Золото и мишура

Артур внимательно посмотрел на сидевшую рядом с ним ослепительную блондинку. Ее экспрессивность произвела на него впечатление. Он всегда слышал, будто Клаудиа Коллингвуд — избалованная богатая девушка, сумевшая выскочить замуж за французского графа. Однако сейчас она предстала в новом свете.

В Клаудии была стальная воля Эммы де Мейер.

В 1982 году изящный 58-этажный небоскреб из стали и стекла был выстроен и открыт на Монтгомери-стрит в Сан-Франциско. Церемонию открытия возглавлял Джеффри Бретт, который посвятил новый «Коллингвуд-билдинг» Эмме, Арчеру, Скотту и Феликсу, чьи имена и даты жизни были запечатлены в бронзе в вестибюле небоскреба. «Коллингвуд корпорейшн» разрослась до размеров, о которых люди XIX века даже и помыслить не могли. Сейчас корпорация владела 5 телестанциями, 89 газетами, 10 журналами, 2 издательствами; кроме того, корпорация сдавала старую студию Джоэла на бульваре Санта-Моника в аренду одной из телевизионных компаний, которая специализировалась на пудрящих мозги игровых программах; корпорации принадлежали «Пасифик Бэнк энд Траст», страховая компания «Золотой штат», чьи капиталы составляли несколько миллиардов долларов, а также немало земли. В «Коллингвуд корпорейшн» входила и старенькая судоходная компания Кинсолвинга, с которой, собственно, и началось накопление капитала, однако без лишних сантиментов эта компания, ставшая в 1970-х годах убыточной, была продана, а полученные от продажи миллионы реинвестированы в одну из авиакомпаний, в фирму по изготовлению бумаги, в компанию по производству крекеров, в аптечную фирму и винодельческую фирму. Гигантская корпорация, подобно многим другим изрядно разросшимся компаниям, протянула свои щупальцы едва ли не во все важнейшие отрасли. И контролировал всю эту финансовую империю из «Коллингвуд-билдинг» 64-летний Джеффри Бретт.

Давно уже юристы взяли контроль над управлением колоссальными коллингвудовскими капиталами. Юристы пытались использовать всякую брешь в законах о налогообложении и делали все возможное для того, чтобы каждый член обширной семьи был в финансовом отношении человеком независимым и состоятельным. Однако все рычаги финансовой власти по-прежнему оставались в руках представителей мужской ветви Коллингвудов, и после смерти Джоэла контроль над капиталами перешел по наследству к Спенсеру. Но когда Спенсер в 1956 году объявил о своем нежелании заниматься вопросами корпорации, эта давняя фамильная традиция была нарушена. В соглашении, которое выработали юристы, контроль за делами корпорации переходил в кузену Спенсера Джеффри Бретту, а ему и его наследникам была передана половина ранчо, которое Спенсер так любил. Более того, Спенсер был вовсе не из тех людей, которых — подобно его предкам — завораживает накопление капитала. Произведения искусства, драгоценности, роскошные дома — все это вызывало в нем смертельную скуку, и потому он распродал все драгоценности, которые получил в наследство, в том числе свое Берлингамское поместье; словом, все, что было, он продал Джеффри. Спенсер, правда, оставил себе немало золота, однако блеск перешел к той ветви семьи, которую возглавлял Бретт.

У Джеффри было много преимуществ, кроме того, что он был внуком Альмы Коллингвуд Бретт. Он был высоким, симпатичным мужчиной. Ежедневные тренировки с личным тренером в гимнастическом зале, который разместился на 57-м этаже, держали его постоянно в форме. Он четвертым закончил Гарвардскую Школу Бизнеса. У него были отличный вкус, большое личное обаяние, он говорил по-французски и по-испански совершенно свободно, был отличным отцом своим трем детям, прекрасным мужем для жены Ирен.

Но двух вещей ему недоставало — души и мозгов.

Он изучал финансовый рапорт о деятельности ККОЛ — ТВ, телестанции, расположенной в Сан-Франциско, которая была открыта еще Джоэлом в 1949 году, как вдруг зазвонил телефон. Его рука с отманикюренными ногтями потянулась к трубке.

— Да?

Несколько секунд он слушал голос в трубке, и вдруг лицо его смертельно побледнело.

— Спасибо.

Он повесил трубку. Звонил один из трех редакторов новостей с ККОЛ — ТВ, сообщивший, что Спенсер Коллингвуд убит. На патрицианском лбу Джеффри выступили капли пота.

Один из наиболее влиятельных людей в Калифорнии — может быть, даже самый влиятельный — казался сейчас предельно испуганным.

Ирен Бретт подняла колье с шестью огромными в виде кабошонов изумрудами и тремя сотнями бриллиантов — она упивалась красотой сверкавших камней. Ирен либо получила в наследство, либо купила все, что теперь называли в семье «драгоценностями Эммы», поскольку именно Эмма положила начало коллекции драгоценностей. Однако у Ирен были также и такие украшения, которые прежде принадлежали Альме и Алисии. Были у Ирен также и бирманские рубины Зиты. Сейчас, налюбовавшись, она застегнула колье на шее. В пятьдесят семь патрицианка, ведущая свой род от одного из Четверки железнодорожных королей, все еще выглядела привлекательной. Она по моде выкрасила волосы в черный цвет, и вообще она была из тех женщин, за чьими приглашениями на обед устраивалась не явная, но вполне определенная погоня.

Поднявшись от туалетного столика, Ирен огладила стройные бедра, расправила складки материи на ярко-красном вечернем платье от Полин Трижер. Ежегодный бюджет Ирен только на наряды значительно превосходил четверть миллиона долларов — не случайно ее называли даже «Королевой Западного Побережья». Да, уж чего-чего, а блеска Ирен было не занимать.

— Как ты думаешь, должны мы ехать на похороны Спенсера? — спросила она мужа, когда тот вошел в комнату из ванной, на ходу поправляя галстук.

— Думаю, уж я-то во всяком случае должен.

Подойдя, Ирен поправила мужу галстук.

— Не понимаю зачем? — сказала она. — Он был таким противным человеком. За двадцать лет ни разу не удосужился пригласить нас к себе на ранчо.

— Но Клаудиа может обидеться.

— Ну и что?

— Кстати, мне бы хотелось, чтобы сегодня все прошло исключительно гладко.

— Дорогой, ты как будто нервничаешь. Все и пройдет без сучка, без задоринки. Как всегда, не так ли? У нас все всегда проходит самым наилучшим образом. Так было, и так оно и будет.

«Всегда все самое лучшее», — подумал он. Именно этого он и добивался от жизни. Вот только цену за все это приходится платить не меньшую, чем заплатил Фауст.

Перфюм сидела по правую руку хозяина — Джеффри Бретта. Она сейчас мысленно прикидывала, во что обошлось платье Калисты, леди Нортфилд.

— Симпатичное платье, — сказала она Калисте, сидевшей напротив нее за обеденным столом. — Это от Зандры Роуд?

— Да, — подтвердила Калиста, достаточно хорошо знавшая Перфюм и хорошо понявшая подтекст вопроса. — Да, и очень дорогое.

— Могу представить, — отметила, как бы бросая вызов, Перфюм. Она оглядела столовую, мысленно оценивая каждый предмет, какой только попадался ей на глаза.

— Хорошенький ковер, — сказала она, обратившись к Джеффри и показав рукой на напольный ковер с цветочным узором. — Обюссоновский, нет? Спорю, он обошелся в кругленькую сумму! Цены на ковры скачут в последнее время, как сумасшедшие. Ты, наверное, заплатил пятнадцать тысяч баксов, если не больше?

Джеффри уставился на блистательную гонконгскую кинозвезду, которая решила сейчас поухаживать за Джеффри Бреттом. Джеффри даже и в голову не пришло бы, что кто-то может прицениваться к ковру или еще чему-либо, причем делая это не таясь, во всеуслышание, за обеденным столом, и особенно в присутствии таких известных в мире культуры людей, как доктор Пирс Уолтон, хранитель Коллингвудского музея изящных искусств, и мистер Веллингтон Труекс, председатель Совета попечителей Сан-Францисской оперы. Специально для Билли Чинга и лорда Нортфилда Джеффри собрал изысканную компанию, однако невзирая на это Перфюм намерена была и это застолье превратить в блошиный рынок.

— Да, ковер обошелся недешево, — сказал он в свой черед принимая эстафету от Калисты.