Страница 18 из 77
— А чего же ты здесь тогда, наместниче? — вкрадчиво спросил Тренята. — Да ещё и с дружиной, наверное.
Буян утёрся и вскинул глаза на князя.
— Известно с дружиной, — хмыкнул он. — Да только не в том сейчас суть, княже. Всеслав совсем рядом.
— Где? — новогородский князь немедленно подобрался, словно рысь перед прыжком.
— До его рати с полверсты будет, не больше, — Буян растопыренной пятернёй отбросил со лба обвисший чупрун. — А то и меньше. Он идёт сюда.
На несколько мгновений в шатре пала полная тишина, князь и гридни оцепенело глядели друг на друга. Ни во что стала их хитрая задумка. Не собирался Всеслав осаждать Плесков.
— Побьём сегодня Всеслава — и Плесков удержим, — хрипло сказал Тренята. — Нет — не устоять бы и Буяну. Верно рассудил наместник.
Ещё с мгновение помолчали, потом Мстислав, крупно сглотнув, бросился к выходу, на ходу подхватывая со спинки стольца плащ.
И почти тут же ночь вне шатра взорвалась многоголосым воплем, в котором слышались и звяк железа, и бешеное конское ржание, и пронзительный ор людских глоток.
Стремительный — насколько позволяли дождь и раскисшая земля — удар Всеславлей дружины опрокинул передовую новогородскую сторожу. Ночь наполнилась криками и ржанием коней, суматошно метались факелы, где-то сбоку гнусаво ревел рог, созывая кметей. Дружным натиском полочане прижали рассыпанную новогородскую рать к берегам Черехи, мутная, вздувшаяся от ливня вода неслась быстрым потоком, отступать Мстиславу было некуда.
Ночной бой страшен. Страшен и тем, что не видно врага, и тем, что не знаешь, где свои. Страшен тем, что не можешь понять, кто сейчас перед тобой — ворог альбо друг. Страшен своей внезапностью.
Змеями свистели стрелы, проносились сквозь дождь всадники, скользя по грязи.
Всеслав и сам окровавил меч, свалил двоих заполошно мечущихся новогородских кметей. Бой вертелся опричь, темнота рычала, звенела, ржала, орала.
Сражение как-то вдруг рассыпалось на отдельные схватки, где побеждал быстрейший и тот, кто мог легче найти своих. Всеславли кмети, повязав перед боем руки белыми повязками, своих видели отлично. И одолевали, невзирая на двойное превосходство новогородской рати.
Совсем близко, сквозь коловерть кольчуг и нагих клинков, за отверстыми ртами и чубатыми бритыми головами мелькнуло в темноте, высвеченное полоцкими жаграми знамено Мстислава Изяславича, и тут же пропало, унесённое куда-то во тьму.
Рядом с ним вынесло из коловерти тысяцкого Бронибора. Невзирая на седьмой десяток, великий тысяцкий Полоцка сам кровавил меч в ночном бою.
Глянули с князем друг на друга и расхохотались. Старый отцов боярин был доволен — вновь, хоть и на склоне лет, довелось поратоборствовать.
— Любо, Брониборе Гюрятич! — крикнул Всеслав сквозь свист ветра и дождь.
— А предупредил их кто-то, княже, — возразил вдруг боярин, утирая с мечевого лёза кровь, багровую в свете жагр.
— Ничто! — отверг князь, озираясь и отыскивая своих. — Это их не спасёт.
Всеслав уже побеждал.
Мстислав Изяславич огляделся в отчаянии — дружина теснилась к нему, растеряв почти всех кметей, а полочане наседали со всех сторон. Буян Ядрейкович дрался где-то в ночи, медленно отходя к северу и огрызаясь короткими наскоками. Тренята бешено бился рядом с князем, стараясь сдержать неожиданно яростный напор Всеславичей.
Ан недооценили мы полоцкого оборотня, — подумалось Мстиславу вскользь, отстранённо как-то. — Ты, недооценил, ты!
Если бы не Буян Ядрейкович, неведомо, чем бы ещё и окончило, может, уже сейчас вязали бы руки полоцкие кмети и самому Мстиславу.
Погоди, свяжут ещё, — с просыпающейся яростью подумал новогородский князь, вновь устремляя в мечевую сшибку с невидимыми в ночи Всеславичами — только жагры метались да повязки на руках белели вблизи.
И тут возникла ещё одна рать.
— А-а-а! — с глухим рёвом из темноты вырвались свежие кмети.
Сквозь лязг и грохот боя из промозглой ночи рядом с князем возникли разом двое гридней — Тренята и Буян, отчаянно крестящие воздух нагими клинками. Новогородские кмети стремительно откатывались назад, растворяясь в темноте и теряя жагры. Темнота вдруг враз огустела народом — звенели кольчуги, хрипло дышали люди и кони, вздымая в мокрой темноте клубы пара, глухо лязгало железо.
— Не устоять, княже! — отчаянно прокричал Тренята. — С севера, от Плескова, рать прёт, сотен пять, не меньше. Найдён Смолятич с плесковскими городовыми кметями! Под Всеславлим знаменом! Не сдержать их!
Много друзей обрёл Всеслав за прошедшую зиму!
— Там же новогородцы! — крикнул князь, уже понимая, ЧТО случилось. — Городовой полк!
— Передались новогородцы, не иначе! — злобно гаркнул Буян Ядрейкович, проворотом пясти срубая ратовище рогатины у чересчур ретивого полоцкого кметя. Вогнал обратным движением пять вершков стали в окольчуженную грудь кривского витязя и отработанным жестом стряхнул бесчувственное тело с длинного клинка. — Прорываться надо, княже! Чего ждём?!
— Бежать? — бешено оскалился Тренята, потрясая нагим клинком. — И даже зубов не показать Всеславичам? Шалишь!
— А куда прорываться? — тут же отозвался Мстислав, и гридням в его голосе послышался — только послышался! нет! нет! — неприкрытый страх, почти ужас. — Не видно же ни хрена! Затянут в лес альбо в реку… Попробуй её переплыви… — он кивнул на серые волны угрожающе вздутой Черехи. — Половину коней перетопим.
Со стороны реки, меж тем, сквозь лязг железа и крики, отчётливо слышимая, надвигалась хриплая боевая песня плесковичей.
— Вот прорвёмся через полочан, — Буян усмехнулся, — тогда и бежать будем… до самого Новгорода.
— К Новгороду уже не прорваться, — мрачно возразил Тренята, разминая затёкшую шею. — Всеславичи наверняка дорогу перехватили…
— Новгород нам после такого и не удержать, — отверг Мстислав решительно. — К югу надо прорываться, а после — в Смоленск, к Ярополку…
Криками и звуками рога Мстислав и гридни собрали вокруг себя две сотни рассеянных кметей, довольно оглядел их.
— А ну, ребята… поможем нашим!
И — ринули!
В крик!
В конское ржание!
В ножевой просверк стали!
Врубились в нестройно столплённых полочан.
Прошли насквозь, сшибая заполошно мечущихся кметей.
Встречный удар в ночном бою ещё опаснее, чем сам бой.
Полочане дрогнули и вспятили, теряя людей, озираясь и отыскивая своих.
И новогородский князь прорвался.
Всеслав Брячиславич был весел и зол.
Хохотать хотелось от ощущения своей удачи. Да и было с чего — победу вырвали совсем малой кровью, всего-то сотни две положили кметей, не больше.
А злость — с того, что не удалось взять новогородского князя, сына князя великого. Добро хоть плесковичи вовремя ударили, если бы не они — ушёл бы к Новгороду Мстислав Изяславич. А так… где его теперь сыщешь… небось уже до Великих Лук добежал альбо до Орши.
Полоцкий князь вдруг осознал, что бой, несмотря на то, что показался ему немыслимо долгим, продолжался на деле меньше часа.
Бой ещё шёл, рядом добивали кого-то упрямого, а полоцкий князь уже сорвал с головы шелом, утёр взмокший лоб рукавом.
— Поберёгся бы, княже, — укоризненно бросил воевода Бронибор. Сам полоцкий тысяцкий не то что шелома снять — не подумал даже и стрелку на переносье поднять, пока бой не окончен.
— А! — Всеслав махнул рукой. — Теперь уже не страшно. Мы победили!
— Куда дальше мыслишь, княже? — Тренята привалился виском к камню, чуть прижмурил глаза от приятной прохлады. — Из Смоленска-то?
— В Киев после надо ехать… — сказал новогородский князь задумчиво и трезво. — К батюшке. Оборотня полоцкого надо всей землёй бить, всеми ратями совокупно…
— А не то будем на качелях качаться… — бросил, ни к кому не обращаясь, Буян Ядрейкович. Он сидел у костра с закрытыми глазами, пил блаженство тёплого разымчивого тепла, несравнимого, конечно с печным альбо банным, но благодатного после нескольких дней дождливой дороги без единого ночлега под кровлей.