Страница 17 из 54
— Джентльмены, я не задержу вас дольше, чем нужно, — начал Брэнсон.
В его руках оказались люди, пользовавшиеся огромным влиянием во всем мире, но по лицу Питера было трудно понять, доставляют ли ему удовольствие сознание собственной власти и всеобщее внимание. В этот момент Брэнсона слушали миллионы людей, многие из которых видели его на экранах своих телевизоров. Питер был спокоен и уверен в себе. Лицо его казалось абсолютно бесстрастным.
— Думаю, вы все догадываетесь, для чего мы здесь собрались.
— Лично я догадываюсь, для чего меня пригласили, — заявил Квори.
— Я в этом не сомневался.
— Хочу только напомнить вам: в отличие от многих я в своей деятельности руководствуюсь законом. И окончательное решение от меня не зависит.
— Я приму это к сведению, — заявил Брэнсон с таким видом, словно он проводил семинар в одном из университетов Плющевой Лиги. — Но мы к этому еще вернемся. Как по-вашему, мистер Квори, о чем мы будем говорить в первую очередь?
— О деньгах.
— Совершенно верно, о деньгах.
— Сколько вы хотите? — спросил Квори, который не зря славился прямотой.
— Одну минутку, господин секретарь казначейства! — прервал Квори президент.
У него, как и у каждого из двухсот миллионов его избирателей, были свои маленькие слабости — президент не любил оставаться в тени.
— Для чего вам эти деньги, Брэнсон?
— Почему вы решили, что это касается вас?
— Я считаю, что меня это касается самым непосредственным образом. Я категорически заявляю, что если деньги нужны вам для ведения подпольной деятельности, если вы обратите их во зло и если вы собираетесь их использовать для ведения антиамериканской деятельности, то получите не деньги, а мой труп. Что я такое по сравнению с Америкой?
Брэнсон одобрительно кивнул.
— Хорошо сказано, господин президент! Особенно если учесть, что сегодня вам никто не помогал готовить речь. В ваших словах мне слышится голос пионеров. Это говорит совесть Америки. Отцам-основателям Соединенных Штатов ваша речь определенно понравилась бы. Она определенно понравится и тем, кто в ноябре этого года станет за вас голосовать. Уверяю, что эти деньги нужны мне не для политических целей, а для сугубо личных. Я собираюсь основать компанию «Брэнсон инкорпорейтед».
Президент был не из тех, кого легко вышибить из седла, иначе он никогда не стал бы президентом.
— Вы упомянули слово «совесть». Но есть ли она у вас?
— Откровенно говоря, я и сам не знаю. Если дело касается денег — нет, наверняка нет. Большинство по-настоящему богатых людей мира — моральные уроды. Это люди с умом криминального склада, которые поддерживают видимость законности, нанимая юристов, таких же моральных уродов, как и они сами.
Возьмем для примера мультимиллионеров, политиков, юристов. Кто из них больше лжет? Нет, нет, не отвечайте. Я могу нечаянно перейти на личности. Мы все негодяи, независимо от того, скрываемся ли под лицемерной маской законности или нет. Лично я просто хочу быстро получить деньги и считаю, что мой способ ничем не хуже других.
— Будем считать, что вы честный вор. Давайте говорить более конкретно, — предложил Квори.
— Итак, поговорим о моих требованиях.
— Именно.
Брэнсон окинул взглядом короля и принца, рядом с которыми сейчас не было Имана — его отправили в госпиталь. Потом посмотрел на президента.
— Что ж, за всех разом, не торгуясь из-за каждого цента, — триста миллионов долларов. Тройка с восемью нулями.
Телезрители Соединенных Штатов и всего мира стали свидетелями последовавшей сцены. Наступило молчание. На лицах участников пресс-конференции отразились самые разные чувства: ярость, непонимание, недоверие, потрясение. Несколько мгновений тишина была полная.
Нетрудно догадаться, что из всех присутствующих именно секретарь казначейства чаще всего имел дело с такими большими суммами денег. Наверное, именно поэтому он первый пришел в себя.
— Мне показалось или вы в самом деле назвали эту цифру?
— Тройка и восемь нулей. Если вы дадите мне доску и мел, я вам ее нарисую.
— Это чудовищно! Возмутительно! Этот человек сумасшедший! — На экранах телевизоров было хорошо видно красное лицо президента. Он сжал руку в кулак, ему очень хотелось изо всех сил стукнуть по столу, но стола не было. — Вы знаете, Брэнсон, каково в нашей стране наказание за похищение людей? И каковы наказания за шантаж и вымогательство с применением силы?
— Разве эта сумма является беспрецедентной в истории преступлений?
— Да. Эта уже слишком! Суммы такого масштаба... Наказанием за измену является смертный приговор, а в данном случае это хуже измены... Да я ни за что не соглашусь...
— Господин президент, мне ничего не стоит убедить вас в серьезности моих намерений, но я бы предпочел, чтобы вы поверили мне на слово, — Брэнсон достал пистолет. — Вы же не хотите, чтобы я на глазах у ста миллионов телезрителей прострелил вам коленную чашечку? Тогда вам и в самом деле пригодится ваша трость. Если мне понадобится подкрепить слова делом, я сделаю это без малейших колебаний. Для меня это пустяк, — в голосе говорившего чувствовалось холодное безразличие, которое было страшнее самих слов.
Президент разжал кулак и не сел — рухнул — на стул. Его лицо из багрово-красного стало серым.
— Вашим людям пора научиться: мыслить масштабно, — продолжал Брэнсон. — Мы живем в Соединенных Штатах, в богатейшей стране мира, а не в какой-нибудь банановой республике. Что такое триста миллионов долларов? Пара подводных лодок «Поларис» или ничтожная доля стоимости полета человека на Луну. Если я возьму эту крошечную долю достояния Америки, никто не пострадает, а вот если я не получу этих денег, многим будет очень не хватать вас, господин президент, и ваших арабских друзей.
Подумайте о том, что потеряете вы и что потеряет Америка! В десять, в сто раз больше! Начнем с того, что не будет построен завод по переработке нефти в Сан-Рафаэле. Ваши надежды на то, что страна сможет приобретать нефть по символическим ценам, никогда не осуществятся. Если Их Высочествам не удастся благополучно вернуться на родину, на Соединенные Штаты будет наложено эмбарго. Это приведет к длительной депрессии, по сравнению с которой Великая депрессия 1929 года покажется воскресным пикником, — Брэнсон посмотрел на министра энергетики. — Вы согласны со мной, мистер Хансен?
По лицу министра было видно, что ему вовсе не хочется соглашаться. Нервный тик бедного Хансена к этому времени уже напоминал пляску Святого Витта. Голова министра дернулась, он оглянулся, ища поддержки, и умоляюще посмотрел на президента. Хансен готов был уже упасть в обморок, но тут ему на помощь пришел секретарь казначейства.
— Мне кажется, что вы, Брэнсон, правильно представляете возможные последствия.
— Благодарю вас.
В этот момент король поднял руку.
— Позвольте мне сказать.
Король был человеком совсем иного склада, чем президент. Жизнь его проходила довольно бурно, ему приходилось постоянно бороться за сохранение трона и ради этого ему не раз доводилось избавляться от собственных родственников. Потрясения были ему не в новинку. Король сам всю жизнь использовал насилие и понимал, что может умереть не своей смертью.
— Разумеется, Ваше Величество.
— Как бы ни закончилась нынешняя операция, вас будут искать и, в конце концов, убьют. Вам все равно не спрятаться. Даже если вы меня сейчас убьете, ваша смерть не за горами.
Речь короля нисколько не тронула Брэнсона.
— Пока у меня есть вы, Ваше Величество, не о чем беспокоиться. Я понимаю, что любой из ваших подданных, решивший лишить вас жизни, отправится в рай, если цареубийцы вообще попадают в рай. Мне кажется, что вы, Ваше Величество, не из тех людей, что готовы прыгнуть с моста ради того, чтобы верные сыны Аллаха со своими длинными ножами принялись охотиться за мной.
Глаза с тяжелыми веками смотрели не мигая на Брэнсона.
— А что, если я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете?