важности. Справится?

— Думаю, да… А кого вы рекомендуете на место Кимова?

— Подполковника Харитонова. В лагере он недавно. На фронте был боевым, отважным командиром. Вас познакомят с ним.

Напоследок Симагин сообщил, что с завтрашнего дня комендант вводит в лагере карантин сроком на две недели. Следовательно, все внешние работы на это время прекратятся, да и эсэсовцы не будут показываться в лагере.

— Вам, Борис, надо воспользоваться случаем, шире развернуть боевую учебу.

— Это обязательно! — оживился Назимов. — Пусть новый начальник лагеря примет от нас подарочек.

— Еще раз — не забывайте о бдительности! — напутствовал Симагин. — Беспечным никакой карантин не поможет.

Командир «Каменной» бригады

Кроме нескончаемых повседневных тягостей лагерной жизни Смердова еще больше мучили угрызения совести. Насколько глубокими и острыми бывают терзания совести у честного человека, далекого от мелочного самолюбия, сознающего свою тяжкую вину перед товарищами, — об этом может судить только тот, кто сам испытал нечто подобное. Иван Иванович всей душой раскаивался в своей оплошности. Он простить не мог себе того, что, будучи испытанным командиром, прошедшим долголетнюю школу Советской Армии, умеющим в общем-то хранить воинскую тайну, — вдруг допустил мальчишескую опрометчивость. Хорошо еще, что Смердов так и не узнал о доносе Поцелуйкина, от него скрыли этот факт. И хорошо сделали. Кто знает, каким судом судил бы себя старый подполковник. Возможно, он не вынес бы тяжкого испытания.