Страница 8 из 54
И девушку весьма удивило, что мы едем в том направлении, откуда только что приехали.
— Знаю, скажете, что я сумасшедший. Только я не сумасшедший. Если ехать на север, то вскоре мы наткнемся на новое заграждение на дороге, и оно уже будет сделано не наспех и сможет остановить пятидесятитонный танк.
Они, возможно, догадываются, что я понимаю это, и считают, что я сверну с дороги на какую-нибудь грунтовку и поеду на восток. Я бы на их месте так и подумал. Поэтому-то мы едем на юг — они не догадаются об этом. И там спрячемся на несколько часов.
— Спрячемся? Где? Где вы можете спрятаться? — И, не получив ответа, попросила:
— Пожалуйста, отпустите меня. Вы теперь в безопасности, вы уверены в себе, иначе не поехали бы на юг.
— Не будьте глупой, — сказал я устало. — Отпущу вас, а через десять минут каждый полицейский штата будет знать, в какой машине еду и куда. Вы, должно быть, действительно считаете меня сумасшедшим.
— Но вы не можете доверять мне, — настаивала она.
За последние двадцать минут я никого не застрелил, и поэтому она больше не боялась, по крайней мере боялась не настолько, чтобы не попытаться что-нибудь предпринять.
— Откуда вы знаете, что я не стану подавать людям знаки, кричать или, скажем, не ударю вас, когда вы отвернетесь? Откуда вы знаете?
— Этот полицейский, Доннелли, — ни с того, ни с сего спросил я. Успели ли врачи?
Она поняла, что я имел в виду. Румянец, который было вернулся на ее лицо, снова исчез. Ее храбрость была лучшим видом храбрости, а может, наоборот — худшим, тем, который ввергает вас в неприятности.
— Мой папа — больной человек, мистер Толбот, — она первый раз назвала меня по фамилии, и мне понравилось это «мистер». — Я ужасно боюсь, что с ним будет плохо, когда до него дойдет известие обо всем этом. У него очень плохое сердце, и...
— А у меня жена и четверо голодных детей, — прервал ее я. — Мы можем утереть друг другу слезы. Сидите тихо.
Она ничего не ответила и вела себя тихо даже тогда, когда я остановился у аптеки на несколько минут, чтобы быстро позвонить по телефону. Ее я захватил с собой, но она находилась достаточно далеко, чтобы подслушать мой разговор, и достаточно близко, чтобы видеть очертания револьвера под сложенным пальто. Затем я купил сигарет. Продавец посмотрел на меня, затем на «корвет», припаркованный у аптеки.
— Слишком жарко, чтобы ездить на машине, мистер. Издалека приехали?
— С озера Чиликут. — В трех или четырех милях к северу я видел указатель. Я старался говорить с американским акцентом, но это удавалось мне с трудом. — Рыбачили.
— Рыбачили? Да?
Это было сказано достаточно нейтральным тоном, но в глазах его читалась хитринка, поскольку он видел девушку за моей спиной.
— Поймали что-нибудь?
— Немного. Я понятия не имел, какая рыба водилась в местных озерах и водилась ли вообще. И когда я стал размышлять над этим, мне показалось маловероятным, чтобы кто-нибудь поехал на эти мелкие заболоченные озера, когда перед ним — весь Мексиканский залив.
— Однако мы остались без рыбы, — в моем голосе зазвучало раздражение.
— Поставили ведро с рыбой на дороге, а какой-то идиот пролетел со скоростью не менее восьмидесяти миль в час — тут и пришел конец и ведру, и рыбе, а вместе с ней и завтраку. А эти боковые дороги такие грязные, что я не смог разобрать его номера.
— Идиоты встречаются везде. — Внезапно он задумался, а потом быстро спросил:
— А что за машина, мистер?
— Голубой «шевроле» с разбитым лобовым стеклом. А в чем дело-то?
— "В чем дело", он спрашивает. Хотите сказать, что не знаете?... Вы разглядели водителя?
— Нет, он ехал слишком быстро. Я видел только копну рыжих волос, но...
— Рыжие волосы, озеро Чиликут. Боже!
Он бросился к телефону, а мы вышли на улицу.
— А вы ничего не упускаете, — удивилась девушка. — Как вы можете вести себя так хладнокровно? Он мог опознать...
— Садитесь в машину. Опознать меня? Да он разглядывал только вас. Мне кажется, когда шили ваш купальник, кончился материал, но они все равно решили дошить его.
И мы поехали дальше. Через четыре мили подъехали к тому месту, которое я приметил раньше, — затененной пальмами стоянке между дорогой и берегом с временной деревянной аркой, на которой было написано «Коделл Констракшн Компани», а ниже более крупно: «Добро пожаловать».
Здесь уже находилось десять — пятнадцать машин, несколько человек сидело на скамейках, но большинство — в машинах. Все наблюдали за строительством площадки в море для нового города. Четыре мощных драглайна медленно отламывали глыбы кораллов и укладывали их на широкую площадку.
Один занимался строительством широкой полосы, уходившей далеко в море, это будет новая улица нового города. Два других строили молы поменьше, отходившие под прямым углом от основного, — они предназначались для домов.
Четвертый возводил большой мел, дугой уходивший на север и вновь возвращавшийся к берегу, — возможно, гавань для яхт. Возведение города на дне морском приводило в восхищение, но у меня не было настроения восхищаться.
Я припарковал машину, распечатал пачку только что купленных сигарет и закурил. Девушка повернулась и недоверчиво посмотрела на меня:
— Это место вы имели в виду, когда говорили, что вам надо где-нибудь спрятаться?
— Да, это.
— Вы намерены остаться здесь?
— А вам как кажется?
— Здесь, где многие могут видеть вас? В двадцати ярдах от дороги, где любой проезжающий мимо полицейский патруль...
— Теперь понимаете, что я имею в виду? Все будут думать так же, как вы. Об этом месте любой здравомыслящий человек, за которым идет охота, подумает в последнюю очередь. Именно поэтому это идеальное место и поэтому мы здесь останемся.
— Вы не можете остаться здесь навсегда, — упрямо сказала она.
— Не могу, — согласился я. — Останемся до тех пор, пока не стемнеет.
Придвиньтесь поближе ко мне, мисс Рутвен. Все считают сейчас, что я с диким взором ломлюсь с треском через леса или пробираюсь по уши в грязи по одному из флоридских болот, но уж никак не загораю в обнимку с хорошенькой девушкой. Это не вызовет подозрений, не так ли? Так что придвиньтесь, леди.
— Как бы мне хотелось, чтобы этот револьвер был у меня, — тихо сказала она.
— Не сомневаюсь. Придвиньтесь. Она придвинулась. Я вздрогнул, когда ее голое плечо соприкоснулось с моим. Я попытался представить, что бы чувствовал, будь я красивой молоденькой девушкой и окажись в компании убийцы, но быстро бросил это занятие — я не был ни девушкой, ни даже молодым и красивым. Я продемонстрировал девушке револьвер под пальто, лежавшем на моих коленях, и откинулся на сиденье, чтобы насладиться легким ветерком с моря, который смягчал жаркие лучи солнца, просачивавшиеся сквозь пожелтевшие кроны пальм. Но чувствовалось, что солнце недолго будет припекать, поскольку легкий ветерок, притянутый с моря иссушенной землей, был чуть влажным, а белые облачка над морем уже сгущались в серые тучи.
Это мне не очень-то нравилось — нужно было оправдание, чтобы продолжать носить на голове платок.
Минут через десять с юга подъехала черная полицейская машина. Я наблюдал в зеркало, как она притормозила, двое полицейских выглянули и быстро осмотрели стоянку. Видно было, что они не ожидали наткнуться здесь на что-либо интересное, и машина рванула дальше, едва успев притормозить.
Надежда в серых ясных глазах девушки угасла, как пламя задутой свечи, но через полчаса снова вернулась к ней — двое казавшихся крутыми ребятами полицейских на мотоциклах одновременно въехали под арку, одновременно остановились и одновременно заглушили двигатели. Через несколько секунд они слезли с мотоциклов, поставили их на подножки и двинулись к машинам.
Один из них держал револьвер наготове.
Они начали свой обход с ближайшей к выезду машины и, бегло осмотрев ее, долго молча пронизывали взглядами пассажиров. Они ничего не объясняли и не извинялись — выглядели так, как могут выглядеть полицейские, узнавшие о том, что кто-то стрелял в полицейского и тот умирает или уже умер.