Куда залетают орлы

— Вы тут ни при чем, мой друг, — слова звучали успокаивающе, но тон, каким они были сказаны, не позволял расслабиться. — Но у вас тут скрываются враги государства!

— Враги! — Цвет лица хозяина стал из розового бледно-серым. Кроме Того, он начал заикаться. — Кк-ак? У? Ме-ня? У Йозефа Вартмана?

— Тихо! — полковник поднял руку, требуя внимания. — Мы разыскиваем дезертиров из Штутгартской военной тюрьмы. При побеге они убили двух офицеров и сержанта. Следы ведут сюда.

Смит кивнул и прошептал на ухо Шэфферу:

— Очень умно. Очень.

— Итак, — лающим голосом продолжал Вайснер, — если они здесь, то скоро будут в наших руках. Прошу старших офицеров 13-го, 14-го и 15-го отрядов выйти вперед. — Он подождал, пока два майора и капитан встали перед ним по стойке «смирно». — Вы знаете в лицо всех ваших людей?

Все трое кивнули.

— Хорошо. Вам следует…

— Нет необходимости, полковник, — Хайди вышла из-за стойки бара и встала перед Вайснером, почтительно убрав руки за спину. — Я знаю человека, которого вы ищете. Их главаря.

— А! — улыбнулся полковник Вайснер, — очаровательная…

— Хайди, герр полковник. Я обслуживала ваш столик в Шлосс Адлере. Вайснер галантно поклонился.

— Разве можно вас забыть!

— Вот он, — ее лицо пылало гражданским гневом и радостью от возможности выполнить свой долг. Театральным жестом она указала на Смита. — Вот, кого вы ищете, герр полковник. Он — он меня ущипнул!

— Милая Хайди! — полковник Вайснер снисходительно улыбнулся. — Если мы станем арестовывать каждого, кто попытается…

— Дело не в том, герр полковник. Он спросил меня, что я знаю или слышала о человеке, которого называют генералом Карнаби.

— Генералом Карнаби! — улыбка слетела с губ полковника. Он посмотрел на Смита, подал знак своему патрулю и вновь обратился к Хайди. — И что же вы ему ответили?

— Герр полковник! — Хайди распирало ощущение важности собственной персоны. — Надеюсь, я достойная дочь Германии. И я дорожу доверием, которое оказывают мне в замке. — Она указала в угол зала. — Капитан гестапо фон Браухич может за меня поручиться.

— Нет нужды. Мы не забудем ваш поступок, милое дитя. — Он отечески потрепал ее по щеке, потом обернулся к Смиту, и в голосе его зазвучал металл.

— Где ваши соучастники? Отвечайте немедленно.

— Немедленно, мой дорогой полковник? — Взгляд, который Смит бросил на Хайди, был столь же холоден, как голос полковника. — Извольте сперва расплатиться. Сначала тридцать Серебреников даме…

— Вы болван, — презрительно отозвался полковник Вайснер. — Хайди — истинная патриотка.

— Это точно, — серьезно подтвердил Смит.

Мэри с ужасом наблюдала, стоя за занавеской в неосвещенной комнате Хайди, как Смита и его людей вывели из «Дикого оленя» и сопроводили туда, где стояло несколько военных автомобилей. Пленников быстро рассадили по двум машинам, взревели моторы, и через минуту они скрылись за поворотом. Мэри постояла, уставившись невидящими глазами на падающий снег, потом плотно задернула занавески и ушла вглубь комнаты.

— Как же это случилось? — прошептала она. Чиркнула спичка — Хайди зажгла масляную лампу.

— Ума не приложу, — пожала плечами Хайди. — Кто-то, должно быть, напел полковнику Вайснеру. А я указала пальцем.

— Ты… ты?

— Его все равно вычислили бы через пару минут. Они тут чужаки. Зато теперь мы с тобой вне подозрений.

— Вне подозрений! — Мэри недоверчиво посмотрела на нее. — Но мы же теперь отрезаны от своих!

— Ты так считаешь? — задумчиво протянула Хайди. — А мне в этой ситуации больше жаль полковника Вайснера, чем майора Смита. Наш майор нигде не пропадет. Или начальство в Уайтхолле нам лгало? Когда мне сообщили, что он должен сюда прибыть, добавили, что я должна слепо доверять ему. Он, как штопор, — именно так они сказали, — вывернется из самой безнадежной ситуации. Интересно они там, в Уайтхолле, выражаются. Так что я верю в него. А ты разве нет?

Ответа не последовало. В глазах Мэри стояли слезы. Хайди тронула ее за плечо и мягко спросила:

— Ты сильно любишь его?

Мэри молча кивнула.

— А он тоже тебя любит?

— Не знаю. Просто не знаю. Он с головой ушел в эти дела, — с трудом выговорила Мэри, — и даже, если любит, сам себе в этом не признается.

Хайди с минуту смотрела на нее, качнула головой и сказала:

— Зачем только они тебя послали! Разве ты сможешь… — она осеклась, снова мотнула головой и неожиданно закончила: — Поздно уже. Пошли. Нельзя заставлять ждать фон Браухича.

— Но если он не сможет убежать? Да и как тут убежишь! — она раздраженно ткнула пальцем в бумаги, валявшиеся на постели. — Ведь они первым делом свяжутся с Дюссельдорфом насчет этих рекомендаций.

Хайди спокойно ответила:

— Он не бросит тебя в беде.

— Да, — печально согласилась Мэри, — вряд ли он так поступит.

Большой черный «мерседес» мчался по занесенной снегом дороге, проложенной вдоль озера. «Дворники» едва справлялись с густыми хлопьями, которые плотно ложились на лобовое стекло. Это была очень дорогая и комфортабельная машина, но ни сидевший рядом с водителем Шэффер, ни Смит на заднем сиденье не ощущали ни малейшего удобства — ни физического, ни морального. Если говорить о моральной стороне дела, то перед ними маячила мрачная перспектива: операция обречена на провал, не успев начаться. О физической и говорить нечего: того и другого стиснули с обеих сторон : Шэффера — водитель и охранник, Смита — тоже охранник и сам полковник Вайснер; к тому же у них сильно ныли ребра — парни при «шмайсерах», уперев стволы в бок пленникам, дали им как следует прочувствовать свою боевую мощь.

Насколько Смит мог судить, они находились где-то на полдороге от деревни до казарм. Еще полминуты — и они въедут в ворота лагеря. Всего полминуты. И ни секунды больше.

— Остановите машину! — холодным, властным тоном с ноткой угрозы произнес Смит. — Немедленно, слышите? Мне нужно подумать.

Полковник Вайснер с изумлением уставился на него. Смит даже не обернулся в его сторону. Казалось, он едва сдерживает гнев — гнев человека, чьи приказы всегда выполняются беспрекословно, отнюдь не жертвы, покорно идущей на смерть. Вайснер поколебался, но все же отдал приказ притормозить.

— Ну и болван же вы! Круглый идиот! — гневный голос Смита звучал тихо и зловеще, так тихо, что только полковник мог услышать его. — Вы почти наверняка все испортили, и, если это так, клянусь Богом, утром вы лишитесь погон!

«Мерседес» скатил на обочину и остановился. Передняя машина исчезла в темноте. Вайснер резко, но с едва заметной дрожью в голосе, спросил:

— Какого черта, что вы болтаете?

— Вам, конечно, известно об американском генерале Карнаби? — Смит приблизил сощуренные глаза к лицу Вайснера. — Ну? — он словно выплевывал слова в лицо полковнику.

— Вчера вечером я обедал в Шлосс Адлере. Я…

Смит ответил взглядом, полным недоверия.

— Полковник Пауль Крамер, начальник штаба Канариса, вам рассказал?

Вайснер молча кивнул.

— А теперь это разнеслось по всем углам. С ума сойти можно. Боже, теперь точно покатятся головы, — он потер ладонью глаза, бессильным жестом уронил руку, невидящим взглядом посмотрел вперед и, качнув головой, медленно выговорил:

— Сам я не могу принять решение, — он достал из кармана удостоверение и протянул Вайснеру, который изучил его в тусклом свете фонарика. — Немедленно в казармы! Мне нужно срочно связаться с Берлином. Мой дядя даст инструкции.

— Ваш дядя? — Вайснер с усилием оторвался от документа, голос его дрожал, как и луч фонарика, который он держал в руке. — Генрих Гиммлер?

— А кто же вы думали, — рявкнул Смит. — Микки Маус? — Он понизил голос до шепота. — Искренне желаю вам никогда не иметь счастья встретиться с ним, полковник Вайснер.

Смит дал Вайснеру возможность немножко оправиться от неожиданности и прийти в себя, потом наклонился вперед и довольно чувствительно ткнул в бок водителя.