Шлюз

— Спасибо. Пять минут. — И повесила трубку. Ван Эффен спросил:

— "Охотничий рог", я полагаю. Это сообщение от Васко?

— "Охотничий рог", — нахмурился де Грааф. — Я полагаю, что это не тот «Охотничий рог», который...

— В Амстердаме только одно заведение с таким названием. Нищие не выбирают. Кроме «Ла Карачи» это единственное безопасное место в городе. Личные связи, полковник. Светлое имя амстердамской полиции останется незапятнанным.

— Не знаю, — пробормотал де Грааф, — не знаю.

— Ты почти угадал. Это действительно «Охотничий Рог», но звонил не Васко.

— Я этого и не утверждал. Я только спросил, не от Васко ли это сообщение. Сэр, это звонил Генри, владелец заведения. Это значит, что Васко находится под наблюдением, но тот, кто за ним следит, не знает, что невозможно следить за Васко так, чтобы он этого не заметил. Значит, наш друг сюда не придет. Люди, которые за ним следят, очень удивились бы, если бы увидели здесь вас. Их бы шокировало и мое присутствие, и это было бы не так страшно, но Васко стал бы для нас бесполезен. Поэтому у Васко оставался только «Охотничий рог». Но даже там он не мог позвонить, потому что за ним следили. Поэтому он написал записочку Генри, который нам позвонил. Ты должна задать мне вопрос и через пять минут передать Генри мой ответ.

Аннемари вздохнула.

— Но ты ведь все узнал, не правда ли?

— Мне не трудно сделать очевидные выводы, но я не ясновидящий. То, чего я еще не узнал, может подождать, пока Васко сам не сможет позвонить.

— Я ведь, кажется, этого не сказала?

— Генри сказал. В сообщении.

Девушка поморщилась. В сообщении было сказано следующее:

«Дело такое. Два хвоста. Не могу отделаться. Встретить двоих...»

Де Грааф прервал ее.

— Что все это значит?

— Думаю, это у Вестенбринка своя стенография, — сказал ван Эффен. — У него было две возможности избавиться от слежки. Он мог сбросить преследователей в канал либо потерять их. Васко вполне мог сделать и то, и другое. Но тогда были бьг нарушены связи, которые ему только что удалось установить. Аннемари продолжила:

— Встретить двоих мужчин в четыре тридцать, в «Охотничьем роге». — Она передала через стол клочок бумаги.

— Стефан Данилов, — прочитал ван Эффен. — Поляк. Радом. Эксперт по взрывам. Пожары на нефтяных буровых. Техас, — вполне понятно, не правда ли?

— Вполне. Как тебе нравится взрывать банки?

— Должно быть, интересно посмотреть на закон с обратной стороны. Друзья Васко, конечно, приведут с собой человека, который умеет говорить по-польски.

Аннемари спросила:

— Ты думаешь, что это польская преступная группа?

— Нет. Это они просто меня проверяют,

— Но если эти люди заговорят с тобой по-польски?

— Бели они заговорят с ним по-польски, — заметил де Грааф, — то он им по-польски и ответит. Лейтенант бегло говорит на этом языке. Питер, твой друг из Утрехта, конечно, это знает.

Аннемари сказала:

— Но... но тебя же узнают. В этом гетто тебя все знают. Я хочу сказать, что все знают, кто ты такой.

— Вовсе нет. Конечно, если бы я явился туда как лейтенант ван Эффен, то чувствовал бы себя не очень хорошо. Я буду действовать в лучших традициях сыска — я буду переодет и загримирован. Я надену на себя килограммов двадцать — у меня есть костюм и рубашка, которые прекрасно скроют лишний вес. Я сделаю свои щеки более плоскими, немного подкрашу волосы и усы. У меня будет зловещий шрам и чёрная перчатка на левой руке. Перчатка призвана скрыть жуткие шрамы от ожогов, которые я получил, когда гасил пожар на буровой в Саудовской Аравии или где-то еще. Просто удивительно, как много дает простая черная перчатка. Она служит людям для идентификации личности. Если вы без перчатки — это уже не вы. И не зовите район обитания кракеров «гетто» — вы обижаете порядочных евреев.

— Я не собиралась...

— Я знаю. Извини. Позвони Генри, скажи ему, что все в порядке. Попроси его подождать пару минут и потом кивнуть Васко.

Девушка позвонила, поговорила, повесила трубку.

— Кажется, все в порядке. Несколько минут. — Она посмотрела на ван Эффена. — Теперь ты знаешь все нужные тебе подробности. Зачем Васко должен тебе звонить?

— Зачем Васко звонить? — терпеливо переспросил ван Эффен. — Каждый вечер Васко возвращается в пустой многоквартирный дом, который кракеры захватили как сквотеры. С тех пор как он встретился с членом совета, то есть со вчерашнего вечера, Васко находится под наблюдением. Ему лучше считать, что до встречи в «Охотничьем роге» он останется под наблюдением. Как же ему со мной связаться, чтобы организовать мою встречу с этими людьми? С помощью телепатии?

Де Грааф прочистил горло и посмотрел на Аннемари.

— Вы должны простить лейтенанту его старомодную галантность. Так вы сейчас возвращаетесь в это ужасное место?

— Очень скоро.

— И вы там ночуете?

Девушка шутливо пожала плечами.

— Моя верность полиции имеет свои пределы, сэр. Нет, я там не сплю.

— И братьев-крекеров это не удивляет?

— Вовсе нет, сэр. У меня есть друг, джентльмен, который каждый вечер приезжает за мной. Кракеры понимают такие вещи.

— И утром вы возвращаетесь?

— Да, сэр, — она прикрыла рукою рот, чтобы скрыть улыбку, но де Грааф ее видел.

— Вас это забавляет, юная леди? — голос его стал более прохладным.

— Да, сэр. Меня немного забавляет выражение неодобрения и разочарования на вашем лице. Мой друг — очень галантный джентльмен. Особенно если учесть, что он женат.

— Ну, конечно! — Де Граафа это все совсем не позабавило.

— Он отвозит меня в дом своих родственников, оставляет меня там и возвращается за мной утром. Он оттого так галантен, что влюблен в свою жену. Его родственница — леди. Она его кузина.

— Как всегда, шеф полиции осведомлен обо всем очень поверхностно. — Чувствовалось, что полковник испытал облегчение. — Питер, ты, конечно, проверишь эту кузину?

— Нет, сэр, — выразительно произнес ван Эффен. — Я не посмею.

Де Грааф ненадолго нахмурился, потом откинулся назад и рассмеялся.

— Вы уж простите нашего бравого лейтенанта, Аннемари. Он ужасно боится своей младшей сестры. Так вы остановились у Жюли?

— Вы ее знаете, сэр?

— Моя самая любимая женщина во всем Амстердаме. Конечно, за исключением моей жены и двух моих дочерей. Я ее крестный отец. Ну-ну!

Зазвонил телефон. Ван Эффен взял трубку, с полминуты послушал, потом спросил:

— Кто-нибудь может меня сейчас подслушать? Явно никто не мог его подслушать, поэтому он сказал:

— Скажи, что ты даешь мне минуту на размышление.

По истечении минуты ван Эффен снова заговорил:

— Сейчас скажи мне: "Стефан, я клянусь, что это не полицейская ловушка. Жизнью ручаюсь. Если бы это была полицейская ловушка, чего бы стоила моя жизнь? Не дури ".

Немного погодя, ван Эффен сказал:

— Это хорошо. Ты придешь вместе с ними? Кто бы с тобой ни пошел, не забудь им сказать, что в Польше в полиции на меня заведено дело, а в Соединенных Штатах есть ордер на мой арест. И что я ношу черную кожаную перчатку. — Ван Эффен повесил трубку.

— Это ты удачно добавил насчет дела и ордера, — одобрил де Грааф. — Уместный криминальный штрих. Оба утверждения они не смогут проверить. Я полагаю, ты возьмешь с собой оружие?

— Конечно. От меня этого ожидают. У меня будет кобура под мышкой, так что даже самые близорукие смогут понять, что я вооружен.

Аннемари выразила сомнение:

— Возможно, они отберут у тебя оружие до начала переговоров. Я хочу сказать, просто из предосторожности,

— Придется рискнуть. Я должен выглядеть смелым.

Де Грааф сухо заметил:

— Питер хочет сказать, что всегда носит второй пистолет. Это из той же оперы, что и его теория об одной перчатке.

В каждый отдельный момент времени люди сосредоточиваются на чем-то одном. Я уверен, что в его книге этого нет. Если человек находит у вас пистолет, он дол жен быть патологически подозрительным, чтобы искать второй.