Страница 7 из 82
Перед тем как выйти на ринг, противники заставили судью пообещать не останавливать бой ни при каких обстоятельствах. Необычная, не входящая в протокол процедура — в той ситуации она была более чем уместна.
Тот бой научил Майка кое-чему новому: большую часть ударов получал не он, а противник. Ван Хайрен — шесть футов два дюйма, двести десять фунтов — обладал ужасающим ударом, но ему недоставало взрывной энергии и злости Майка. Характерные бренноновские свинги, от которых легко уворачивались другие боксеры, слепо и мощно влетали в голову и корпус Голландца. К концу первого раунда лицо Хайрена было разбито в кровь. К концу четвертого — его черты потеряли всякое сходство с человеческими, да и тело превратилось в сплошной багровый синяк.
Так, нога к ноге, стояли они друг против друга раунд за раундом. Ни один из соперников не сделал ни шага назад. Пятый, шестой, седьмой раунды стали настоящим кошмаром. Майк трижды побывал в нокдауне, в два раза чаще валился на ринг его противник. Тут и там с трибун под руки уводили женщин, которым становилось плохо. Многие болельщики кричали, требуя остановить бой.
В девятом раунде ван Хайрен рухнул в последний раз. С изуродованным навеки лицом, с четырьмя сломанными ребрами, он лежал на ринге, едва слыша отсчет секунд. Выкрикнутое судьей «десять!» поставило точку на боксерской карьере Крепкого Голландца.
Майк Бреннон с трудом дополз до раздевалки — впервые в жизни он по-настоящему выдохся в поединке. Но для него игра стоила свеч. Теперь он стал некоронованным королем железных людей, отобрав этот титул у поверженного голландца. Больше славы — больше зрителей, дороже билеты, выше ставки, а значит — больше денег! Величайший из железных людей своего времени, за три года, что Бреннон дрался под моим руководством, он встречался едва ли не со всеми известными тяжеловесами, выигрывал и проигрывал. Но все его поражения были проигрышами по очкам тем, кто ухитрялся устоять против него, кто выдержал бешеный темп в течение всех пятнадцати раундов. А побеждал он всегда нокаутами. Немало известных боксеров, измолотив его до полусмерти, падали на ринг под его слепыми, беспорядочными, но безжалостными атаками. Об него ломали руки, сам он разбивал противникам боксерские судьбы, частенько ставил точку в их спортивной карьере.
Больше шансов против Бреннона было у полутяжеловесов, обладающих отличной техникой. Их удары Бреннону — как слону дробина, но им было легче уйти от его размашистых ударов. Так, по очкам его победили Финнеган, Фрэнки Гроган и Флэш Салливэн — чемпион в полутяжелом весе.
Тяжеловесы же чаще ставили на мощь своих ударов — и ошибались. Например, Вояка Хэндлер в течение четырех раундов пять раз отправлял Майка в нокдаун, а затем сам наткнулся на один-единственный боковой правой, пришедшийся ему в голову и отправивший его в нокаут едва ли не на полчаса, а заодно и поставивший крест на дальнейших выступлениях на ринге. Знаменитый латиноамериканец Хосе Гонсалес сломал обе руки о железную грудь Бреннона, выдохся и также пропустил единственный удар, сваливший его с ног. Броненосец Слоун рискнул на ближний бой с Майком и, не защищаясь, обменивался с ним ударом на удар. Его хватило от силы на полраунда. Нокаутом победил Майк и Рикардо Диаса — Испанского Великана, свалил Удава Кальберино, довел до инфаркта Черного Призрака. Джонни Варелла и несколько полутяжеловесов в буквальном смысле сломали об него руки и были вынуждены покинуть ринг навсегда. Вне схемы поединков, в частных клубах, он встречался с Белоснежкой Бродом и Кидом Аллисоном; проиграл ему и Хансен-младший. Тяжело дался Майкупятнадцатираундовый бой с Матросом Стивом Костиганом. Этот малый, никогда не поднимаясь выше второй лиги, славился тем, что мог время от времени задать хорошую трепку кое-кому из тех, кто вовсе не плелся в арьергарде даже первого дивизиона.
А тем, кто не верит, что человеческая плоть способна выдержать такое количество ударов, я предлагаю заглянуть в архивы бокса, где хранятся отчеты о выступлениях железных людей. Вспомним Тома Шарки, в открытую вышедшего против смертоносных ударов Джеффри. Вспомним его же, перелетевшего под хуками Чоинского через канаты, головой на бетонный пол, — и вышедшего из той схватки победителем.
Я обратил бы ваше внимание и на Майка Боудена, который, умея защищаться не лучше Бреннона, запросто противостоял Чоинскому. А Джо Грим, которого отметелил Фитцсиммонс, который по пятнадцать раз за поединок оказывался на полу, но тем не менее заканчивал бой стоя? Нормальному человеку железные люди ринга непонятны, как непонятны они и нормальным боксерам. Но никто никогда не сможет вырвать алую, кровавую страницу, которую они вписали в историю бокса.
Шло время. Огромной ценой Бреннон одерживал победу за победой, зарабатывал деньги, говорил мало — и по-прежнему оставался для меня загадкой. Журналисты пронюхали о его страсти к деньгам и, разумеется, прицепились к ней. Майка обвиняли в мелочности и жадности, в черствости по отношению к менее удачливым коллегам — в общем, пользовались всеми избитыми приемами, чтобы сделать себе имя, опорочив знаменитость. Эти измышления были верны лишь отчасти. На самом деле Бреннон время от времени давал деньги — причем не в долг, а безвозвратно — тем, кто отчаянно в них нуждался. Но, признаю, подобные вспышки щедрости были весьма нерегулярны и редки.
Затем он начал сдавать. Первым это почувствовал Гэнлон. В тот вечер, когда Майк вышел на ринг против Кида Аллисона, Спайк Гэнлон наклонился ко мне и тихо-тихо прошептал:
— Он стал двигаться медленнее, Стив. Понимаешь? Это начало конца.
В ту ночь Гэнлон завел с Бренноном откровенный разговор:
— Майк, ты уже на пределе. Твой запас почти исчерпан. Удары действуют на тебя сильнее, чем раньше, устаешь ты больше. Чего ты хочешь — три года в таком аду. Пойми меня правильно: тебе пора завязывать с боксом.
— Только после нокаута, — ответил Майк упрямо. — Надо мной до десяти еще никто не считал.
— Когда у такого парня, как ты, дело дойдет до нокаута, это будет означать, что он — окончательно «пробитый», отмороженный псих, — заверил его Спайк. — Если удары стали причинять тебе боль, значит, они достигают мозга. Помнишь ван Хайрена, которого ты одолел? Знаешь, что с ним сейчас? Живет в интернате, где целыми днями машет руками, утверждая, что готовится к встрече с Фитцсиммонсом, который уже пять лет как помер.
При упоминании Голландца по лицу Майка пробежала мрачная тень. Странное дело: даже обезображенное сотнями страшных ударов, это лицо, приобретя зловещее выражение, не утратило выразительности и неясной, скрытой значительности.
Подумав, Майк произнес:
— Я сгожусь еще на несколько боев. Мне нужны деньги…
— Опять деньги! — не выдержав, заорал я. — Да у тебя уже по меньшей мере полмиллиона! Ты, похоже, действительно психопат, патологический скряга, который…
— Стив, — вдруг перебил меня Гэнлон. — Тут вчера к нам заходил ван Хайрен — его на время выпустили из психушки…
— Ну и что с того?
— Майк дал ему тысячу долларов, — пожал плечами Гэнлон.
— А вам-то что?! — вдруг вспылил Бреннон. — Какое вам дело?! Я когда-то добил этого парня. Наверное, именно из-за меня он теперь не может заработать себе на кусок хлеба. Что с того, если я и помогу ему немного? Какое кому дело?!
— Никакого и никому, — заверил его я. — Просто это доказывает, что ты — не жадный человек, вот и все. Но, с другой стороны, от этого ты не становишься менее загадочной личностью. Не хочешь ли поведать нам, на что ты тратишь столько денег?
Майк поспешно отмахнулся:
— Не вижу в этом смысла. Зачем? Ты организовываешь мне бои, я дерусь. Мы зарабатываем и делим деньги, а все остальное — это уже дело каждого из нас.
— Извини, Майк, — как мог вежливо сказал я. — Но это не только дело каждого по отдельности. Пойми, я на тебе заработал больше, чем на любом из прошлых своих чемпионов. И если б речь шла только о деньгах, я бы ни за что не стал гнать тебя с ринга. Но пойми: ты мне не чужой, а я — не только бизнесмен. Поверь мне, моему опыту — тебе нужно завязывать, уходить с ринга. И прямо сейчас. Еще не поздно даже попытаться и восстановить твое лицо. Пластические операции — потрясающая штука. Красавчиком, конечно, тебе уже не быть, но вполне сносную рожу сделать можно. И поверь: еще один бой — и, вполне возможно, мне придется брать над тобой опекунство и устраивать в богадельню.