Страница 193 из 198
И хотя ничего подозрительного ему не раскрылось через их стояние над выемкой, он не расстроился: в его душе продолжалось ликование. Да, кабы не перемена системы, было бы скучно жить. Эти двое не подчинялись ему: с Кладовщиком он был на равных, Химик же парил в небесных сферах директората. И вот теперь оба, почитай, рабы перед его положением. Попробуй они не повиноваться ему - он сотворит с ними такое, что им и в дурном сне не привиделось. Да, жизнь нынче - прямо воздушная гимнастика. Я качаюсь под куполом, а они лежат на манеже мордой в опилки.
Дыра между тем неумолимо расширялась...
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Лютая зима сорок третьего года. Подросток трудится на металлургическом заводе. Ночью и днем текут из домен раскаленные ручьи; застыв, они обратятся в танки, пушки, снаряды. И Курская дуга, и битва за Днепр, и битва за Берлин - ой как далеко.
Ночью подростку снится: бежит он в метельной замяти по заводской площади. Вдруг мимо него в воздухе проплываетхудой старик - седовласый, седобородый, в сияющем белом одеянии. "Кто это?" - испуганно спрашивает мальчишка. И слышит в ответ, перекатываемое вьюгой: "Бог". Тут на снегу проявляются кроваво-красные письмена: "9 мая 1945 года". Мальчишка опять спрашивает: "Что это?" - и слышит стариковы слова: "В сей день, месяц и год завершится война".
Утром в цехе подросток расскажет свой сон сверстнику, и они запишут неведомую дату в тетрадку. А через два с лишним года, 9 мая, откроют тетрадь и убедятся, что божественное пророчество не исчезло с пожелтевших страниц.
Пройдут десятилетия. Тот, кому выпал с небес сон о Боге, станет знаменитым прозаиком, чье имя можно найти в любом энциклопедическом словаре. Его книга "Юность в Железнодольске", "Макушка лета", "Котел", "Голубиная охота" будут многажды переизданы. В них он поведает правду о себе и своем поколении - без выдумок и прикрас. Но настанет срок - и семечко магического сна о Боге прорастет - фантастическими романами "Похитители солнца" и "Сам". Это фантасмагории, которые принято называть антиутопиями. Представьте: глубоко под Москвою существует цивилизация, о ней никто не ведает. Кучка купающихся в роскоши правителей во главе с полубезумцем тираном держит в рабской покорности всех остальных. В ходу приемчики для устрашения непокорных, по сравнению с коими расстрел собственного парламента или бомбардировка собственных городов кажутся детским лепетом. Стоит ли удивляться, что автор таких обидных для властей сочинений, даже будучи знаменитым, год за годом обивал пороги издательств, пытаясь обнародовать фантастические произведения. Себя он утешал тем, что "Час Быка" Ивана Ефремова томился под партийным запретом полтора десятилетия...
Антиутопии Николая Павловича Воронова, моего старшего друга и наставника, все же появились на свет Божий, нашли дорогу к читателям. Роман "Побег в Индию" на выходе. Историю про диковинный сон на Магнитке он недавно тоже опубликовал... и послал Борису Денисову, тому самому дружку, с кем записывал виденье в тетрадь. А рассказ "Бочка" Воронов сочинил специально для "Техники-молодежи". Как знак уважения за то, что тридцать лет назад именно наш журнал напечатал антиутопию "Час Быка" великого ученого, философа, провидца, чье 90-летие справлялось в этом году.
Между прочим, тогда ее журнальный вариант готовил ваш покорный слуга.
Юрий М. МЕДВЕДЕВ
(c) ТЕХНИКА - МОЛОДЕЖИ N 12/9 7
Джеймс Баллард "Здесь было море" (КЛФ)
И опять его разбудил ночной шум наступающего моря - смутный, глухой рык передовых валов, кидающихся в ближние переулки, чтобы, жадно облизав их, медленно откатиться назад. Выбежав наружу, в лунный свет, Мейсон увидел белые остовы соседних домов, склепами торчащие посреди чисто промытых асфальтированных дворов, а за ними - ярдах в двухстах - вольное бурление вод на мостовой. У штакетника заборов волны вскипали пеной и брызгами, наполняя воздух водяной пылью и резким, терпким, пьянящим запахом йода и соли - запахом моря.
А дальше был открытый простор, где длинные валы перекатывались через кровли затонувших домов и несколько печных труб мелькали в белизне гребней. Холодная пена ужалила босые ноги Мейсона, и он, отпрянув, оглянулся на дом, в котором безмятежно спала его жена. Каждую ночь море -змеиношипящая гильотина - подползало к их пристанищу все ближе и ближе, методично отвоевывая у суши по нескольку пядей ухоженной лужайки.
Около получаса Мейсон зачарованно следил, как танцующие волны люминесцируют над городскими крышами, отбрасывая слабо светящийся нимб на темные тучи, летящие по ветру. Взглянув на руки, он заметил, что они тоже источают тусклое восковое сияние.
Наконец пучина пошла на попятную. Глубокий, наполненный внутренним светом водоворот покатился вниз, открывая лунному оку таинство пустынных улиц, окаймленных молчаливыми рядами домов. Вздрогнув, Мейсон пустился вдогонку пузырящемуся потоку, но море ускользало, то прячась за углом какого-то дома, то утекая в щели под дверями гаражей. К концу улицы спринтерский бег потерял всякий смысл... ибо небесный отблеск, мелькнув за церковным шпилем, окончательно угас. Измученный Мейсон вернулся в постель, и звук умирающих волн до утра наполнял его сердце.
- Знаешь, я снова видел море, - сказал он жене за завтраком.
- До ближайшего не меньше тысячи миль, Ричард, - спокойно проговорила Мириам. Она внимательно разглядывала мужа, поглаживая длинными, бледными пальцами иссиня-черный завиток волос. - Выйди на улицу и убедись. Здесь нет никакого моря.
- И тем не менее, дорогая, я ВИДЕЛ его.
- Но, Ричард!..
Встав, Мейсон с неуклюжей торжественностью протянул к ней руки.
- Мириам, брызги были на моих ладонях, волны разбивались прямо у моих ног. Таких снов не бывает.
- И тем не менее, дорогой, такое могло случиться только во сне.
Мириам, с ее длинными локонами цвета воронова крыла и нежным овалом лица, в алом пеньюаре, не скрывающем гордой линии шеи и прозрачной белизны груди, как никогда, напомнила Мейсону застывшую в традиционной позе даму с портрета эпохи прерафаэлитов.
- Ричард, тебе необходимо показаться доктору Клифтону.Это начинает меня тревожить.
Он улыбнулся, глядя в окно на коньки крыш дальних домов, выступающие над кронами деревьев.
- Право, не стоит беспокоиться. На самом деле асе очень просто. Я слышу шум моря и выхожу поглядеть, как лунный свет играет на волнах, а затем благонравно возвращаюсь в постель. - Тень утомления скользнула по его лицу; Мейсон, высокий, привлекательный мужчина, был от природы хрупкого сложения, и к тому же не вполне оправился от серьезного недуга, из-за которого полгода провел дома в постели. - Но что действительно любопытно, - медленно продолжил он, - так это потрясающая люминесценция... Готов поклясться, содержание солей в морской воде гораздо выше нормы.
- Но, Ричард... - Мириам беспомощно огляделась, потрясенная ученым хладнокровием супруга. - Моря нет, оно только в твоей голове! Его никто не видит и не слышит. Мейсон задумчиво кивнул.
- Да, возможно. Возможно, что пока никто. Кушетка - одр долгой болезни - по-прежнему стояла в углу кабинета, рядом с книжным шкафом. Присев, он привычно протянул руку и снял с полки гладкую на ощупь, массивную окаменелость - раковину какого-то вымершего на заре мира моллюска. Зимой, когда Мейсону не позволяли вставать с постели, этот витой - подобно трубе Тритона - конус стал для него источником нескончаемых наслаждений - рождая цепочки прихотливых ассоциаций, уводящих то в моря античности, то к сокровищам затонувших кораблей... Бездонный рог изобилия, полный красок и звуков! Бережно взвесив на ладони редкий дар природы - изысканно-двусмысленный, как мраморный обломок античной богини, найденный ненароком в русле высохшего ручья, - Мейсон ощутил его капсулой времени, концентратом сущности иной вселенной... и почти поверил, что сам выпустил из него ночное море, нажав по неведению на тайный завиток.