Ржавые листья

— И что ты думаешь делать теперь? — остро глянула на мужа Цветана. — Может, ещё не поздно?

Князь вздрогнул, выходя из задумчивости.

— Чего? — туповато переспросил он, непонятливо глядя на жену.

— Я говорю — может, помочь радимичам ещё не поздно?

— Поздно, — отверг решительно Мстивой Ратиборич. Он не стал пространно объяснять жене, почто нельзя. Она — не Борута, она и без пояснений должна понимать и принимать волю мужа. Так и случилось — она только кивнула и больше не возражала. Сказала иное:

— А коль побьёт Волчий Хвост радимичей, а там с ними наши окажутся, древляне. Не пойдёт Владимир Святославич на нас со всей силой?

— А что… — задумался невольно Мстивой Ратиборич. — Байстрюк этот, он может. Случай ему в самое место. И сломит остатки древлянской силы…

Он задумался. Потом поднял голову, глянул на жену решительно и обречённо.

— Сам к Владимиру поеду, — процедил он. — И на дань соглашусь, и от княжения откажусь. Ряд подпишу на полной его воле. Пусть в Овруч наместника шлёт. Тогда пронесёт.

Степь. Зелёный разлив неудержимым росплеском вытянулся от Буга с заката и без конца на восход, от Роси, Оскола и Оки с полуночи до самого моря Русского до железных стен и корней Белых гор Кавказа. Холмистые равнины степей перемежены частыми перелесками-колками, глубокими, поросшими чапыжником балками. А в поймах рек степных в три яруса громоздятся непроходимые заросли-плавни, в коих кочевники и вовсе не ходят. И доселе живут там, в этих плавнях степные оседлые славяне — осколки великого народа, те, кого на Руси уже зовут козарами, в память о некогда могучей державе. А степь эти люди зовут мужским именем — степ. А кочевники-печенеги — Канглы-Кангар!

Вторгшиеся из-за Волги сто лет тому печенеги после долгой войны потеснили в приморских степях козар, обрушили в небытие державу донских славян и прочно обосновались в Диком Поле меж Днепром и Доном. Тут и кочевали сто лет восемью коленами, но за последние годы многое изменилось.

Много батыров погибло под стенами Саркела, Итиля и Киева, сгинуло в Болгарии и Фракии, полегло от мечей Святослава и его воев. Пал у Днепра бек-хан Джура, ушёл на Русь и не вернулся бек-хан Илдей, где-то возле русской межи ходит со своими кочевьями хитрый и молчаливый Кучуг. Верный друг Святослава Игорича, бек-хан Радман со своим войском погиб на Волге, пытаясь спасти от распада последний обломок козарского величия — крохотное степное княжество хакан-бека Фаруза. Хорезмийские сарты взяли Итиль, и призрак былого могущества Козарии канул в небытие. А в степи ныне осильнел главный ворог Руси и убийца Святослава, бек-хан Куря, что принял ныне звание хакана.

Стан хакана Кури раскинулся у самого берега Северского Донца.

Вестоноша великой княгини Ирины подъехал к столице Кури поздно вечером, когда солнце уже почти скрылось за окоёмом. Но в степи было ещё светло — вечерняя темнота в этих краях падает внезапно и стремительно — саму ставку хакана вестоноша разглядеть успел.

Многоцветная широкая россыпь шатров, обнесённая кольцом из телег. А внутри этого кольца — тын и клыками торчат вверх острые пали. Вестоноше захотелось протереть глаза — внутри тына высилось не менее десятка деревянных теремов славянской рубки. Каменные подклеты, волоковые окна, кровли, крытые степным камышом за неимением досок для лемеха. Вестоноша невольно покосился на своих спутников — двух молчаливых угрюмых печенегов, поёжился и спросил, стараясь, чтобы не выказать лишнего любопытства:

— А терема эти… кто строил?

— Холопы, — оба печенега хорошо понимали и говорили по-славянски, хоть и старались не говорить лишнего — пустая болтовня у степных воев не в чести.

Ну вестимо, холопы, кто ж ещё. Вестоноша чуть подумал, вдругорядь покосился на степняков и воздержался от нового вопроса: кто живёт в теремах летом, когда хакан кочует.

Меж шатрами и теремами то и дело мелькали всадники — улиц здесь не было и в помине. Женщины и дети не таращились на вестоношу, как на диво дивное. Подумаешь, невидаль — всадник в славянской одежде.

Внутрь тына их пустили свободно, в воротах даже стражи не было. Ну и верно, — от кого Куре здесь стеречься. К его орде хоть и прибилось много беглых воев из иных родов, особо от Радмана, а всё ж таки большинство тех, кто в его ставке живёт — его родня, хоть и не кровная.

Трое подскакали к крыльцу самого высокого терема — в славянских землях он вполне сошёл бы за боярский. Народу во дворе хватало и все суетились — хакан собирался перекочёвывать на летнюю стоянку. На ступенях крыльца расслабленно сидели двое стражей, но едва вестоноша спешился и шагнул на первую ступень, как они немедленно вскочили и скрестили копья, загородив вход.

— Куда?!

— К хакану, — коротко бросил печенег, тот, что ответил вестоноше про холопов.

— Весть важная, — насмешливо сказал по-печенежски вестоноша, стянул с пальца кольцо и бросил его стражнику. — Передай хакану, и он сразу позовёт меня к себе.

Стражник несколько мгновений разглядывал кольцо, потом отставил копьё и скрылся в сенях.

Ждать пришлось недолго — печенег споро выскочил обратно на крыльцо и распахнул дверь:

— Каган ждёт.

Хакан Куря сидел на резном деревянном кресле, явно тоже славянской работы. Вестоноша учтиво поклонился, степной владыка кивнул ему на лавку:

— Садись и говори. Или грамоту давай.

По-русски хакан говорил хорошо, почти ничего не путая, не в пример его воям.

Вестоноша чуть помедлил, разглядывая хакана. За прошедшие годы Куря сильно постарел — в редкой рыжей бороде появилась обильная проседь, вокруг зелёных глаз рассыпалась сеточка мелких морщин. Но видно было, что и сила и сноровка хакану не изменили и ныне. Хмурые косматые брови под серебряной диадемой — подарком грецкого василевса — медленно поползли вверх, диадема шевельнулась — брызнули от самоцветов посторонь солнечные зайчики:

— Ну?!

— Прости, господине, задумался, — с полупоклоном ответил вестоноша и выложил на стол берестяной свиток.

— Ты ещё и думаешь? Зря, — недовольно буркнул Куря, ломая на бересте печать. Он развернул бересто и углубился в чтение.

Вестоноша, видя, что хакан на него не смотрит, огляделся — никогда ему ещё не доводилось бывать в зимнем тереме степного владыки. Стены были тёсаны вполне по-славянски, а вот очаг в углу был степной, как в войлочной юрте. На стенах висело оружие, как в домах богатых и знатный русичей, но оружие тож было степное — односторонние печенежьи мечи, короткие копья, укрюки и арканы, круглые щиты, плетёные из ивовых прутьев.

Ненадолго наступила тишина, и снаружи в открытое окно вдруг донеслась вместе с вечерней прохладой песня. Девичий голос пел по-русски, правильно выводя слова и держа голос:

Голос звенел, взлетая в сумрачное степное небо, где уже высыпали звёзды. Игрень невольно заслушался, даже зажмурился:

Хакан со стуком отбросил свиток, и вестоноша очнулся, открыл глаза. Куря, завидев его смущение, усмехнулся:

— Нравится?

Игрень опустил глаза и смолчал — ещё возьмёт да подарит хакан девушку, вот хлопот-то будет…

Куря хлопнул в ладоши — холоп, по облику алан или козарин, быстро внёс небольшой стол, кувшин, от которого вкусно пахло грецким вином и деревянную тарель с заежками.