Страница 82 из 83
Как только раздался выстрел, кухарка пронзительно закричала. Д-р Говард и д-р Дилл выбежали на улицу и, подхватив Роберта на руки, поспешно внесли в дом. Когда они положили его на одну из кроватей на террасе, то увидели, что пуля пробила голову чуть выше правого уха и вышла слева. После многих лет медицинской практики они оба прекрасно понимали, что везти Роберта в больницу бесполезно.
Леа Боуден побежала за Кейт Мерримэн. Как только стало известно о случившемся, все остальные врачи города поспешили в дом Говардов в надежде оказать какую-нибудь помощь. Приехал мировой судья и позвонил Джеку Скотту из газетной редакции. Скотт прыгнул в машину и помчался к дому Говардов. Вот как он вспоминает об этом:
«Мировой судья ждал меня на крыльце. Я стал задавать ему какие-то вопросы, потому что мне нужно было написать заметку для газеты, и он сказал: „Пойдем со мной, я покажу тебе комнату, в которой работал Роберт».
Я последовал за ним в комнату Роберта. Там стояла старая пишущая машинка с заправленным в нее листом бумаги. Я выдернул его и прочел:
«Что это значит?» — спросил судья».
Около четырех часов дня Роберт умер, не приходя в сознание. Айзек Говард громко рыдал, оплакивая свою потерю. Он настолько обезумел от горя, что Дилл и другие врачи начали опасаться, что у их коллеги случится сердечный приступ. Они настояли на том, чтобы он отправился в госпиталь. Айзек согласился, и они помогли ему одеться, однако внезапно д-р Говард передумал и отказался ехать. Кейт Мерримэн вспоминает: «Он был крайне эмоциональным человеком. Мне казалось, что он мог зарыдать — и тут же перестать плакать по собственному желанию, Именно так и происходило в течение нескольких дней после того, как умерли его жена и сын».
После того как человек из похоронного бюро забрал тело Роберта, несколько соседей и знакомых врачей, сознавая, в каком состоянии находился Айзек Говард, решили остаться с ним на ночь. Поэтому уже вторую ночь в доме Говардов продолжали царить беспокойство и суета.
Эстер Говард лежала в забытьи, не слыша топота ног незнакомых людей и рыданий своего мужа в день смерти сына. В полной тишине в 10 часов 30 минут следующего вечера, 12 июня, она скончалась, так и не придя в сознание.
Родственники с обеих сторон приехали в Кросс Плэйнс, чтобы поддержать обезумевшего от горя доктора. Миссис
Дэввд Говард, жена его брата, приехала из Марта, штат Техас; миссис Сирси, одна из сестер миссис Говард, приехала из Экстера, штат Миссури; на похороны и отпевание также прибыли еще несколько племянников и племянниц из Арканзаса, Оклахомы и Миссури.
В ту субботу в маленькой гостиной домика в Кросс Плэйнс стояло два открытых гроба; члены семьи, друзья и соседи заходили, чтобы отдать последнюю дань умершим. Около полуночи измученный и убитый горем д-р Говард отправился в ванную комнату. Он оставался там так долго, что его друзья, знавшие, сколько оружия находится в стоящем там шкафу, испугались, что, не помня себя от горя, Айзек выстрелит в себя. Когда он вернулся в гостиную, несколько человек решили убрать из шкафа ружья, передавая их друг другу через окно ванной комнаты.
Но его друзьям не стоило так волноваться. Айзек Говард бьш храбрым и мужественным человеком. Хоффман Прайс, которого доктор считал одним из лучших друзей своего сына, написал о нем восемь лет спустя:
«…стоит мне подумать о д-ре Говарде — а ему шел уже семьдесят четвертый год, зрение его постепенно слабело, в течение этих восьми лет он был совершенно одинок и в своем доме, и в мире, из которого в один день ушли его жена и сын, — как не могу не сказать: „Я от души желал бы Роберту обладать тем же мужеством, что его отец».
Д-р Говард… был настолько сильным и бесстрашным человеком, что я вынужден отдать ему должное: ни моя жена, ни я сам никогда не испытывали к нему жалости… Он жил, ни на что не жалуясь, и сочувствовать ему, как мы сочувствуем людям, у которых случались в жизни куда менее горестные события, означало бы унизить этого человека…»
В воскресенье, 14 июня 1936 года, в баптистской церкви состоялись первые в городе двойные похороны. Эти похороны были необычны по нескольким причинам. В отпевании принимали участие четыре священника. Отправлял службу преподобный Б. Дж. Ричбург, странствующий проповедник, бывший пастор из Кросс Плэйнс, давний друг д-ра Говарда. Ему помогали Дж. С. Манн, священник из местной методистской церкви, С. П. Коллинз, священник из пресвитерианской церкви, и В. У. Тэйтум, священник из баптистской церкви.
Преподобный Ричбург прочитал проповедь об адском огне и проклятии из книги пророка Самуила 31:4. «И Савл взял меч и пал на него». Проповедь, отражавшая христианский запрет на самоубийство, крайне разочаровала старого доктора. В течение недели или двух после церемонии слышали, как он ворчал, что этот тип «молился за то, чтобы мой мальчик отправился в ад!».
Народу пришло столько, что многие не уместились в здании церкви. Почти все жители города собрались на отпевание — несмотря на все странности, Говарды пользовались огромным уважением. Они были той семьей, по которой сразу узнавали город: доктор с его язвительным, острым языком и преданностью своим пациентам, миссис Говард с ее утонченностью, безупречными манерами и превосходной манерой одеваться, а также Роберт, игравший роль единственного интеллектуала в городе.
Казалось, такое бурное выражение сочувствия было вызвано легким ощущением вины. Даже сейчас многие жители города выражают интерес к судьбе странного молодого человека, который был «чужим среди своих» и не видел ни от кого ни сочувствия, ни понимания. В нежелании же некоторых говорить о Роберте Говарде слышится молчаливый вопрос: «Разве можно было бы что-то изменить?» Если бы об этом спросили нас, мы бы твердо ответили: «Нет». Именно его внутренний мир, а не внешний и не люди, среди которых он жил, определил судьбу Роберта Говарда. И этот внутренний мир сформировался задолго до того, как он со своей семьей поселился в Кросс Плэйнс.
После отпевания по никому не известной причине д-р Говард настоял на том, чтобы катафалк везли не по главной улице, а по узким, маленьким улочкам города. В тридцати милях от города, на кладбище Гринлиф, два сосновых гроба были опущены в могилы, место для которых Роберт сам выбрал несколько дней назад.
На следующий день после похорон Айзек Говард наконец смог взять себя в руки. Вместе с Кейт Мерримэн он пошел в кабинет Роберта, чтобы попытаться привести разбросанные там бумаги хоть в какой-то порядок. Пытаясь собрать воедино одну из рукописей, Кейт Мерримэн нашла страницу из письма Роберта, адресованного Новэлин. В нем он упрекал ее за то, что она насмехалась над его черным сомбреро, добавляя, что, зная о тех трудностях, которые ему приходилось преодолевать, нелепо и недостойно устраивать спор из-за шляпы.
16 июня, когда Айзек Говард подал прошение на назначение его главным распорядителем имущества его сына, он «с мрачным видом поклялся, что, насколько ему известно, покойный Роберт Говард умер, не оставив официального завещания».
Через некоторое время была произведена оценка состояния, оставленного Робертом Говардом. В список его имущества, если не включать туда 1000 долларов, которые так и не выплатил ему журнал «Сверхъестественные истории», входило 702 доллара наличными, 1850 долларов на счету в банке и машина, оцененная в 350 долларов, что в общей сумме составило 2902 доллара. Оценить произведения Говарда не сочли нужным.