Пароль — Родина

Прошло уже много времени, а разведчики не возвращались. Так и не дождался их Александр Михайлович. Он попросил Гурьянова, если удастся, самому встретиться с Алеховым, а потом и с командиром высокиничских партизан Петраковым.

Уходя, Александр Михайлович простился с друзьями. Для каждого нашлось теплое слово, дружеский совет, доброе пожелание… И вот уже исчезли за деревьями Курбатов, и его проводник Соломатин, который должен был сопровождать секретаря в Серпухов. А на лесной тропке еще долго неподвижно стоял Михаил Алексеевич Гурьянов и неотрывно глядел вслед уходившему другу.

Курбатов волновался не зря. Герасимович и Александров задания не выполнили. Неподалеку от деревни Комарово они напоролись на немецкую засаду и были внезапно обстреляны. Оба бросились бежать, однако через минуту Александров, бежавший впереди, услышал вскрик и глухой стон. Герасимович упал. То ли он был ранен, то ли не выдержало больное сердце. Александров повернул обратно, чтобы помочь товарищу, но фашисты опередили его. Они первыми добежали до упавшего разведчика и быстро поволокли его за собой. Александров распластался на земле и стал посылать пулю за пулей в удалявшихся гитлеровских солдат. Но что стоил его пистолет, в котором опустела обойма, против немецких автоматов. Не видя второго разведчика, несколько гитлеровцев с разных сторон стали окружать место, где притаился Александров. Тому ничего не оставалось делать, как, кусая губы от сознания собственного бессилия, отползти к ближайшему оврагу, скатиться вниз и затем бежать в глубину леса. Помочь Герасимовичу он уже не мог, а о случившемся несчастье надо было поскорее доложить командиру.

До ночи блуждал Александров в лесной чаще, боясь навести гитлеровцев на партизанский лагерь. И только когда убедился, что вражеские солдаты ушли и опасность миновала, направился на базу.

Партизанский отряд потерял Герасимовича — неутомимого разведчика, душевного товарища, боевого друга, стойкого коммуниста.

…В эти дни партизаны усиленно готовились к зиме. Наступили первые морозы, и «лесовики» только теперь по-настоящему поняли, что не зря трудились перед уходом на базу и по-хозяйски подготовили для жилья свое «подземное царство».

Теперь во время скупого партизанского отдыха только и разговора было о гибели Герасимовича, о возвращении Терехова из Калуги, о подходе пополнения. Все понимали, что близится большое, настоящее дело, трудная боевая операция, и каждый с нетерпением ждал дня, часа, минуты, когда прозвучит команда: «В поход!»

В поход!.. Для этого надо бы переформироваться и соединиться с воинскими частями особого назначения. По указанию командования отряд временно перебазировался за линию фронта, в район деревни Муковнино. Там и произошла ранним ноябрьским утром эта долгожданная встреча.

Сердце Карасева, офицера-строевика, сильнее забилось при виде бойцов Красной Армии. Все они были в новом, ладно пригнанном обмундировании, с автоматами на груди, с пулеметами и даже с минометами в хвосте колонны. Выглядели бойцы бодро и с любопытством разглядывали встретивших их «лесных бойцов», о которых пока еще знали только понаслышке.

Это был батальон особого назначения Западного фронта. Еще 11 ноября командир батальона полковник С. И. Иовлев и его заместитель капитан В. В. Жабо повели своих бойцов с территории подмосковной дачи М. Горького для выполнения специального задания: проникнуть в ближайшие тылы противника, чтобы захватывать мосты, переправы, дезорганизовывать немецкую связь, нарушать вражеские коммуникации — и все это с целью облегчить действия ударной группировки нашей 49-й армии. В пути следования к линии фронта колонна Иовлева попала под ожесточенную бомбежку немецких самолетов и оказалась разорванной. К позициям 17-й стрелковой дивизии генерала Д. Селезнева Иовлев добрался со своим штабом и примерно полубатальоном бойцов. Остальные остались где-то в хвосте и вскоре должны были появиться здесь, на исходном пункте выхода в тыл фашистов.

Командир батальона полковник Иовлев радушно пожал руки партизанам, но от приглашения закусить и отдохнуть наотрез отказался. Полковник спешил. Поблагодарив за приглашение, он внимательно выслушал Карасева: старшему лейтенанту очень хотелось совершить налет на немецкий гарнизон в Угодском Заводе.

— Да, вам будет нелегко, — задумчиво сказал Иовлев. — Войсковые разведчики уже прощупывали немцев в Угодском Заводе и, конечно, напугали их. Сожгли автомашину с рацией, пошумели возле села и отошли. Думаю, что теперь немцы выставили крупные заслоны. Как бы вам не нарваться на эти заслоны и не провалить все дело. План налета вы разработали?

— Пока у нас есть предварительный план, — ответил Карасев. — Уже доложили свои соображения в Москву. Ждем подкреплений.

— Обязательно тщательно подсчитайте и распределите свои силы. Разведку делали?

— Так точно.

— Местность-то вы уж, надеюсь, знаете?

— Знаем, дорога знакома.

— Надо заранее позаботиться о путях отхода. Возможно, при отходе придется двигаться другим маршрутом. Смотря по обстоятельствам.

— Понимаю.

— Ручные гранаты у вас есть?

— Есть.

— Это хорошо. Пользуйтесь ими, когда будете нападать на дома, на скопления гитлеровцев или отбиваться от них. Только осторожно, чтобы в суматохе не зацепить осколками своих.

— Разумеется.

— Жаль, тороплюсь я и не могу посидеть с вами за планом налета, — проговорил Иовлев. — Но мои советы, думаю, вам пригодятся. Когда ввяжетесь в дело, действуйте стремительно, дерзко, не выпускайте из рук управления людьми. Да определите условные сигналы начала налета и выхода из боя. Наметьте пункт сбора, подумайте об эвакуации раненых.

— Спасибо, товарищ полковник, постараемся ничего не забыть.

Полковник задумался, как бы вспоминая что-то важное, о чем он не успел упомянуть, а потом, испытующе глянув на Карасева, спросил:

— Значение Угодского Завода вы себе представляете?

— Представляю, товарищ полковник.

— Угодский Завод — это узел дорог, идущих к линии фронта. Автомагистраль Брест — Москва. Снабжение немецких войск на участке Тарутино — Серпухов проходит через Угодский Завод. Соображаете?

— Соображаю.

— То-то же! Так что удар по Угодскому Заводу — дело важное и серьезное. Поэтому я беспокоюсь за вас и от души желаю вам успеха.

Он помолчал с минуту и добавил:

— С вами пока останется мой заместитель капитан Жабо. Вот он, прошу любить и жаловать.

Жабо сделал шаг вперед и молча приложил руку к танкистскому шлему.

— Капитан Жабо будет дожидаться подхода остальных бойцов нашего батальона и потом, если потребуется, пойдет по моим следам. А если я справлюсь сам, тогда Жабо и другие наши бойцы и командиры сумеют помочь вам. А теперь просьба: дайте мне проводника, хорошо знающего местность и, конечно, вполне надежного.

Карасев переглянулся с Гурьяновым, и тот уверенно предложил:

— Есть у нас такой — наш разведчик и связной Исаев. Яков Кондратьевич! — окликнул Гурьянов.

Исаев вытянулся по стойке «смирно» и спокойно взглянул на полковника Иовлева.

— Раз вы рекомендуете и ручаетесь, — сказал полковник, — значит, все в порядке. Доведете, товарищ Исаев?

— Доведу, товарищ полковник, не сомневайтесь. Куда прикажете?

— Все вам объясню.

Перед самым уходом Иовлев обратился к окружившим его партизанам с краткой, но горячей речью. Видимо, чувство любви к Отчизне и ненависть к врагу переполняли сердце этого уже немолодого офицера, поэтому его негромкий голос дрожал от внутреннего волнения. Он говорил о грозной опасности, нависшей над страной; о целях фашистов, прорвавшихся к самому сердцу Родины — Москве; о долге советских воинов и партизан при поддержке всего народа беспощадно истреблять захватчиков, не давать им покоя ни днем, ни ночью, чтобы у них горела под ногами земля… Каждая фраза полковника словно завораживала партизан, заставляла сильнее биться сердца. Все стояли не шевелясь, крепко сжимая оружие, — кто в пальто, кто в полушубке и валенках, кто в ватнике и сапогах. В абсолютной тишине слышалось только учащенное дыхание десятков людей, да иногда ветер, налетавший издалека, порывисто раскачивал отяжелевшие под снегом деревья.