Пароль — Родина

Климов схватил пленного за руки, потащил его к выходу к выволок на улицу. Здесь шел бой. Стрельба не затихала. У входа в школу лежало несколько раненых партизан.

Из соседнего здания ударил немецкий пулемет. Бойцы разбежались и залегли. Тогда Климов снова оттащил пленного генерала в сторону, под крыльцо, и, оставив его у стены, бросился в дом, откуда бил пулемет. Немецкие пулеметчики, засев в крайней комнате, стреляли из окна. Климов подкрался к двери, стремительно распахнул ее и бросил в комнату две гранаты. Пулемет замолчал.

Теперь Климов мог опять заняться пленным. Поднять его и взвалить на плечи у лейтенанта не хватило сил, и он поволок «языка» по земле. Во время этого своеобразного путешествия по улицам Угодского Завода посреди хаоса огня, дыма, выстрелов и взрывов раненый немецкий штабист умер. Климову осталось только с досады крепко выругаться и вынуть из карманов мундира с крестами все документы.

— Товарищ лейтенант, и у меня трофеи, — услышал он возбужденный срывающийся голос. В темноте, разрываемой колеблющимися всплесками огня, перед Климовым выросла фигура сержанта Михаила Козлова. Он вытянул перед собой руки, и Климов увидел два туго набитых портфеля.

— Пригодится, наверное, — сказал Козлов, вытирая рукавом шинели вспотевшее лицо.

— Что там?

— Документы всякие. Полно!

— Молодец! После боя все передадим Жабо.

Критический момент наступил тогда, когда в село вкатились четыре танка и броневик. Из броневика засверкали вспышки пулеметных очередей, а танки, развернув пушки в сторону леса, выпустили несколько снарядов. Видимо, стрелять по селу вдоль улиц или по метавшимся вокруг зданий фигурам экипажи танков пока не решались, опасаясь поразить своих. Поэтому для устрашения открыли стрельбу по лесу.

— Поджигай танки! — громко крикнул Жабо.

— Поджигай! — подхватил этот возглас комсомолец Алексей Басов, боец из группы Бабакина, и взмахнул выхваченной из кармана бутылкой. Освещаемый багровыми отсветами, не пригибаясь к земле, он стремительно рванулся вперед, будто хотел грудью своей остановить танки, разрушить их броню. За Басовым бросилось еще несколько человек.

— Жги!.. Бей!.. — неслись крики смельчаков, решившихся на единоборство с бронированными машинами, испятнанными маскировочной краской и крестами.

Первая бутылка, брошенная Басовым, не долетела до цели, зато вторая ударилась о борт переднего танка и, рассыпавшись на мелкие осколки, выплеснула огонь.

— Давай, давай! — продолжал кричать Жабо, подбодряя товарищей. Вдруг Басов упал на землю и пополз по-пластунски, стараясь не попасть под пулеметные очереди. Его примеру последовали остальные. Оказавшись в мертвом, непростреливаемом пространстве, партизаны забросали танки и броневик бутылками с зажигательной смесью. Голубовато-желтые струйки огня поползли по броне, затем вспыхнуло пламя. Скрежеща гусеницами, танки неуклюже завертелись на месте. Они пытались развернуться, но уже начали взрываться снаряды, и из люков стали выскакивать объятые огнем фигуры танкистов. Их косили партизанские пули.

— Молодцы! — сказал Жабо Лебедеву, когда кто-то весело крикнул, что «танкам капут». — Скоро пора кончать… Если меня подстрелят, ты, Коля, вместе с Гурьяном веди отряд на базу. Тебе помогут Щепров и Казаков. Вот беда-то, Карасев ранен.

— Брось, брось, капитан, — с грубоватой нежностью ответил Лебедев. — Ты еще повоюешь и покомандуешь.

А бой вокруг продолжался. К Жабо подбегали связные от командиров групп, коротко докладывали обстановку, получали указания (Поджечь!.. Взорвать!.. Проверить этот дом!.. Внести раненых на медпункт!..) и убегали. То там, то тут вдруг раздавался громкий возглас: «Родина!..» Партизан предостерегающе поднимал руку с марлевой повязкой, и столкнувшийся с ним товарищ, крикнув в ответ — «Москва!» или «свои!» — мчался дальше, вдогонку за убегавшими гитлеровцами.

Вот мимо пробежал возбужденный, разгоряченный политрук Сергей Щепров.

— Все в порядке! — крикнул он, перезаряжая на ходу автомат. — Бьем и в хвост и в гриву!

Отличным бойцом и героем показал себя общий партизанский любимец, бывший рабочий одного из московских заводов Михаил Муфталиев. Во время боя он был тяжело ранен, но отправиться на медпункт отказался. Заметив, что к одному из домов подбирается группа гитлеровцев, намереваясь, очевидно, проникнуть внутрь, Муфталиев быстро, насколько хватало сил, пополз к дому и уселся на крыльцо, привалившись спиной к стене. Здесь он слабеющими руками прижал автомат к животу и продолжал расстреливать гитлеровцев, пытавшихся приблизиться к дому.

По дому били автоматы, ручные пулеметы. В Муфталиева попало еще несколько пуль, но он продолжал сидеть на крыльце, огрызаясь огнем, и никого из фашистов к дому не подпускал. Тогда немцы подкатили танкетку. После нескольких пулеметных очередей из танкетки Муфталиев, буквально изрешеченный, замер на месте. Автомат выпал из его рук. Но в ту же минуту запылала подожженная партизанами танкетка, а в гитлеровцев полетели гранаты подоспевших боевых друзей.

По селу начали бить немецкие орудия и тяжелые минометы. Подтянув силы, сосредоточившись неподалеку от Угодского Завода, гитлеровцы решили разделаться с партизанами. Возможно, они приняли партизан за большую воинскую часть, прорвавшуюся через фронт, в тыл, тем более что бой растянулся на два километра. Теперь фашисты уже, видимо, не считались с тем, что в селе еще могут находиться свои. Снаряды и мины с воем и грохотом рвались среди домов и в лесу, осколки со скрежетом и свистом рассекали воздух и впивались в стены домов, в деревья, в землю. Еще в нескольких местах заполыхали пожары, вздымая к темному звездному небу длинные языки Огня и клубы удушливого дыма.

Бой подходил к концу. Задача была выполнена.

Перед самым отходом погиб партизанский весельчак ефрейтор Терехов.

В бою Илья потерял Карасева. Только услыхав команду к отходу, он впервые с начала налета увидел командира у медпункта. Тот стоял бледный, прислонившись к дереву, прижимая к груди окровавленную руку.

«Ранен и, видать, тяжело. Не дойдет!» — промелькнула мысль, и сразу же пришло решение. В палисаднике одного из домов, откуда только что с группой партизан ефрейтор в ожесточенной схватке вышиб немцев, он приметил стоявшую машину. Тогда в разгаре боя было не до нее. Увидел и мигом забыл. Все равно в лес не угонишь. Но сейчас…

Никому ничего не говоря, Терехов побежал к «мерседесу», бежал и улыбался, довольный своей находчивостью. Заведя машину и дав полный газ, Илья помчался по улице. Не доезжая десятка метров до медпункта, Терехов включил лампочку внутри кабины. Увидев машину, Жабо удивился. Откуда? Чью? Может, кто из фашистских начальников, уцелевших во время налета, решил удрать, спастись от партизан? Но нет! Слабо освещенная фигура шофера, сидевшего за рулем, показалась капитану знакомой. Он стал напряженно вглядываться. В этот момент один из партизан, решивший, что в машине наводится гитлеровец, не раздумывая, бросил противотанковую гранату. Машина разлетелась на куски.

Так случайно погиб храбрый, преданный боец и товарищ, калужский слесарь и шофер Илья Терехов.

…По общему сигналу все группы стали стягиваться к сборному пункту. На опушке леса командиры групп сделали перекличку. Недосчитались многих. В поселке осталось 18 погибших бойцов и партизан. Восемь тяжелораненых тут же перевязали и положили на носилки. Легкораненые и контуженные остались в строю.

Отряд углубился в лес. Позади полыхал, окрашивая в причудливые цвета небо, Угодский Завод. Впереди и на флангах рвались, сваливая, рассекая и кромсая деревья, снаряды и мины: немцы продолжали артиллерийский обстрел.

Отход отряда проходил в очень сложных условиях. Стычки с немцами на пути к фронту и непосредственно на линии фронта возникали почти непрерывно, поэтому приходилось неизбежно автоматным, пулеметным огнем и гранатами пробиваться через немецкие заслоны. Отряд нес потери и в темноте раздробился на три части, причем дальше каждая колонна двигалась самостоятельно. Это обстоятельство не очень волновало Жабо, так как он знал, что в каждой колонне есть испытанные, инициативные офицеры и партизаны и они сумеют довести людей до конечного пункта.