Сан-Андреас

— Помните, мы с вами говорили об удаче, хотя бы чуть-чуть. Мы не одни. Вон там «кондор».

Ульбрихт ничего не сказал, только вышел на борт и прислушался.

Вернулся он через несколько секунд.

— Я ничего не слышу.

— Его заглушает шум ветра. Я его точно слышал. В северо-восточном направлении. Я абсолютно уверен в том, что лётчик думает, будто мы его не услышим. Спутаем с завываниями ветра. Видимо, на этот раз они очень осторожны или чего-то боятся. Они вынуждены считаться с возможностью, что мы можем прорваться к какому-нибудь порту на Шетлендах. Можно представить, как всё произойдет. Перед рассветом подводная лодка поднимается на поверхность и вызывает «фокке-вульф». Лётчику, вне всякого сомнения, приказывают держаться вне поля видимости и слышимости.

Он так и делает, пока не получает сообщения от подлодки о том, что мы неожиданно сменили курс. Вот тогда он и появляется.

— Чтобы покончить с вами, — произнёс Нейсбай.

— Ну уж, розовых лепестков они кидать не будут. Это точно.

— Значит, вы считаете, что ни бомбардировщики-торпедоносцы, ни пикирующие бомбардировщики, ни «штуки» нами заниматься не будут?

— Нет, не будут. Они не смогут оказаться здесь в нужное время.

Прилететь раньше и болтаться в воздухе без дела они тоже не могут.

Единственный самолёт, который может весь день крутить над одной местностью, если в этом есть необходимость, — «кондор». Причём может прилететь не один самолёт, а несколько. Не забывайте, что мы — очень важная цель.

— Такой способностью, боцман, как у вас, — успокаивать людей и вселять в их души надежду, — обладают немногие, — с унылым видом произнёс Ульбрихт.

— Присоединяюсь к вашему мнению, — сказал не менее тоскливым голосом Нейсбай.

— Вы что, желаете, чтобы я все секреты держал при себе, да? Но вам болтать не следует. Зачем распространять печаль и уныние, в особенности если мы знаем, что надо делать в таких случаях.

— Изображать счастливую невинность, так, что ли? — спросил Нейсбай.

Маккиннон кивнул.

— Ну, это мы можем.

Вскоре после полудня, когда они проходили мимо череды небольших, скрытых туманом островов, которые Маккиннон назвал Скерриз, боцман вместе с Ульбрихтом спустился вниз, оставив на мостике Нейсбая и Макгигана. Снег, напоминавший скорее дождь, а не снег, прекратился, но не совсем. Ветер тоже стих. Видимость, если уместно было использовать это слово, составляла две — четыре мили. Облачность протянулась на высоту да двух тысяч футов, и там, где-то за её пределами, парил «кондор». Маккиннон больше его не слышал, но он ни на мгновение не сомневался в том, что он всё ещё там.

Капитан и Кеннет сидели на своих постелях. Боцман провёл с ними и с Маргарет Моррисон почти весь день. Все старались быть спокойными, но в атмосфере чувствовалась напряжённость ожидания. Было бы лучше, подумал про себя Маккиннон, если бы они знали, что за облаками за нами ведет наблюдение «кондор».

В столовой он разыскал Паттерсона и Синклера.

— Что-то сегодня на удивление спокойно, — сказал Синклер. — Как вы считаете, боцман?

— У нас ещё долгий путь впереди. — Интересно, подумал он, как среагирует доктор, если узнает о «кондоре». — Погода на нашей стороне. Снег, плохая видимость — не туман, но плохая. Низкая облачность.

— Звучит многообещающе. Может быть, мы ещё коснемся земли Хэппли-Айлз?

— Будем надеяться. Кстати, раз вы упомянули об этих островах, вы сделали все необходимые приготовления для переправки на них ваших тяжелораненых, когда мы будем проходить мимо?

— Да. Нет проблем. Лежачий больной только один — Рафферти. Затем четыре человека из Мурманска: двое с ранениями ног, двое — с отморожениями. Всего пять человек.

— Хорошо. Мистер Паттерсон, а эти два негодяя, Маккриммон и Симмонс, или как там его. Когда будем отправлять их на берег, их придется связать — ну, хотя бы руки за спиной.

— Правда, неизвестно, будет ли у нас шанс отправить их на берег. Они будут оставаться на судне до конца. И будут отправлены на берег, только когда корабль пойдет ко дну. Хоть они и преступники, преступники разной категории, они всё же люди.

— Пожалуйста, не надо об этом, — взмолился Синклер.

— Конечно, сэр. Как их кормят? Впрочем, это меня мало волнует.

— Оно и заметно, — съязвил Синклер. — Я их видел. Симмонс говорит, что потерял аппетит, а у Маккриммона лицо так разбито, что он от боли не может есть. Он говорит с трудом. Похоже, боцман, вы ударили его кувалдой.

— И не лью по этому поводу слезы.

Маккиннон поднялся и, прежде чем уйти, бросил:

— Пойду облегчу судьбу Нейсбаю.

— Часа два, — сказал Маккиннон. — Может быть, даже меньше, если мне удастся найти гряду низких облаков, снега и даже тумана. Чего угодно, лишь бы это дало нам возможность исчезнуть. Кто-нибудь из вас с мистером Джемисоном будет в это время в машинном отделении?

— Скорее всего, мы оба там будем, — со вздохом произнёс Паттерсон. — Можно только надеяться, что это сработает, боцман.

— Это единственное, что нам остается, сэр.

Вскоре после трёх часов дня, находясь с Нейсбаем и Ульбрихтом на мостике, Маккиннон принял решение двигаться дальше.

— Этого видеть мы не можем, — сказал он, обращаясь к Ульбрихту, — но мы действительно находимся напротив южной оконечности Брессау?

— Я бы так и сказал. Прямо назад от нас.

— Ну что ж, чему бывать, того не миновать. — Он связался с машинным отделением. — Мистер Паттерсон? Начнем, пожалуй. Джордж, лево руля. Курс — прямо на запад.

— Откуда я знаю, где запад? Маккиннон подошёл к двери, выходящей на правый борт, и распахнул её.

— Будет немного прохладно и сыро, но, когда ветер усилится и станет бить вам прямо в правую щеку, это и будет почти соответствовать западу.

Он прошёл в радиорубку, отсоединил жучок, возвратился на мостик и вышел на левый борт.

Погода почти не изменилась. Серое небо, серое море, видимость не более двух миль. Он вновь вернулся на мостик, оставив открытой дверь, чтобы северный ветер свободно проходил через мостик.

— Интересно, — сказал Ульбрихт, — о чём сейчас думает капитан подводной лодки?

— Вряд ли о чём-то приятном. Все зависит от того, как он организовал слежку за нами. Опирался ли он при этом только на передачи жучка, или только на результаты гидролокации, или же использовал и то и другое.

Если дело было только в жучке, он мог следить за нами на расстоянии.

Достаточно было, не всплывая, поднять над поверхностью воды антенну и получать сигналы жучка. В этом случае он мог и не пользоваться гидролокацией. Если это так, он может решить, что передатчик просто сдох. В конце концов, у него нет оснований полагать, что мы могли случайно наступить на жучок или узнать о художествах Маккриммона.

«Сан-Андреас», двигаясь почти на запад, развивал всё большую скорость.

— Итак, она где-то в этом квадрате, — продолжал Маккиннон. — Не хотел бы я здесь оказаться. Так какое же он примет решение? Станет ли он увеличивать скорость и двигаться нашим курсом в надежде догнать нас или же уйдёт в укрытие и в надежде найти нас пойдёт на перехват в районе Бардхеда? Все зависит от опыта капитана.

— Лично я не знаю, — ответил Ульбрихт.

— А я знаю, — сказал Нейсбай. — Мы исходим из предположения, что он не следит за нами с помощью гидролокатора. Если он так же опытен, как вы, Арчи, он пойдёт на перехват, затем попросит «кондора» спуститься и отыскать нас.

— Я так и боялся, что вы это скажете.

Пятнадцать минут прошли в странной тишине, затем Маккиннон вышел на левый борт. Отсутствовал он недолго.

— Вы правы, Джордж. Он там, высматривает нас. Я легко распознаю двигатели «кондора», но он ещё не показался. Но покажется, будьте покойны. Ему надо только один квадрат пересечь, а это займет немного времени, и он нас обнаружит. Затем даст сигнал подводной лодке, сбросит на нас несколько бомб, а остальное доделает лодка.

— Приятная мысль. Лучше не скажешь, — заметил Нейсбай.