Страница 41 из 63
— Ещё три жертвы, — сказал доктор Синклер. — Я бы сказал, случайное невезение. В то время как взрывная волна в палате В прошла прямо, здесь она, похоже, несколько отклонилась...
Маккиннон посмотрел на Ульбрихта.
— Что с ним?
У Ульбрихта была перевязана шея.
— Ему повезло, — сказал Синклер. — Просто чертовски повезло. Кусочек шрапнели — видимо, острый как бритва — прошёл через шею. ещё четверть дюйма вправо и он бы перерезал сонную артерию. И тогда бы нам пришлось говорить о лейтенанте Ульбрихте как о покойнике.
Ульбрихт посмотрел на Маккиннона. Его лицо не выражало никаких эмоций.
— Насколько я помню, вы послали нас сюда ради нашей собственной безопасности?
— Я тоже так считал и был уверен, что весь свой огонь они направят на мостик. Я не извиняюсь, поскольку считаю, что расчеты мои были верны, просто боевой расчет подводной лодки впал в панику. Я уверен, что Клаусен не давал распоряжения стрелять в корпус.
— Клаусен?
— Да, обер-лейтенант. Капитан. Кстати, выжил, хотя находится в довольно плачевном состоянии.
— Сколько человек смогли спастись?
— Шестеро.
— А остальных вы отправили на дно?
— Да, виновная сторона, если это вы имеете в виду, хотя я не особенно чувствую себя виноватым. Но я несу ответственность, да.
— Думаю, что это можно сказать о нас обоих. Несём ответственность, но не виновны.
Ульбрихт пожал плечами и, похоже, больше был не склонен продолжать разговор. Маккиннон подошёл к постели капитана.
— Сожалею, что приходится слышать, что вы вновь пострадали, сэр.
— Не только я, но и Кеннет. Оба получили ранения в левое бедро.
Доктор Синклер убеждает меня, что это только царапина, но мне что-то не верится. Я хочу сказать, что по ощущению на царапину не похоже. Ну что ж, Арчи, мой мальчик, вы всё-таки сделали это. Я знал, что вы сможете это сделать. Если бы не эти чертовы бинты, я бы пожал вам руку и поздравил. Вы можете гордиться собой.
— Я так не считаю, сэр. С другой стороны, если бы им удалось спастись и добраться до запечатанного отделения, они не стали бы жалеть своих жизней... и тогда... мы бы покоились на дне Норвежского моря.
— Так оно, конечно, так. Но укорять себя, Арчи, не следует. Они или мы. Неприятно, но вопрос может стоять только так. — Боуэн быстро сменил тему разговора:
— Мы, кажется, набираем скорость, да? Как я понимаю, носовая часть пострадала незначительно.
— Напротив, сэр. Там огромная дыра. Но большой кусок обшивки подводной лодки закрыл эту дыру. Будем надеяться, что он там и останется.
— Нам остается только молиться, боцман. Иного выхода у нас нет. Вне зависимости от того, как вы сами себя чувствуете, каждый человек на борту этого корабля у вас в долгу.
— Я навещу вас позже, сэр.
Он повернулся, посмотрел на Маргарет Моррисона, а затем на доктора Синклера.
— Её сильно задело?
— Довольно сильно, но ничего серьёзного. Она как раз сидела на постели капитана Боуэна, когда раздался взрыв. Её задело дважды. Довольно глубокое ранение в верхней части правой руки и незначительная царапина на лбу, сестра Мария только что закончила бинтовать.
— Ей предписан постельный режим?
— Да. Но как я ни настаивал, все напрасно. Больше я и пытаться не буду. Может быть, вы попытаетесь?
— Нет, благодарю вас покорно.
Маккиннон подошёл к девушке, которая обратила на него укоризненный взгляд карих глаз, слегка затуманенных от боли.
— Это ваша вина, Арчи Маккиннон.
— Точно так же сказала и Джанет, — со вздохом произнёс Маккиннон. — Невозможно всем угодить. Очень, очень сожалею.
— И будете жалеть, и не только за это. Физическая боль, чтоб вы знали, ничто по сравнению с болью душевной. Вы обманули меня. Наш горячо уважаемый боцман на самом деле является тем, в чем обвинял меня, — выдумщиком.
— О, господи. Многострадальный боцман вновь предстал перед судом. И что же я сейчас не так сделал?
— Не только то, о чём я уже упомянула, но вы заставили меня почувствовать себя полной дурой.
— Вот как? Ничего подобного я не делал.
— Нет, делали. Помните, на мостике вы сказали — шутя, конечно, — что вы можете сражаться с подводной лодкой только ведя огонь черствым хлебом и гнилой картошкой. В общем, что-то вроде этого.
— Ага.
— Вот именно — ага! Помните ту эмоциональную сцену на мостике — эмоциональную с моей стороны, когда я говорила, что меня тошнит от дурацких разговоров, когда я умоляла вас сражаться и сражаться с ними. Вы же это помните?
— Да, кажется, помню.
— Кажется! Вы уже тогда решили, что будете сражаться с ними, разве не так?
— Допустим, да.
— Допустим, да, — передразнила она его. — Вы уже тогда приняли решение протаранить эту лодку.
— Да.
— Так почему вы не сказали мне этого, Арчи?
— Потому что вы могли случайно проболтаться об этом кому-нибудь, а тот человек — Невидимке, который сделал бы всё возможное, чтобы об этом стало известно капитану подводной лодки, и тогда, уверяю вас, лодка встала бы в такое положение, что у нас не было бы возможности её протаранить. Вы могли даже, совершенно не зная об этом, проболтаться самому Невидимке.
Она даже не попыталась скрыть боль в своих глазах.
— Значит, вы мне не доверяете. А утверждали обратное.
— Я вам абсолютно доверяю, и повторяю вам это.
— Тогда почему...
— Причин много. Тогда вы были сестрой Моррисон. Я не знал, что есть ещё Маргарет Моррисон. Теперь мне это известно.
— Т-так! — Она сжала губки, затем улыбнулась, явно успокоившись. — Теперь всё ясно.
Маккиннон оставил её, присоединился к ожидавшим его доктору Синклеру и Джемисону, и они втроем прошли к послеоперационной палате. Джемисон нес электродрель, молоток и несколько деревянных колышков.
— Вы видели входное отверстие от снаряда, — спросил Джемисон, — когда осматривали носовую часть?
— Да, видел. Оно примерно на дюйм-два выше ватерлинии. Через него могла попасть вода, но не обязательно. Трудно сказать.
— На какую высоту?
— Дюймов на восемнадцать. Это можно только предполагать.
Джемисон включил дрель. Сверхпрочное сверло без особого труда вошло в стальную дверь.
— Что произойдет, если там вода? — поинтересовался Синклер.
— Вставьте один из деревянных колышков, затем попытайтесь чуть выше.
— Прямо насквозь, — сказал Джемисон и немного отошел. — Все ясно.
Маккиннон дважды ударил кувалдой по стальной ручке. Ручка даже не шевельнулась. Когда он ударил третий раз, она затряслась и упала на пол.
— Какая жалость, — сказал Маккиннон. — Но выяснить, что произошло, мы все равно обязаны. Джемисон пожал плечами.
— Выхода нет. Осталась только сварка.
— Да, пожалуй.
Джемисон ушёл, вернулся он буквально минуты через две со сварочной горелкой и в сопровождении Маккриммона, тащившего газовый баллон, а также лампу на длинном шнуре. Джемисон включил горелку и начал делать полукруг в том месте, где была ручка. Маккриммон вставил вилку в розетку, и лампа с жестяным абажуром ярко загорелась.
— Мы можем только предполагать, где дверь заклинило, — раздался глухой голос Джемисона из-под защитной маски для сварочных работ.
— Если мы ошибаемся, будем разрезать вокруг петель. Думаю, однако, нам не придется этого делать. Главное, что дверь не прогнулась. Обычно заклинивает в районе замка или защелки.
— Я уверен, что сделал дыру насквозь, а эта чёртова дверь и не думает падать. Щеколда ещё стоит в своём гнезде.
Маккиннон осторожно ударил кувалдой по двери, и полукруглый кусок металла упал внутрь. Он вновь ударил по двери, на сей раз сильнее, и она чуть-чуть подалась. Со вторым ударом она открылась на несколько дюймов.
Боцман отложил в сторону кувалду и стал толкать дверь, пока она, протестуя и скрипя, чуть ли не распахнулась. Он взял лампу у Маккриммона и вошёл внутрь.
На полу была вода. Немного. Всего, наверное, дюйма два. Шпангоуты и головная часть палубы в результате взрыва сильно пострадали от шрапнели.