Страница 64 из 68
Когда-нибудь они сделают меня эмиром Афганистана.
— Гордон был прав,— только и смог произнести Уиллоби.— Как же он был прав! А перемирие, которого ты так хотел? Подозреваю, это была еще одна уловка?
— Конечно! Я хотел выгнать Эль Борака из моего Замка.
— Каким же я был безумцем,— пробормотал Уиллоби.
— Лучше помириться с Богом, чем бранить себя, саиб,— сказал Афдал-хан, поворачивая лезвие сабли так, что оно засверкало в ранних солнечных лучах.— Здесь только вы, я и Аллах, а Аллах ненавидит неверных! Сталь молчалива и надежна. Один быстрый и смертоносный удар, и ваша голова в моем распоряжении…
Он шагнул к Уиллоби. Англичанин стиснул зубы и крепко сжал кулаки. Он понимал, что бежать бесполезно — оракзай догонит его в одно мгновение. Столь же бесполезно было бросаться на противника и хватать его голыми руками, но это было все, что он мог сделать. Смерть настигнет его в прыжке, наступит темнота, и всем его планам и надеждам придет конец…
— Подожди минуту, Афдал-хан!
Голос был спокойным, но даже будь это внезапный резкий окрик, впечатление не было бы более устрашающим. Афдал-хан резко обернулся, застыл на месте, и сабля выскользнула у него из пальцев. Лицо его стало мертвенно-бледным, и он медленно поднял руки.
Гордон стоял в расселине и пистолетом, который держал на уровне бедра, целился вождю прямо в живот. На губах Гордона играла лишь чуть заметная ухмылка, но в его черных глазах разгоралось горячее пламя.
— Эль Борак! — заикаясь от изумления, произнес Афдал-хан.— Эль Борак! — выкрикнул он внезапно, как сумасшедший.— Ты призрак! Дьявол! Скалы были пусты — мои люди их прочесали…
— Я прятался на выступе утеса у них над головой,— ответил Гордон,— и спустился сюда после того, как они ушли. Убери руки с пояса, Афдал-хан. В течение этого часа я мог сто раз пристрелить тебя, но мне хотелось, чтобы Уиллоби узнал, какой ты негодяй.
— Но я видел вас в Замке,— недоумевал Уиллоби,— вы спали в пещере…
— Вы видели Али-шаха, переодетого в мою одежду и притворяющегося спящим,— ответил Гордон, не спуская глаз с Афдал-хана.— Я боялся, как бы вы, узнав, что я не в Замке, не отказались от встречи с Афдалом. Вдруг я что-нибудь замышляю? Поэтому, забросив вашу записку в лагерь оракзаев, я вернулся в Замок, пока вы спали, отдал моим людям приказания и спрятался в ущелье. Видите ли, я был уверен, что Афдал не позволит наказать Бабера за то, что тот убил Сулеймана. Да он бы и не смог, даже если бы захотел. У Бабера слишком много последователей в Хоруке. Единственным способом сохранить благосклонность эмира, не передавая Бабера в руки правосудия, было заткнуть вам рот. Тогда Афдал бы мог возложить всю вину на меня. Я не сомневался, что, получив записку, он придет сюда, и подозревал, что он собирается вас убить.
— Он мог меня убить,— пробормотал Уиллоби.
— Мое ружье было нацелено на него с того самого мгновения, как вы здесь появились. Если бы он привел с собой людей, я бы застрелил его еще до того, как вы покинули Замок. Увидев, что он намерен встретиться с вами один на один, я стал ждать, пока вы сами убедитесь, что это за зверь. Никакая опасность вам не угрожала.
— Я подумал, что он не мог так быстро добраться из Хорука.
— Я знал, что он не в Хоруке,— сказал Гордон.— Знал и то, что, обнаружив нас в Замке целыми и невредимыми, Бабер во всем сознается Афдал-хану, и что Афдал придет ему на помощь. Афдал стоял лагерем в полумиле за холмами, как всегда окруженный толпой воинов. Мне бы не пришлось трудится доставлять вашу записку, если б я застрелил его еще тогда.
Черные глаза Афдал-хана снова сверкнули, и на его смуглой коже выступили бисеринки пота.
— Не собираетесь же вы хладнокровно убить его? — возразил Уиллоби.
— Нет. Я дам ему лучший шанс, чем он дал Юсуф-шаху.
Гордон сделал шаг к безмолвному патану, приставил дуло винтовки к его ребрам и выдернул из-за пояса Афдал-хана нож и револьвер. Он забросил это оружие в скалы и вынул свой пистолет. Затем американец обнажил стальную саблю, мягко проскрежетавшую о ножны. Голос Эль Борака звучал спокойно, но Уиллоби увидел, как у него на висках вздуваются узелки вен.
— Возьми свою саблю, Афдал-хан. Здесь нет никого, кроме англичанина, тебя, меня и Аллаха, а Аллах ненавидит свиней!
Афдал-хан зарычал, как загнанная в капкан пантера. Согнув колени, он дотянулся одной рукой до оружия и обрушился на Гордона, как лавина с Гималаев.
У Уиллоби перехватило дыхание при виде этого ослепительно жестокого наскока. Ему показалось, что рука Афдала только коснулась рукоятки, а его сабля уже опускалась на голову Гордона. Но по голове американца он не попал. Ожидая увидеть, как Гордон будет отражать атаку, Уиллоби начал припоминать слышанные им истории о том, как проворно Эль Борак орудует тяжелой, кривой гималайской саблей.
Афдал-хан был выше и тяжелее Гордона и быстр, как проголодавшийся волк. Он обрушивал удар за ударом со всей силой мускулистой руки, да так быстро, что Уиллоби мог следить за ударами только по непрерывному лязгу стали о сталь. Но эта порхающая сабля пока не нанесла ни одной раны Гордону: каждый смертоносный удар при встрече с саблей противника кончался пустым звоном. Афдал-хан двигался гораздо энергичнее Гордона. Оракзай раскачивался, проворно поворачивался направо и налево, прыгал в разные стороны или кружил возле своего соперника, беспрестанно нанося сильные удары.
Чтобы избежать ударов, Гордон лишь поворачивал голову и изредка менял позицию, чтобы постоянно держать противника перед собой. Он стоял твердо, как скала, а его саблю было невозможно выбить из руки. Она легко выдерживала даже самые мощные удары патана.
Должно быть, его рука сделана из железа, думал Уиллоби, удивленно наблюдая за схваткой. Афдал-хан бил по сабле Эль Борака, как кузнец по наковальне, отчаянно пытаясь поставить американца на колени мощью своего натиска. Всей силой своих мускулов он давил на запястье Гордона, когда они застывали, скрестив сабли. Но Эль Борак не отступил ни на фут.
Его оборона ничуть не ослабла.
Афдал-хан задыхался, по его смуглому лицу катился пот, а глаза сверкали, как у дикого зверя. Гордон же дышал совершенно спокойно. Казалось, град ударов совершенно не действовал на него.
Когда Афдал-хан почувствовал, что его силы убывают, он совсем обезумел.
— Пес! — тяжело выдохнул он, плюнул в лицо Гордону и, замахнувшись саблей, невероятным прыжком бросился вперед, готовясь нанести удар, способный повалить даже дуб, и покончить с Гордоном.
Американец отскочил со скоростью, которая пристыдила бы даже раненую рысь. Уиллоби не мог уследить за его движениями — он видел только, что мощные удары Афдал-хана крушили лишь воздух, а сабля Гордона ослепительно сверкала в лучах восходящего солнца. Раздался удар металла, хруст ломающихся костей, и Афдал-хан зашатался. Гордон с тихим, безжалостным, как звон сабли, смехом сделал шаг назад, и по широкому лезвию закапала темно-красная кровь.
Лицо Афдал-хана мертвенно побледнело; он зашатался, как пьяный, глаза его расширились. Левую руку он прижал к боку, и между его пальцами засочилась кровь. Правой рукой он пытался поднять саблю, ставшую доя него вдруг непомерно тяжелой.
— Аллах! — прохрипел он.— Аллах! — Ноги Афдал-хана подкосились, и он упал, как срубленное дерево.
Уиллоби в ужасе наклонился к нему.
— Господи, да он разрублен почти пополам! Как с такой раной можно прожить хоть пять секунд?
— Жителей холмов трудно убить,— ответил Гордон, стряхивая с лезвия красные капли. Взгляд его потух. Огонь, так долго сжигавший душу американца, наконец, погас, хотя кровь еще кипела в жилах.
— Можете возвращаться в Кабул и доложить эмиру, что вражде конец,— сказал он.—
По этой дороге скоро снова пойдут караваны из Персии.
— А как же Бабер Али?
— Он удрал ночью, когда провалилась его атака на Замок. Я видел, как он уходил из долины со своими людьми. Осада ему надоела. Люди Афдала еще в долине, но они убегут в Хорук, когда услышат о гибели своего вождя. Эмир объявит Бабера Али вне закона, как только вы вернетесь в Кабул. Мне больше нет нужды бояться клана Хорука; они будут рады согласиться на мир.