Страница 17 из 30
— Где они? — Дункан пружинисто вскочил на ноги.
Куда девалась усталость, где горе, где недавнее желание смерти?! Нет ничего этого. Будто не было никогда!
— Что же ты медлишь, Учитель?! В путь!
— В путь…
Говорили в старину: люди имеют право на месть. Но Тот, Кто Стоит Над Людьми, сказал: «Отмщение — мне!». И это — высшая правда…
19
…Вот так и было все. Наверное…
Наверное — потому что память Дункана не сохранила событий того вечера. Вернее, сохранила, но — избирательно.
Помнил он, как уходили они вдвоем из деревни. Помнил, как осматривал чужой тартан, жадно выискивая знакомый узор.
А между этими двумя вехами — пустота…
Не было попытки осесть на Священной Земле. Не было рун, вырезанных на камне. Вообще не было. Даже сами воспоминания о камне исчезли — а ведь им был не год и не два.
И уж, конечно, не было тех картинок, которые показывал ему Конан — из его и из своей жизни…
Рана памяти затянулась, как затягивается любая рана. Затянулась, оставив рубец.
Рубцом этим и были сохранившиеся воспоминания Дункана. Только о фактах — да и то не обо всех, — но уж никак не об их эмоциональной окраске…
…Когда миллионы лет меняют местами низменность и возвышенность, — горный хребет уходит под воду, лишь только оконечности вершин высочайших пиков продолжают торчать над поверхностью моря.
Но это уже не горы, а острова…
По ним, по этим островам, можно проследить направление исчезнувшего хребта. Но не его неприступность.
Поди разбери сквозь водяную толщу, где был удобный перевал, по которому шли отары овец, и сопровождающие их всадники даже не трудились оставить седло, чтобы брести в гору, держась за хвост лошади.
Может быть, не такой перевал был на этом месте, а наоборот — пропасть с почти отвесными стенами, непреодолимая даже для самых опытных горцев…
И думал Учитель, глядя на лицо своего ученика, вновь обретшее спокойствие: видно, не только на теле Первая Рана оставляет свой след.
Для души — тоже существует нечто вроде Первой Раны… Правда, не всегда она по времени совпадает с раной телесной — но что из того…
Только бы не изуродовал душу шрам, как уродует он иногда тело…
— Знаешь?
— Нет…
Каждый в Шотландии разбирается в волшебном переплетении нитей, образующем клановый узор. Но есть такие, кто сделал это занятие основным содержанием своей жизни.
Подобно тому, как всякий рыцарь разбирается в языке гербов, — но наряду с этим есть и Мастера Геральдики. Именно к их услугам прибегают, когда надо разоблачить самозванца или установить степень родства.
И знатоки «науки тартана» — тоже Мастера…
Не меньшим почетом и уважением окружаются они, чем Мастера Волынки или даже Мастера Клинка. Потому что не менее значимой представляется их работа.
Почему? По многим причинам…
В обществе, где столь важную роль играет клан, — прерогативы клана не менее важны.
Мастера Тартана помогают установить кровное родство — или свершить кровную месть. Или заключить свадьбу. Или определить главного наследника из нескольких претендентов.
Иногда после консультации с ними разгорается война. Иногда — война затухает.
Не одного и не двух мастеров обошли Конан с Дунканом. Вернее, Дункан с Конаном.
И каждому из них задавали вопрос:
— Знаешь?
И каждый, внимательно осмотрев плед и юбку-килт, снятые с убитого, отвечал:
— Нет…
Конечно, не все так просто было. С ходу к мастеру не явишься, с порога вопрос не задашь… Во всяком случае, к настоящему Мастеру. А ненастоящий…
Зачем он нужен, ненастоящий?
И приходилось участвовать в застольях, пить, не пьянея, эль, виски и красное вино. Пить — и похваливать, даже если вкус этого пойла выворачивал наизнанку.
Потому что изготовлялось оно по клановым рецептам. А к клану Мастера нельзя проявить неуважение…
Иногда приходилось и иные услуги оказывать клану Мастера. Или семье Мастера. Или даже — ему самому (но это — реже всего).
Услуги…
Самыми разными они бывали. От неведомой ранее горцам песни или метко сказанного слова, которое будут вспоминать, смакуя, несколько поколений клана, — до столь же меткого удара клинка, направленного на одного из тех, кого клан или сам Мастер считает своим врагом.
Или — лихого налета на вражеские земли. С поджогом замков, угоном стад…
Или…
Многими способами можно отплатить Мастеру за то, чтобы проявил он свое искусство. Лишь одним нельзя отплатить.
Нельзя — деньгами…
Не примет Мастер Тартана ни золото, ни серебро. Впрочем, как и любой другой из Мастеров…
Посмей предложить плату — бросит монеты в лицо. И окончится на этом весь разговор. Навсегда.
Поэтому много времени, много сил и труда уходит каждый раз на то, чтобы задать вопрос:
— Знаешь?
И получить ответ:
— Нет!
Говорили в старину: упорство важнее силы, важнее страсти, важнее отваги…
20
К счастью, — и сил, и тем более времени достаточно у бессмертных.
Однако, если они вершат свои дела в обыденном миру, — надлежит им примеряться к законам этого мира. Мир же сей — не вечен есть!
Нельзя до бесконечности откладывать месть. Иначе и мстить будет некому…
И вновь думал Конан, поглядывая на своего ученика: ученик ли он ему теперь? Не слишком ли дорогой ценой удалось пробудить в нем интерес к жизни?
Нельзя жить только желанием мести. Никак нельзя. Не жизнь это…
А если Путь не является жизнью — пускай даже смертью он тоже не является, — каждый, кто идет по этому Пути, рано или поздно становится носителем темной Силы.
И скорее рано, чем поздно…
Что ж, с этим, по крайней мере, можно бороться. Во всяком случае — можно попробовать…
Одного нельзя Учителю: бросить своего ученика. Потому что он все-таки всегда остается учеником.
Даже если он сам этого не осознает. Даже если не просто не осознает, а впрямую отказывается от соединяющих их уз…
Более того: и тогда нельзя, когда Учитель сам рад бы от этих уз отказаться…
Но не рвутся в этом мире такие узы…
Вот отчего всегда в ответе Учитель за ученика. И ученик за Учителя — тоже.
Трижды уже жухла трава, облетали листья, и склоны холмов покрывались белым пушистым одеялом. Ни разу за это время не ночевали Конан и Дункан под одной крышей два раза.
Конечно, за исключением тех случаев, когда приходилось им надолго задерживаться в ожидании, когда можно будет просить совета у очередного знатока старинных узоров…
Но ни разу на вопрос «Знаешь?» они не услышали «Да!».
Наконец, когда наступила четвертая осень, задан был этот вопрос последнему из хайлендских Мастеров Тартана.
И он тоже ответил:
— Нет!
И опустились при этом известии плечи одного из Мак-Лаудов: оборвалась последняя нить. Напрасны были их поиски!
А другой Мак-Лауд глубоко вздохнул, и во вздохе этом облегчение смешалось с тревогой.
Облегчение — потому что теперь можно будет свернуть с выбранной его учеником дороги, которая — в том не было сомнений у Конана — была дорогой ложной. Тревога же…
Тревожило: удастся ли заставить Дункана свернуть? Не слишком ли свыкся он с этой дорогой?
А если и удастся — то как поставить его на Путь? Трудное это дело… Рамирес сумел сделать это с Конаном быстро — даже не за годы, а за месяцы. Но это — Рамирес. И это — с Конаном…
В сущности, то, что происходило между ними, не долго оставалось односторонним обучением. Очень скоро Конан стал помогать Рамиресу в познании Силы с тем же мастерством, с каким Рамирес помогал ему.
Конан в свое время — в той, прошлой жизни — тоже сумел быстрее поставить Дункана на Путь.
Вот именно — в прошлой жизни… Тогда куда более страшный рубец остался на теле Дункана. Душа же его — рубцов не имела…
Поэтому, хотя не в силах был Дункан помочь Конану, — но и не мешал, по крайней мере…
Конечно, Путь идет сквозь нас, — поэтому не можем мы не идти по Пути, даже если искренне заблуждаемся на этот счет.