Страница 10 из 15
— Что бы вы сказали представителю другой цивилизации, будучи первым человеком, установившим с ним контакт!
«Возвращайтесь! Немедленно, пока люди еще не узнали о вашем существовании!»
Поскольку вопрос задали лично мне, значит, речь идет о встрече сегодня. А такая встреча может произойти только на Земле, только «они» могут нас посетить.
Сознаюсь, в первое мгновенье у меня спонтанно возникла мысль попросить инопланетянина о помощи. Помочь нам, грешным, покончить с несправедливостью и злом, передать нам свои знания, познакомить со своей техникой, создать на Земле совершенное, бесклассовое, бесконфликтное общество.
Но меня остановила гордость. И еще — время, в которое я живу.
Гордость, что я принадлежу к славному роду гомо сапиенс, поднявшегося на вершину пирамиды земных существ с такими усилиями и муками, с такой волей, с такими надеждами. За моей спиной все ожесточение естественного отбора, все страдания в том горниле, где за миллионы лет выковался человек, все муки нашей земной истории. Доселе мы управлялись со всеми трудностями Сами. Так неужто последний шаг не сможем сделать без чужих костылей?
Остановило бы меня, как я уже сказал, время. Во времена античности, во времена бунта рабов я воззвал бы к звездным спасителям. Не постеснялся бы попросить их помощи и в средневековье, даже в прошлом веке. Но не сегодня. Сегодня мы уже знаем, что и сами справимся.
Вот почему я бы сказал нежданным гостям: «Возвращайтесь, братья!»
Но перед самым прощанием еще добавил бы: «И прилетайте на Землю вновь! Когда по всей планете восторжествует коммунизм. Только тогда человечество будет вам социально равноценно. Созреет Для контакта с вами Сможет не только взять, но и дать».
Святослав Минков
ДЖЕНТЛЬМЕН, ПРИЕХАВШИЙ ИЗ АМЕРИКИ
Рассказ «Джентльмен, приехавший из Америки» принадлежит перу классика болгарской литературы Святослава Минкова (1902–1966 гг.). Рассказ был впервые опубликован в 1932 году.
Что же заставило писателя-реалиста обратиться к жанру фантастики?
Вспомним, что в ту пору (как, впрочем, и теперь) в Западной Европе усиленно насаждался миф об «американском индустриальном рае». Отголоски этого мифа докатывались и до Болгарии — в ту пору отсталой сельскохозяйственной страны. Болгарские дельцы были, понятно, не прочь вдохнуть аромат американских стандартизированных благ. Святослав Минков чутьем большого художника безошибочно обнаружил эту тенденцию и зло ее высмеял.
Читатель, несомненно, заметит, как сильно перекликается произведение Минкова с «Записками сумасшедшего» гениального Гоголя. И там и здесь главный герой сходит с ума, описывая при этом свое душевное состояние. Однако между скромным чиновником департамента Поприщиным и героем Минкова есть принципиальная разница. Последний, вообразивший себя джентльменом, прибывшим из Америки, неизмеримо опаснее. Он угрожает всей планете, он намерен подмять земную цивилизацию под железную пяту мирового капитала.
О том, насколько серьезной оказалась проблема, поставленная Святославом Минковым, свидетельствуют почти полвека, прошедшие со времени написания рассказа. Человечество никогда не забудет «благодеяний», которые принес и все еще приносит миру империализм. Оно не забудет ни ужасов Хиросимы и Нагасаки, ни трагедии Чили, ни безмерных страданий народа Палестины.
Святослав Минков, наблюдавший зарождение фашизма в Германии, одним из первых подметил «родство душ» между воинствующим империализмом и фашизмом и ударил в набатный колокол. Мы предлагаем вниманию читателей сокращенный перевод рассказа.
Несколько месяцев тому назад почтальон вручил мне письмецо нз Америки. Вослед за моим именем в сопровождении титула «мистер» значился мой неизменный адрес, а наверху, в опасной близости от края конверта, усмехался узкий лик Авраама Линкольна, обосновавшегося на синей марке достоинством в пятнадцать центов.
Довольно легко представить мое изумление. Письмо из Америки! Да я сроду не имел никаких связей с этой державой.
От кого же, думаете, пришло письмо? Ах, какой смысл спрашивать? Как будто читатель может догадаться, что у меня в Америке обитает тетка, которая по странной прихоти судьбы решила дать о себе знать после долгих лет молчания… Впрочем, должен сознаться — я и сам начисто позабыл о ее существовании. Во времена былые, на именинах у сородичей, когда шоколадные конфеты были еще не в моде и гости закапывали одежду вишневым вареньем, об этой симпатичной даме пересудов велось предостаточно. В те времена один из моих дядей, по профессии нотариус, отирая усы платком внушительных размеров и размышляя о природе человеческого счастья, неизменно ставил в пример мою американскую тетку. Она отправилась в Загреб учиться на провизоршу и там познакомилась с одним миллионером из Нью-Джерси. Поначалу то было обычное невинное знакомство: добрый день — добрый день. Однако мало-помалу между ними начали завязываться более близкие отношения. Американец, как живописал мой дядя, попался на крючок, хотя тетка тоже не осталась равнодушной к его чувствам. Премудрость провизорскую она оставила в покое и начала, как говорится, заглядывать ему в рот. Он скажет словечко, а она уже: ха, ха, ха. В конце концов знакомство обернулось женитьбой. Обвенчавшись, они отправились в Америку, где и обрели счастье.
Вы, несомненно, видели сушеные сливы, нанизанные на шнурок. Точно так выглядели крохотные черные буквы — они были основательно притиснуты друг к дружке на желтоватой бумаге письма. О тихий отчий дом с просторными затененными комнатами, где по стенам мерцали сонные зеркала и торжествовали картины, живописующие свирепые сцены охоты, с невинно усмехающимися охотниками в лапах разъяренных медведей. О светлячки, что плавали подобием зеленых искр в сумраке летних вечеров! О старый сад, где сквозь высокие травы проглядывали на клумбах огненные настурции.
«Быть может, ты удивишься, что я к тебе обращаюсь, однако поверь, тут нет ничего странного. Сейчас ты узнаешь причину, которая заставила меня вспомнить о тебе и объявиться после столь долгого молчания. Представь себе, миленький, иду я нынче утром по длиннющей банковской улице Уолл-стрит и вдруг вижу: стоит на тротуаре златоволосый мальчонка лет пяти-шести и плачет. Подхожу я к нему, спрашиваю, что случилось. А он смотрит на меня так жалостливо, глазенки помутнели от слез, и показывает мне в розовой ладошке сломанного оловянного солдатика. Веришь ли, в этот самый миг предо мною зримо восстал твой образ, когда ты был дитятей и точно так же стоял однажды и оплакивал сломанного воскового клоуна с бубенчиками на шапке, того самого клоуна, что я подарила тебе ко дню рождения. Да, то далекое воспоминание выплыло из бездны времен, дабы озарить сердце мое призрачными лучами тех сказочных лет. Весь день я вспоминала тебя с таким невыразимым умиленьем, что вечером мне понадобилось проглотить несколько порций консервированного гималайского воздуха, а заодно и водрузить на сердце холодильный конус против сильных ощущений.
Теперь вот пишу тебе письмо с целью сообщить, что хочу сделать тебе скромный подарок. Времена восковых клоунов с бубенчиками на шапке отошли безвозвратно, но зато ты получишь некоего взаправдашнего джентльмена из железа.
Целую тебя».
Он прибыл именно так, как и должны прибывать машины. Хорошо упакованный в длинном деревянном ящике с неизбежными надписями на крышке: «Внимание! Не кантовать!»