Ржавые листья

— Кто с кем? — вновь не понял великий князь.

— Волчий Хвост, Отеня Рыжий да Твёрд Державич, — пояснил терпеливо вестоноша. — А ныне Военег Горяич его разбил, вроде и в полон взял. А только Курю они вместе бить идут, радимичи все оружные и не в неволе.

Великий князь вновь потряс головой.

— Ну и ну, — процедил он. — Не ждал я такого. Ты чьих будешь?

— Гюрятич я, — готовно ответил вестоноша. — На челноке прибыл. Мыслю, дня на три рать опередил.

Владимир молча снял с пальца золотой сканый перстень с яхонтом, бросил кметю и кивком отпустил его.

Волчий Хвост ничего не знает! Стало быть, дочка до него ещё не добралась!

Это всё меняло. Заговорщики больше не страшны. Остался только Куря. Самому Волчьему Хвосту его не одолеть — рати не хватит. А помощь… она ведь и припоздать может. Немного. Чтобы печенеги строптивому воеводе немного зубы пообломали, чтоб посговорчивей был. А кабы на самого Волчьего Хвоста печенежий меч нашёлся, так и вовсе хорошо, — возникла какая-то навязчивая мысль.

Господа киевская, вестимо, за своего вступится, особенно язычники будут бушевать, христианам до Волчьего Хвоста дела нет. Владимир Святославич замер на миг, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. Что-то он сей час такое подумал… что-то очень важное. Нет, не вспомнить. Великий князь досадливо щёлкнул пальцами.

А чтоб господе рот заткнуть, следует немедля снять стражу с его терема, — понял Владимир и сжал кулаки. — Пока ещё есть возможность выдать всё за недоразумение.

А в самом-то деле? Ну побили княжьи кмети в Берестове Военежичей, так сам Волчий Хвост сколь народу положил в Ирпене. Да и дочка его тож в долгу не осталась. А в Киеве его терему и вовсе никоторого вреда не причинили.

Великий князь встал, мягко подошёл к двери, отворил. Холоп вскочил со скамейки, глядя в рот Владимиру.

— Остёра созови!

Дружинный старшой выслушал приказ великого князя с недрогнувшим лицом, но Владимир ясно видел — в глубине души Остёр доволен. Не одобрял он того, что по приказу своего князя сам же и сотворил с имением Волчьего Хвоста.

— Добро, княже, — коротко кивнул он. — Ныне же пошлю вестоношу в терем Волчьего Хвоста. Дочку его сыскать велишь?

— А ты её найдёшь? — удивлённо поднял брови великий князь. — Или, может и так знаешь, где она?

— Да нет, — тяжело, словно ворочая глыбы, бросил в ответ Остёр.

— А знал бы — так не сказал бы, верно? — хмуро спросил Владимир Святославич.

— Так, господине, — смело ответил старшой.

Владимир молча покивал, сузив глаза и пронзительно глядя на гридня, потом разомкнул губы:

— Ладно, ступай.

Дверь за старшим закрылась, а великий князь задумался. Не пора ль сменить старшого в дружине своей? Остёр, похоже, не больно за Киев держится, так вот и пусть в Новгород поедет обратно. А на его место охотники вмиг сыщутся, хоть бы и Путята — давно под старшого копает, удоволить его — и служить будет верно.

Язычки пламени на светцах и занавеси у косящатого окна чуть колыхнулись от лёгкого сквознячка, но Владимир не заметил. Очнулся он от лёгкого шороха за спиной, хотел обернуться, но не успел. Только уловил краем глаза какое-то смазанное движение, откачнулся в сторону. Кривой длинный нож вспорол воздух и рукав его длинного жупана, мало не зацепив живую плоть. Князь рванулся в сторону, уходя от второго удара, всё ещё вне себя от изумления. Рогнеда развернулась, пытаясь достать Владимира, полого рубя воздух, словно мечом. Лёзо ножа перерубило завязки рубахи, порвало ворот жупана. Князь наконец вскочил на ноги, а жена ловко перекинула нож в другую руку и ударила в третий раз — снизу вверх, целя под рёбра. Но Владимир уже опомнился и перехватил руку жены, сжал, словно кузнечными клещами. Её пальцы бессильно разжались, нож упал на пол, сама она опустилась на колени, подняв безжалостно выломанную мужем руку.

— Это ж надо, — нехорошо улыбаясь, сказал Владимир Святославич. — Второй раз за семидицу на меня баба с оружием бросается. Глядишь, через день-другой и привыкну.

Он выпустил руку Рогнеды, и княгиня бессильно и сломленно сникла. Он мельком подумал, что Зоряна, пожалуй, сей час бы вскочила и попыталась вдругорядь схватить нож. Рогнеда не схватит. Понимает, что бессмысленно. Да и все её силы ушли на это покушение, отчаянно пыталась она убить своего мужа, а не вышло — и пала духом.

— Встань! — голос мужа хлестнул Рогнеду, словно кнутом. Она вздрогнула и встала на ноги, не подымая головы.

— Ступай к себе и жди! — ледяным голосом процедил великий князь. — Вечером я приду к тебе. Ты встретишься со своими родовичами сегодня же.

Рогнеда сжалась и поплелась к двери, словно побитая собака. Она прекрасно понимала, что значат слова мужа. Дурак бы не понял.

Утро для неё не настанет.

От ворот послышались голоса — пока ещё негромкие. Я поморщилась — утро вновь начиналось с Владимиричей. Седьмой день они живут в нашем тереме, надоели хуже горькой редьки. Вздохнув, я толкнула дверь на гульбище, вышла, опёрлась локтями о перила. Глянула вниз, во двор.

Все трое кметей стояли у ворот, отворённых настежь. А в воротах приплясывал тонконогий гнедой конь с всадником на седле.

Жар? Снова Жар?

— Что там ещё? — недовольно бросила я, чуть наклоняясь через перила. — Эй, дармоеды, вам говорю!

Кмети обернулись так, словно их окликнул сам великий князь. Глядели они чуть боязливо — после той встречи, что я им устроила, кмети говорили в нашем тереме только вполголоса, ходили по одной половице. Были тише воды, ниже травы. Кто посмеет ослушаться жену Волчьего Хвоста? Только Жар глянул с лёгкой наглецой в глазах — всё отвыкнуть никак не мог.

— Ну?!

— Не ругайся, Забава Сбыславна, — чуть поклонился тот, что стоял ближе. — Приказ великокняжий слушаем.

— Прика-аз? — протянула я. — Что за приказ ещё? Терем отнять у воеводы прославленного?

— Нет, госпожа, — чуть испуганно ответил он. — Владимир Святославич приказывает нам уходить.

Я ошалело молчала. Не могла ничего понять. Они, кажется, тоже.

— Не гневайся на нас, Забава Сбыславна. Не своей волей мы у тебя в тереме стояли. Сама ведаешь — приказ. А приказы надобно исполнять.

— Ну да… ну да… — я скривила губы. — Уж кто бы спорил-то…

— Мы бы никогда не посмели обидеть жену Военега Горяича, — вдругорядь кланяясь, обронил всё тот же кметь. — Тем паче по собственной воле.

Ещё бы вы посмели, — всё так же угрюмо подумала я. Но вслух сказала иное:

— Ладно, убирайтесь…

Дневная жара уходила. Солнце валилось к окоёму, устало выбирая место для покоя и окрашивая верхушки дальнего леса в багрец.

Рогнеда косо глянула на небо, закусила губу. Вечер, наконец, настал, и доля её пришла.

Великая княгиня досадливо стукнула кулаком по дверному косяку и отворотилась от двора. Когда у неё ничего не вышло даже с местью, она ждала, что её казнят немедля, да только князь-рабичич, мерзавец, заставил помучиться. Нет ничего страшнее ожидания смерти, особо когда у тебя ничего не вышло в цели всей твоей жизни. А целью всей жизни Рогнеды была месть. Ныне она проиграла всё, больше не к чему ей стремиться.

Как это не к чему?!

Рогнеда обернулась, словно услышала чей-то гневный голос, до того ясно послышалось. Мати-Макоше, а не ты ль вздумала наставить неразумную бабу?

Изяслав!

Великая княгиня, замерев на месте, несколько мгновений тупо смотрела в пространство, потом сорвалась с места, бросилась с гульбища в покои.

Владимир Святославич шагал по переходу стремительно — только развевались полы красного жупана. Лик великого князя был страшен, и с его пути, перешёптываясь, сами собой разбегались слуги, стража же теремная только замирала навытяжку с каменными ликами. Слух про покушение Рогнеды на мужеву жизнь уже пронёсся по всему терему, и дальнейшая судьба старшей из великих княгинь не была загадкой уже ни для кого. И всем было ведомо, зачем он сей час идёт на женскую половину терема.