Страница 46 из 68
Перед ним была большая комната, украшенная бархатными драпировками и пышно убранная дорогими коврами, в ней стояло несколько кушеток. Возле одной из кушеток столпились люди: семеро смуглых юсуфзайских головорезов и еще двое, про которых он не мог бы сказать ничего определенного. На кушетке лежал обнаженный до пояса человек, по виду принадлежавший к племени вазири. Сложения он был могучего, но четверо здоровенных бандитов держали его запястья и ноги. Они держали его так крепко, что он не мог пошевелиться, и видно было, как напряжены мышцы его рук и плечи. Глаза его были налиты кровью, а широкая грудь блестела от пота, и О'Доннелл тут же понял, почему. Гибкий человек в красном шелковом тюрбане серебряными щипцами взял из дымящейся жаровни раскаленный уголь и поднес этот уголь к обнаженной груди, на которой были видны следы ожогов.
Другой человек, выше того, на котором был красный тюрбан, задал какой-то вопрос, которого О'Доннелл не разобрал. Вазири свирепо замотал головой и с яростью плюнул в говорившего. В следующее мгновение уголь упал к нему на грудь, вызвав у несчастного нечеловеческий вопль. В это самое мгновение О'Доннелл изо всех сил дернул ставни.
Будучи полуирландцем-полуамериканцем, он не отличался богатырским сложением, но был словно стальной. Ставни с треском раскрылись, и он оказался посреди комнаты, держа в одной руке обнаженную саблю, а в другой кинжал. Палачи повернулись к нему и замерли в изумлении.
Свисающий конец завязанного по-курдски шарфа закрывал его лицо, так что видны были только горящие от ярости и гнева глаза. Немая сцена длилась лишь мгновение, и сразу же все пришло в движение.
Человек в красном тюрбане что-то выкрикнул, и навстречу непрошеному гостю двинулся один из бандитов. Он уже занес для удара руку с длинным ножом, но ударить так и не успел: взмах сабли опередил его, и кисть руки, продолжая сжимать нож, отлетела в сторону. Длинный узкий клинок О'Доннелла в левой руке пронзил горло головореза, и тот свалился замертво.
Одним прыжком американец оказался рядом с Красным Тюрбаном и его высоким помощником. Он не боялся, что они пустят в ход огнестрельное оружие. Ночные выстрелы в этой аллее Шайтана неминуемо повлекли бы за собой расследование, а этого бандиты, очевидно, не хотели.
Он оказался прав. Красный Тюрбан выхватил нож, а высокий саблю.
— Руби его, Джаллад! — прорычал Красный Тюрбан, отступая от американца.— Ахмет, на помощь!
Тот, кого звали Джаллад, что значит — палач, отразил удар О'Доннелла и снова взмахнул саблей. О'Доннелл уклонился от удара, отпрыгнув в сторону с ловкостью, которой могла бы позавидовать голодная пантера. Этот прыжок спас его и от Красного Тюрбана, который подкрадывался с ножом. Красный Тюрбан с визгом отскочил назад, однако длинное лезвие кинжала О'Доннелла распороло его шелковый жилет и царапнуло кожу. Споткнувшись о тяжелый табурет, он упал, однако О'Доннелл не успел использовать свое преимущество: Джаллад наносил удар за ударом. Американцу пришлось защищаться, а не нападать самому.
Отражая удары сабли, он увидел, что к нему направляется бандит, которого Красный Тюрбан назвал Ахметом. Ахмет держал за ствол старый мушкет. Одним ударом тяжелого приклада можно было бы с легкостью разбить человеку голову. Красный Тюрбан поднимался на ноги, и спустя мгновение О'Доннелл оказался бы окруженным с трех сторон.
Он не стал этого дожидаться. Сильный удар его сабли заставил Джаллада отступить, и О'Доннелл, извернувшись по-кошачьи, бросился навстречу Ахмету. Тот с криком занес над головой мушкет, но атака американца была столь стремительной, что ударить его прикладом Ахмет уже не успел. Бандит упал с распоротым животом.
С диким яростным криком Джаллад устремился к О'Доннеллу, однако американец даже не взглянул в его сторону.
Между ним и лежавшим на кушетке вазири никого не было. Одним прыжком он преодолел это расстояние и оказался лицом к лицу с теми четырьмя головорезами, которые все еще держали пленника. Они словно по команде отпустили несчастного и выхватили кривые сабли. Удар одного из них предназначался пленному, но тот избежал его, скатившись с кушетки на пол. В следующий миг О'Доннелл уже стоял между ним и его мучителями. Зазвенела сталь. Американец начал медленно отступать назад, крикнув пленнику:
— Спасайся! Беги ты первым, я потом! Скорее!
— Собаки! — прорычал Красный Тюрбан, который вместе с Джалладом бежал через всю комнату.— Не выпускайте их!
— Подходи и попробуй сам вкус смерти, пес! — О'Доннелл дико засмеялся, едва ли не заглушая звон клинков. Однако даже в пылу жаркой схватки он не забывал, что должен говорить с курдским акцентом.
Ослабевший от перенесенных пыток вазири, пошатываясь, отодвинул засов и открыл дверь. Она выходила в маленький закрытый двор.
— Беги! — снова крикнул ему О'Доннелл.— Перебирайся через стену, я задержу их!
Он повернулся лицом к оставшимся в комнате бандитам, выставив вперед оба своих клинка. Вазири, спотыкаясь, побежал через двор, а его мучители бросились на О'Доннелла. Однако все они застряли в узком дверном проеме. Отражая их удары, О'Доннелл смеялся над ними и осыпал их бранью. Красный Тюрбан приплясывал позади всех, отчаянно ругаясь и призывая все известные ему проклятия на голову чертова курда. Джаллад пытался достать О'Доннелла саблей, но ему мешали его же люди. Сабля американца мелькнула в воздухе, как язык кобры, и один из бандитов, вскрикнув, упал замертво. Джаллад, споткнувшись о его тело, упал сверху. В следующее мгновение в дверном проеме барахтались, изрыгая мыслимые и немыслимые проклятия, все уцелевшие бандиты. Не дожидаясь, пока они выберутся из двери, О'Доннелл бросился к стене, за которой уже успел исчезнуть спасенный им вазири.
Подпрыгнув, О'Доннелл ухватился за край стены, подтянулся на руках и успел взглянуть на черную ветреную улицу. Что-то тяжелое ударило его по голове. Это был тяжелый табурет, который Джаллад с невероятной силой бросил вслед О'Доннеллу. Однако американец уже не узнал, что именно обрушилось на его голову,— от полученного удара он потерял сознание и молча свалился со стены в темноту аллеи.
Очнулся О'Доннелл от того, что на его лицо попал слабый лучик света. Он сел, моргая, и схватился за оружие. Свет погас, и в наступившей темноте незнакомый голос произнес:
— Успокойся, Али эль-Гази. Я твой друг.
— Что ты за дьявол? — спросил О'Доннелл.
Он нашел свою саблю рядом на земле и теперь украдкой подтягивал под себя ноги, чтобы можно было быстро вскочить. Он был на улице, под той самой стеной, с которой упал, а незнакомец в призрачном свете звезд казался неясной большой тенью.
— Твой друг,— повторил он. Он говорил с персидским акцентом.— Тот, который знает твое имя. Зови меня Гассан. Это имя не хуже любого другого.
О'Доннелл поднялся на ноги, сжимая в руке саблю, и перс что-то протянул ему. В звездном свете О'Доннелл различил блеск стали, но прежде, чем взмахнуть саблей, увидел, что Гассан протягивал ему вперед рукояткой его собственный кинжал, подобранный на земле.
Гассан засмеялся:
— Ты подозрителен, как голодный волк, Али эль-Гази. Однако побереги свое оружие для врагов.
— Где они? — спросил О'Доннелл, взяв у Гассана кинжал.
— Они ушли в горы. По следу Запятнанного кровью Бога.
О'Доннелл схватил железной хваткой халат перса и свирепо взглянул в его насмешливые темные глаза.
— Будь ты проклят, что ты знаешь о Запятнанном кровью Боге? — Острие его кинжала коснулось кожи перса под ребрами.
— Я знаю это,— невозмутимо ответил Гассан.— Я знаю, что ты оказался в Медине эль-Харами, преследуя воров, укравших у тебя карту, с помощью которой можно найти сокровища богаче, чем казна Акбара. Я тоже кое-что разыскиваю. Я прятался здесь рядом и смотрел через дыру в стене, когда ты ворвался в комнату, где они пытали вазири. Как ты узнал, что это они украли твою карту?