Страница 73 из 82
А мне, чтобы опять словно заново родиться, хватило соли, воды да нашатыря. Я едва дождался, пока Билл обработает мои раны, живо оделся, забрал у бармена, пришедшего в «Арену» под конвоем ребят с обоих судов, свой выигрыш и шмыгнул в дверь черного хода. Даже Майка оставил на Биллово попечение — он на улицах постоянно грызется со встречными собаками, а я очень спешил.
И не только затем, чтобы посмотреть, последовала ли Глория моему совету. Я выиграл полторы сотни монет, что вместе с моей ставкой составило триста. Да полтораста получил за бой. Всего, значит, в кармане моей куртки собралось четыре с половиной сотни зелененьких крупными бумажками. Я был намерен отдать Глории все до цента, если только возьмет. Пусть возвращается в Нью-Джерси, к своим коровкам! Приличной девушке, понятное дело, не место в порту, и я, должен признаться, на бегу мечтал о том времени, когда брошу плавать и, может статься, переключусь на молочный бизнес в Нью-Джерси.
Я направлялся к «Драной кошке», но, пробегая мимо спортзала Саланы, увидел свет в окошке комнаты, служившей чем-то вроде кабинета. А когда подлетел поближе, изнутри до меня вдруг донесся голос Глории. Я остановился и хотел было постучать, но тут же услышал еще голоса — Саланы, Эйба Голда, Джо Кромвеля и Тони. Это заставило меня подкрасться вплотную к двери и прислушаться, хотя я вообще-то подслушивать не люблю.
— Ты, сестренка, трепаться-то брось, — говорил Голд со своей мерзкой, режущей ухо хрипотцой. — Ты сказала: «Предоставьте это мне!» Мы и предоставили. И что вышло? От тебя требовалось убрать Костигана с дороги, чтобы мы смогли в последнюю минуту подсунуть им на замену Тони. Сама помнишь: устроитель из «Арены» уже согласился организовать матч Тони с Тараканом, но тут в порт вошел корабль Костигана, этот жирный боров передумал и из-за идиотских матросских раздоров выпустил проклятого ирландца. Наш итальяшка разложил бы этого Рыжего за раз — он левшами на завтрак закусывает, и всем фраерам в городе это известно. Все заложились бы за Тони. Мы же собирались поставить последнюю рубаху на Таракана, а Тони лег бы к концу третьего раунда. После чего все мы смогли бы уехать из этой дыры и отправиться в Австралию. Тебе было поручено убрать Костигана. И что вышло, я спрашиваю? Тони уже переоделся, чтобы выйти вместо него, и тут— здрасьте-пожалте — вот он! Чтоб тебя…
— Ну, я в этом не виновата, — заговорила Глория, да так жестко, я аж оцепенел от удивления. — Я сделала все, что могла. Подцепила этого шведа с «Морячки», настропалила как следует и отправила драться с Костиганом — пусть, думаю, разделает проклятого ирлашку. Или чтобы Костиган, по крайности, хоть руку об него сломал. Но эта сволочь уложила парня, даже пальца не оцарапав, и явилась в «Драную кошку» по мою душу. Я подумала, что он пришел размазать меня по стенке за то, что натравила на него шведа, но этот твердолобый бугай хотел только сказать, что тот остолоп не сможет явиться на свиданку. Представляете? И естественно, тут же клюнул на меня. Я заманила его сюда, чтобы оглушить и запереть до конца матча. Но у этой дубины не череп, а корабельная броня! Я сломала о его башку пятифунтовую булаву, а он даже глазом не моргнул! Ну, скажу вам, надеюсь, никогда больше не придется такого пережить. Когда он и не пошатнулся после моего удара, я думала — мне конец. Уже представила, как он сворачивает мне башку и скармливает ее этому отвратительному людоеду, которого зовет своим бульдогом. Однако никогда не известно, что взбредет в голову этакому крутому с виду драчуну. Он меня пальцем не тронул. Тогда я наврала ему про младшего братика, которому очень нужно выступить в этом матче, чтобы мы смогли уехать домой. Он купился на это так легко — я думала, удастся упросить его смыться по доброму согласию, но он уперся. Посоветовал ставить на него, сказал, что уже должен быть в «Арене», вынес дверь, вякнул что-то насчет встретиться после боя и был таков!
— Складно звонишь! — ухмыльнулся Салана. — Все устроила — лучше не надо! Ладно. Мы нарисовали крупное дело…
— Тоже мне, деловые выискались! — огрызнулась Глория. — С вами на люди совестно показаться, фраера дешевые! «Крупное дело», надо же… Чего вам теперь-то от меня надо? Плакать мне, что ли?
— Нам надо, чтобы ты вернула сотню, заплаченную тебе вперед, — зарычал Салана. — Не вернешь — тогда вправду наплачешься.
— Что-о? Думаешь, я ради вас, дешевок, буду за бесплатно жизнью рисковать? Ни единого цента не полу…
До меня донесся звук удара, и Глория закричала было, но крик тут же оборвался, сменившись коротким хрипом.
— Дай ей, Джо, — проскрипел Салана. — Будет тут всякая…
В общем, неважно, как он ее назвал. За подобные слова убивать следует. Вышибив дверь, я шагнул внутрь и тут увидел такое, что глаза мне заволокло багровым туманом.
Глория сидела в кресле, Салана завернул ей руки за спину — казалось, вот-вот сломает, а Джо Кромвель, впившись левой пятерней в ее белоснежное горлышко, замахнулся правой, чтобы ударить по лицу. Тони с Эйбом смотрели на все происходящее с бесстрасстными презрительными ухмылками.
Все они обернулись на шум. Увидев меня, Салана побледнел и отпустил бедную девушку, но, прежде чем он успел сжать кулаки, я ударил с левой, расплющив ему нос и выбив четыре зуба. Следующий удар снес Джо Кромвелю ухо, так что оно повисло на жилах. Еще один удар отправил его в угол со сломанной челюстью. Почти в тот же миг Эйб Голд едва не достал меня парой бронзовых кастетов, а Тони крепко вломил мне по уху. Но я распрямился и нанес удар правой, после чего Голд улегся поперек Саланы с переломанными ребрами, и продолжил дело левым свингом, начисто обезглавившим бы Тони, кабы я не промазал.
Некоторым, чтобы как следует драться, непременно надо разозлиться. Я не из таких, но уж если вправду зол — все вокруг разнесу. Может, на ринге, в обычной обстановке, Тони раздолбал бы меня в пух и перья, но здесь у него шансов не было. Я, даже не чувствуя градом сыпавшихся на меня ударов, промазал несколько свингов подряд, а затем мой всесокрушающий правый, нанесенный едва не от самого пола, угодил ему в челюсть. Тони крутанул полное сальто и, упав, так ударился головой о стену, что рассек себе скальп и наверняка потерял бы сознание, кабы не отключился еще в воздухе.
В общем, на ногах остался только я, а ведь полутора минут не прошло, как ворвался в комнату. Замер, обозревая учиненное побоище, и надо было мне лишь одного — чтобы вся прочая сволочь, сколько ее ни есть в Гонолулу, явилась защищать дружков. И тут заметил Глорию — забилась в угол, вжалась в стенку, точно хочет об нее расплющиться, лицо — бледное, глаза полыхают ужасом…
Увидев, что я смотрю на нее, она отчаянно закричала:
— Не надо! Пожалуйста, не надо!
— Чего «пожалуйста, не надо»? — слегка раздраженно спросил я. — Или ты не усвоила с того раза, что я женщин не бью? Я пришел, спас тебя от этих жуликов, а ты меня оскорбляешь!
— Прости, — взмолилась она, — я боюсь и ничего не могу с собой поделать: ты же вылитая горилла…
— Что-о?!
— То есть ты так ужасно дерешься… — поспешно поправилась она. — Идем прочь отсюда, пока их дружки не подоспели!
— Хоть бы и подоспели… Это им всего-то вроде как урок был… Пес побери, вот так всегда — если разозлит кто-нибудь, я за себя ручаться не могу и обязательно кого-нибудь да покалечу.
В общем, вышли мы с ней на улицу, совершенно пустынную и едва-едва освещенную, и Глория сказала:
— Спасибо, что спас меня. Был бы здесь мой брат…
— Глория, — устало перебил ее я, — может, хватит врать? Я стоял за дверью и все слышал.
— Ox! — только и ответила она.
— Ну да, — кивнул я, — пожалуй, с женщинами я всегда дурак дураком. Видимо, втюрился в тебя и недопетрил, что ты собираешься меня надуть. Даже выигранные четыре с половиной сотни приволок, чтобы отдать тебе…
С этими словами я вытащил стопку бумажек, укоризненно покачал ею перед глазами Глории и спрятал обратно в карман куртки. В тот же миг она зарыдала: