Ржавые листья

Ибо главное сей час опять — выжить! Князь вновь спасся, ему повезло и долг вдругорядь остался неоплаченным. Слепая удача вновь выпала Владимиру, повернулась к нему всем своим широким лицом.

Ну ничего! Третий раз за всё платит, а одному из них двоих — Варяжко и Владимиру Святославичу — на белом свете места всё одно нет и не будет.

Наверху, на краю оврага Остёр, Владимиров старшой в бешенстве рубанул сухой сук мечом:

— Опять ушёл! Да что ему, леший ворожит, что ль?

Обернулся и, бросив на стоящих поодаль кметей и отроков бешеный взгляд, свирепо рыкнул:

— Чего раззявились?! Пошли обратно!

Бросил меч в ножны и первым зашагал от оврага.

Великий князь отвернул от окна тёмный горбоносый профиль, бросил на вошедшего кметя косой взгляд:

— Ну?

Остёр у порога чуть съёжился, но глаз не отвёл и под грозным княжьим взглядом:

— Чего ну-то? — пробурчал он мрачно. — Ушёл он. У него за ёлками нарочно до оврага просека была прорублена, а нам на конях через ельник не продраться. Пока спешились, пока прошли…

— Кто это был? Варяжко? — почти утвердительно бросил князь.

— Да хрен его знает, может и Варяжко. Да и не всё ли равно, раз не поймали… что совой об пень, что пнём об сову…

— Э-э, не скажи, — усмехнулся великий князь холодно. — Коль это опять Варяжко… то надо ждать третьего нападения.

— Когда? — хищно напрягся Остёр, весь подобравшись и бросив руку к рукояти меча.

Владимир пожал плечами.

— Терпения ему не занимать стать. Может и сегодня напасть, прямо здесь, в Берестове… а может и выждать, пока обратно поеду, прицелиться вернее, да и… — великий князь невольно сглотнул тягучую слюну и махнул рукой, стараясь казаться беспечным. — Это вообще уже не моя забота, а ваша, доблестная дружина.

Великий князь остановил кона у ограды терема Волчьего Хвоста и глянул прямо через заплот.

Зоряна вскинула голову на конский топот, ахнула, завидя Владимира, и округлила глаза. Великий князь глядел на неё, как охотник на заполёванную волчицу. Впрочем, взгляд этот сгинул так же быстро, как и появился. Владимир Святославич усмехнулся, глядя на замершую девушку, и сказал:

— Пригласила бы в гости, красавица? — он даже не спрашивал, он почти приказывал.

— Прости, княже, — в глазах Горлинки мелькнула насмешка. — Гостей не ждали, угощать нечем, да и в тереме не прибрано. Да и слуг опричь меня почти что и нет никого. Невместно столь великого гостя принимать. В другой раз как-нито…

Владимир Святославич на миг закусил губу.

— Ох и смела ты, красавица, — протянул он. — А не боишься, что разгневаюсь?

Зоряна замешкалась, выбирая слова, глянула на великого князя своим пронзительным взглядом, которого так боялся и так любил её ладо Некрас Волчар. Владимир аж отшатнулся, подавился уже рвущейся из горла злостью не привыкшего себе отказывать самовластца, сглотнул и хрипло сказал:

— Тогда уж хоть воды испить бы вынесла?

Девушка молча встала, прошла до терема.

У самого крыльца столкнулась с Горлинкой.

— Стой, не ходи туда, — прошипела она. — Негоже князю знать, что дочка Волчьего Хвоста тут! Пусть думает, что я — служанка!

Горлинка затаилась меж кустов, с неприкрытой неприязнью глядя на великого князя.

Зоряна вынесла резной корец с холодной, с погреба, сытой. Великий князь отпил и, возвращая корец, спросил:

— Чья такова будешь, красавица? Волчьего Хвоста дочку вроде бы знаю?

Она улыбнулась тонко и понимающе, отбросила за спину тяжёлую рыжую косу:

— Холопка я, княже.

— Обель? А зовут как?

— Обель. Зоряной люди кличут. Сирота я.

Великий князь на несколько мгновений задержал корец в руке. Наконец, выпустил:

— Благодарствуй, красавица.

Окинул оценивающим взглядом двор, сметив уязвимые места в заплоте, кивну на прощанье:

— Ну будь здорова, Зоряна!

И взял с места вскачь.

Горлинка проводила всадников недобрым взглядом и обернулась к Зоряне — в глазах дочери Волчьего Хвоста плескался страх, прямо-таки откровенный ужас.

— Ох, неспроста он приезжал, Зорянка.

Остёр, Владимиров дружинный старшой, сперва заспорил было, но наткнулся на жёсткий взгляд великого князя и смолк.

— Заруби себе на носу, — ледяным голосом сказал Владимир Святославич. — Я — великий князь. И делаю всё, что хочу и когда хочу. Внял?

— Внял, — хмуро отвёл глаза Остёр.

— А в таком разе — исполняй!

Ночь упала на Берестово внезапно, но в иных теремах ещё светились огни. Остёр хмуро вгляделся в терем Волчьего Хвоста — там, похоже, ещё не спали, а если и спали, то не все — то и дело мелькали в окнах огоньки, словно проходил кто с зажжённой лучиной.

Не по душе было Остёру затеянное великим князем. Ну пусть приглянулась Владимиру Святославичу девка, ну она всего лишь холопка, а Волчий Хвост — мятежник…

Остёр вздохнул. Тяжеловато против лучшего-то воеводы идти, ещё в Святославовых походах прославленного. Но приказ есть приказ. На то мы и дружина князева, чтобы приказы исполнять, — с ядом подумал Остёр, подходя к ограде терема. — Другояко — только от князя отъехать, как Волчий Хвост сделал.

Отъехать-то отъехал, — вновь хмуро возразил себе Остёр, — а хозяйство всё бросил. Вот князь великий и попользуется! Хоть и не водилось такого доселе…

На короткий стук из ограды отозвались псы. Остёр взглядом велел кметям подойти ближе. На дело великий князь велел взять самых молодых, что только волю почуяли… В воротах со скрипом отворилось окошко, но вместо виденного днём старика воротника в нём появилась хмурая усатая харя в кожаном шеломе со стрелкой на переносье и мрачно сообщила:

— Чего надо?

Остёр думал всего пару мгновений. Удар растопыренными пальцами прямо в глаза, и воротник, опрокинулся навзничь. Остёр просунул руку в окошко, отодвинул оба засова, и пинком отворил калитку.

Кмети ворвались во двор. Воротник — и при оружии! — корчился на земле, поскуливая. Да нас никак ждали, — поразился на ходу Остёр, обнажая меч. — Тогда уж, одно к одному, и видоков не оставлять. Старшой коротким взмахом меча оборвал стоны.

Весь десяток за его спиной уже ворвался в ворота, а им навстречь уже летела знаменитая псовая свора Волчьего Хвоста — шесть здоровенных фризонских волкодавов. Воевода, хоть и потомок волка, собак хороших любил.

Первого Остёр поймал на острие меча.

Терем вдруг осветился огнями, дверь распахнулась и с крыльца горохом посыпались окольчуженные и оружные люди. Но Владимиричи уже били из луков.

Хороший лучник, бросая стрелу на сто шагов, сможет удержать в воздухе одновременно не менее пяти стрел. От крыльца до ворот было шагов двадцать. Два десятка стрел идущих густым потоком. Двор наполнился визгом собак — ни одна не добралась до княжьих кметей. А Военежичей было всего пятеро.

Взметнулось навстречь в нерассуждающем замахе боевое железо. Зазвенели клинки, заплясали, ломаясь, лунные блики на лёзах. Да только Владимиричей было больше вдвое, а терем Волчьего Хвоста сторожили вооружённые холопы, а не те, кто помнил козарские и булгарские походы. Тех Военег Горяич взял с собой, не ожидая от великого князя подвоха. И пали все пятеро Военежичей почти у самого крыльца, а княжьи кмети рванули вверх по ступеням и ворвались во сени, уже никого не опасаясь.

Владимир стоял на гульбище, поглаживая рукой резные перила и напряжённо вслушиваясь в ночь. Когда на дворе у Волчьего Хвоста встал галдёж, крик и вой, великий князь чуть поморщился — ну никак Остёр не мог обойтись без шума.

Выкрасть девушку силой он решил внезапно для себя самого. А то, что ради того придётся разорить воеводский терем — так что ж… Тем паче, Волчий Хвост ныне — мятежник. Про то, что он разбил Свенельда, не знал никто, а вот про мятеж — все. А там — Владимир Святославич ничуть не лукавил сам перед собой — придёт время окоротить и чересчур вольного воеводу. А то и вовсе избавиться от него. А то больно любит кстати и некстати тыкать носом великого князя в пример великого — без дураков великого! — отца.