Страница 15 из 77
— В купальскую-то ночь — случайно? — хмыкнула жена. — Так не бывает.
Несмеян смолчал.
— А ведь нравится она тебе, — проницательно сказала Купава. — А?
— И что? — не сдержался кметь — раздражение прорвалось разом.
Купава тихо засмеялась.
— Ладно, не буду больше… — и снова сказала о прежнем. — Хорошо здесь, Несмеяне. Так бы никуда и не уезжала отсюда.
— Надо, жаль моя, — Несмеян вздохнул. — Ничего не поделаешь, служба. Да и… времена приходят тревожные. Лучше вам в Полоцке быть…
— Что?! — Купава приподнялась на локтях, нагая и прекрасная, выдохнула ему в лицо. — Война, что ли?
— Война, лада моя.
— С кем?
— Да со всеми, — вновь не стал вдаваться в подробности Несмеян. — Ты только про то никому пока…
— Ладно, — Купава откинулась на спину, глядя вверх. — Звери вы, мужики, только бы вам воевать…
— Доля такая, — криво усмехнулся Несмеян. — Воин я…
— Но ведь неведомо ещё, где безопаснее-то будет, — она вновь прижалась к мужу. — Сюда-то, в глушь лесную, если что, вражья рать навряд ли заберётся.
— Как знать, — вздохнул кметь грустно. — Тут не угадаешь.
— Ну, тогда и гадать не будем, — тонкие пальцы Купавы почти неслышно прошлись по носу и губам Несмеяна. — Поцелуй меня, ладо…
Рассвет осторожно коснулся розовой дланью верхушек сосен, окрасил небо полупрозрачной лазурью.
Купава счастливо потянулась под длинным тулупом, поворотилась к мужу — и тут же проснулась окончательно. Несмеяна на сеновале уже не было. Женщина грустно усмехнулась — ну чего она ещё ждала от любимого мужа, навыкшего вставать с рассветом.
Несмеян нашёлся во дворе. Купава на миг даже замерла в дверях стаи, залюбовалась мужем.
Несмеян танцевал — иного слова не найдёшь. Гибкое поджарое тело стремительно металось по дворе, окутанное сияющим вихрем синей стали, гибельно свистел рассекаемый нагими клинками воздух. На миг Несмеян застывал в каком-то положении, неуловимо похожий на какого-то огромного паука с двумя жалами, потом вновь срывался с места — и страшный танец продолжался. Два стремительных клинка рубили, резали, кололи. Наконец, кметь остановился, тяжело переводя дыхание, кинул оба меча в ножны. И только тут Купава заметила стоящего на пороге избы сына — Невзор смотрел на отца с неприкрытым восхищением. Несмеян тоже заметил сына, улыбнулся и пошёл к колодцу, бросив Невзору:
— Слей мне.
Кметь довольно ухал, растирая по плотному загривку холодную воду.
— Понравилось? — весело спросил он сына.
— А то…
— Хочешь так же?
Невзор счастливо кивнул. Несмеян довольно хмыкнул, и ничего больше не сказал.
От крыльца Купава позвала к первой выти.
За столом, уже доедая яичницу с копчёной лосятиной, кметь негромко сказал сыну:
— Собирайся. Завтра отведу тебя в войский дом.
Купава ахнула, схватясь ладонями за щёки.
— Как? Уже?! — метнула встревоженный взгляд на сына, на мужа, на отца. Калина пожал плечами — дело, дескать, ваше. Семейное.
— Надо так, Купава, — каменно-твёрдо сказал Несмеян. — Надо, чтоб Невзор быстрее умелым воином стал.
— Да зачем?! — жена даже чуть приподнялась из-за стола.
— Купава! — зловеще повысил голос кметь. — Затем, чтоб тебя оборонить мог, если со мной что…
— Можно бы и вовсе без того дома войского обойтись, — потеряно сказала Купава. — Ты поглянь — кто на Руси туда теперь детей шлёт? Ведь никто почти!
— Не перечь мужу, дочка, — так же холодно и повелительно сказал отец. — От войской науки никому ещё вреда не было.
— Как сказал, так и будет, — непреклонно бросил Несмеян, вставая.
Купава вскочила из-за стола и выбежала прочь.
Несмеян поворотился к сыну — у того в глазах стояла жалость.
— Жалко мать? — спросил кметь. — И мне жалко. А только надо так. И ты сырость разводить мне тут не смей.
Невзор опустил глаза.
— В войский дом пойдёшь в тот же самый, где и я был, — голос Несмеяна смягчился, он опустил руку на плечо сына. — Он отсюда совсем недалеко. Сможешь к деду в гости ходить. Если Старые отпустят. Но гляди у меня: сбежишь — домой не пущу! Честь мою не запятнай!
Собрались спозаранок: долгие проводы — лишние слёзы. Купава ещё спала, когда отец и сын вышли из дома и молчаливо, наступчиво зашагали в сторону леса, к опушке. И только старый Калина молча провожал их одобрительным прищуренным взглядом.
Отец и сын молча шли друг за другом по лесу, шелестя прошлогодней палой листвой в густой траве. Травостой в этом году выдался знатный, и сенокос обещал быть на славу. Впереди рыскал Серый — пёс любил обоих хозяев, и младшего, и старшего (и невесть ещё, которого больше!) и увязался за ними.
Сын первым нарушил тишину.
— Отче, — на ходу спросил он. — Я вот что спросить хочу… А зачем это надо-то?
— Чего? — не оборачиваясь, бросил Несмеян.
— Ну вот это… войский дом этот?
— Чего? — отец аж остановился.
— Да нет, — сморщился Невзор. — Я не про то… Мне-то для чего? Ты что ли меня научить войскому делу не сможешь?
— А… — протянул Несмеян понятливо и двинулся дальше. — Вот что, сынку. Так деды-прадеды наши делали. Так меня мой отец в своё время в войский дом отдал. Мы тогда в городе не жили ещё. Так я отцу моему за то до тех пор благодарен буду, поколе меч замогу таскать. А уж не замогу — так, знать, на сани пора да в вырий.
— Чего так? — несколько подавленно спросил мальчишка.
— Не объяснить мне, сыне, — всё так же не оборачиваясь, ответил кметь. — Там ведь не только войскому делу учат. Многому мне тебя и не научить.
И зашагал резче.
— А чего так далеко-то? — не унимался Невзор. Его голос невольно дрогнул — мальчишка впервой так далеко и надолго уходил из дому. Будь войский дом поближе к Полоцку — можно было бы хоть изредка дома бывать, а тут… когда ещё от Нарочи в Полоцк оказия будет. — Ведь от Полоцка до Нарочи вёрст, должно быть, двести будет…
— Всего-то сто с небольшим, — коротко отозвался Несмеян, и усталый мальчишка умолк.
И только когда отец и сын вновь остановились отдохнуть, Несмеян, тоже уже усталый, пояснил, глядя на яркое солнце над самыми верхушками леса:
— Ближе к Полоцку, сыне, войских домов просто нет, — он вздохнул. — И потом, меня как раз в этом доме учили, так что… тебе туда прямая дорога.
Он помолчал несколько времени, жуя копчёное сало с куском хлеба и запивая квасом, потом снова вздохнул:
— Ладно, сыне. Давай костёр разводи. Здесь и заночуем.
Костерок уютно потрескивал, разбрасывая искры и разгоняя темноту, подступающую со всех сторон. Мерещилось во тьме разное… Вот из-за дерева высунулась корявая лапа, вот из-за другого выглянули лешачьи глаза, мерцая зелёноватым огнём, мохнатые уши шевелятся, настороженно ловя каждый звук… А только Серый лежит недвижной мохнатой глыбой, спрятав меж лап морду — стало быть, никоторой опасности нет.
— Отче… — не выдержал, наконец, Невзор.
— Ну чего, — отозвался Несмеян, не шевелясь тёмной глыбой на свеженарубленном лапнике.
— А расскажи чего-нибудь…
— Про что?
— Ну… хоть вот по дом войский, что ли…
Отец недовольно хмыкнул — рассказывать особенно Несмеян не умел и не любил.
— Ладно. Про Испытание тебе расскажу.
От его слов вдруг дохнуло чем-то древним и могущественным, какой-то седой стариной. Невзор поёжился — казалось, его даже здесь, на этой укромной поляне, нашли чьи-то глаза. Альбо даже так — Глаза.
Издавна так повелось средь словенского языка — едва достигнет парень двенадцати лет, приходит ему пора первого взрослого испытания. И наречения взрослого имени.
И скоро после того приходит время отроку идти в лесной войский дом, в волчье братство вступать.
На целых три года уйдёшь ты, отрок, из рода. И будут тебя учить наставники всему, что умеют сами — скрадывать дичь и ворога, стрелять из лука и метать копьё, ходить в бой с мечом, топором и ножом, изучать зверьи и птичьи повадки. Жить одному в лесу. Распознавать следы. Бегать на лыжах, плавать нагому и в броне. Прятаться под водой, подолгу сидеть на речном дне с камышинкой во рту.