Путешествие «Лунной тени»

– Перерыв! – рявкнул тот, кто постоянно следил за режимом времени.

Синеватые клубы эфира окутывали лица и руки экзаменаторов, проводивших экстренное совещание. Наконец главный экзаменатор объявил результаты писцу.

– Красный превзошел белого, связав его энергетическими потоками. Красный использовал уловку. Красный пожертвовал прямым контактом и воспользовался силой, чтобы добиться превосходства. Красный выиграл в пределах отпущенного на испытание времени. Красный получил чистое преимущество в силовом балансе. Белый превосходил его силой слов. Красный одержал верх в умении контролировать слова.

Ивендель встала и дала знак опустить лестницу:

– Схватка окончена.

Оба участника состязания оказались способны самостоятельно выбраться наверх и пройти в аудиторию, расположенную позади мест, на которых сидели судьи и остальные преподаватели. Студенты стояли в отдалении, по краям. Первым судьи вызвали противника Ларона.

– Белый, твое прошение.

– Я боролся исключительно с помощью силы слов. Красный вынудил меня опуститься на колени одиннадцать раз. Он прибег к хладнокровному обману. Белый должен быть объявлен победителем.

Теперь наступила очередь Ларона.

– Красный, твое прошение.

– Я предъявляю претензии моему сопернику, требуя, чтобы он признал свою слабость. Я пять раз заставлял его падать на землю, один раз – коснуться пола, я выиграл в первом туре, действуя на расстоянии от него. Я доказал свою стойкость, выиграв на последнем этапе. Я признаю, что его контроль над словами постепенно нарастал, но чрезмерная уверенность в себе росла еще быстрее, по мере того как он набирал очки. Я воспользовался этим в тот момент, когда мне, казалось бы, грозило неминуемое поражение. Поэтому именно я должен быть назван победителем.

Четверо экзаменаторов вернулись к своим стульям, а глава комиссии посмотрел на таблицу, где велся учет заработанных очков.

– Счет: одиннадцать падений плюс один штраф у белого; пять падений, одно касание и превосходный финальный бросок у красного. Подводя итог, я признаю, что белый превосходит противника по числу падений, в реальной жизни он бы неминуемо погиб еще на первом этапе сражения. Красный изучал особенности более сильного соперника, чтобы потом воспользоваться своими наблюдениями и добиться преимущества. Я объявляю победителем красного. Запишите следующее: белый – одиннадцать падений, один штраф, всего четырнадцать; красный – пять падений, одно касание, финальный бросок, всего пятнадцать. Победитель красный!

Не было ни аплодисментов, ни одобрительных возгласов. Вся пять судей и Аренкель поклонились Ларону, который ответил им таким же церемонным поклоном. Судьи направились к выходу из помещения, а бывший противник тяжело хлопнул Ларона по мокрой от пота спине:

– Отличный бой, – сказал он.

– Спасибо.

– Очень впечатляюще.

– Ты знаешь, что будет дальше?

– Нет. Ты сдал все экзамены, обычно у студентов уходит на подготовку к ним лет пять, не меньше. Некоторые учатся и по десять лет. Ты умеешь защищаться. Это важно. А теперь тебя ждет последний этап. Не испытание, не экзамен. Посвящение. Считается, что пройти обучение и испытания может только девственник.

Аренкель быстро поклонился на прощание и поспешил прочь. Ректор провела Ларона в маленькую комнату, обстановка которой состояла лишь из большого и удобного на вид кресла и скамейки с мягким сидением, с которого свисала дюжина кожаных ремешков. Хрустальный кубок с какой-то непрозрачной синеватой жидкостью держала в руках Лавенчи.

– Выпей, – приказала Ивендель.

Ларон подчинился. Напиток содержал алкоголь. Он был горьковатый и слишком густой, но в то же время обладал легким персиковым ароматом. Лавенчи поставила опустевший кубок на поднос и вышла. Дверь за ней захлопнулась со щелчком, а потом ее заперли снаружи.

– Раздевайся, – сказала Ивендель.

Ларон стянул грязные и пропитанные потом шаровары. Ректор внимательно осмотрела его тощее обнаженное тело, словно оно представляло собой предмет чьей-то старой мебели, не вполне соответствующий ее ожиданиям.

– Ложись сюда, – она указала на скамью.

Ларон лег, и она привязала его ремешками. Ему начали мерещиться зловещие эротические ритуалы, в ходе которых ректор снимала платье и садилась на него сверху. Ничего подобного, однако, не произошло. Она всего лишь отошла в сторону и села в кресло, обхватив подбородок рукой.

– Улетай, – произнесла она неожиданно и вроде бы совсем не к месту.

Но комната вдруг начала вращаться вокруг Ларона, тело которого постепенно немело, а язык одеревенел. Разум его освобождался от мыслей. В нем оставалось одно-единственное слово: «Улетай». Он что-то чувствовал, словно продвигался сквозь теплый воздушный поток, над ним возвышался голубой купол неба, а снизу сияла океанская гладь. Солнце почти достигло зенита. У Ларона по-прежнему были руки, но ноги странным образом изменились, так что могли только совершать плавные движения, управляя его полетом. Он взглянул на руки – вытянувшиеся и похожие на плавники. Огромные, длинные плавники. Он стал перепончатокрылым существом. Осторожно, в качестве испытания, он взмахнул новыми крыльями, нырнул вниз, подскочил кверху, снова дернулся, меняя курс. Получалось весьма неуклюже, и все же это было попыткой настоящего полета.

Ему казалось, что летал он уже полчаса или около того. Становилось непривычно тепло, даже жарко. Неужели необходимо быть таким влажным? Он летит, а не плавает, но перепончатокрылым надо порой опускаться в океанские волны, чтобы охлаждаться и оберегать кожу от пересыхания. Но, с другой стороны, он ведь не был настоящим перепончатокрылым. Но кто же он? Ларон несколько раз энергично взмахнул крыльями и поднялся повыше. Теперь он заметил, что в легких возникло неприятное жжение; ему чудилось, что внутри разгорается пламя. Что же делать? Лететь, пока не умрешь? Он попытался убедить себя, что это лишь аллегория. Вода казалась ему образом вагины, таинственного убежища, а сам он – за исключением крыльев – напоминал по форме фаллос.

Ему показалось, что прошло еще около получаса. У него заболели суставы в основании плавников-крыльев, тело горело в огне, во рту пересохло, у него уже не хватало сил. И тогда он стал падать в воду. На кожу его летели капли. Он спустился еще ниже, задевая волны. Он все еще летел, во всяком случае уверял себя в этом, но легкие превратились в мешок, наполненный расплавленным свинцом, обжигавшим ребра, а спина пересохла как пески пустыни. А продвижение сквозь толщу воды можно считать полетом? Ларон взмахнул плавниками, чтобы набрать скорость, нырнул, затем вырвался к самой поверхности волн – а над ним над водой летела огромная тень, задевавшая брызги, которые поднимал Ларон, поднимаясь в воздух.

Нарастающая паника заставила Ларона рвануться вверх, чтобы спастись от кожистого чудовища. Улетай. Быть съеденным гигантской летучей ящерицей – эта опасность представлялась ему теперь весьма реальной. На мгновение он взглянул на нее, и зрелище заворожило его. Было нечто чудесное, гипнотическое в этой твари, несмотря на то что страх толкал его прочь. Когда ящерица потянулась вверх, следом за ним, Ларон сложил плавники-крылья и нырнул к воде, но в последний момент избежал погружения, а вместо этого полетел дальше, маневрируя между гребнями волн. Огромная, зубастая голова на змеевидной шее нависла над ним, закрыв небо, а затем он выскользнул и двинулся дальше, поднимаясь все выше и выше, в то время как кожистая ящерица врезалась прямиком в шею морского дракона.

Избитый, истекающий кровью, с серьезно надорванным и искривленным крылом, Ларон сделал круг, наблюдая за битвой гигантов, которые вздымали фейерверки брызг. Капли эти холодили кожу, а вскоре ящерица исчезла в глубине океана. Ему надо было лететь дальше. «Это напоминает мне недавнее прошлое, долгое путешествие по морю», – подумал он, чувствуя, как солнце вновь сушит его кожу. Постепенно все его мысли сосредоточивались на одном: чудовищной жажде, скорой гибели, мучительной слабости, бесконечности океана…