Страница 2 из 19
Особняком стоят работы, выдержанные в духе жесткой православной идеологизированности, целью которых является не воссоздание исторической правды, а тотальная апологетика Распутина и царской семьи с «православно-русских позиций» и не менее решительное очернение врагов «святого старца». В этом ряду есть совершенно сусальные произведения, вроде брошюр Ю. Ю. Рассулина «Великий праведный старец страстотерпец Григорий» или Елены Васильевой «Оклеветанный старец». Есть и книги, написанные профессиональными историками. На первый взгляд эти работы претендуют на достоверность, однако при ближайшем рассмотрении оказываются такими же голословными пропагандистскими памфлетами, как уже упомянутая публикация А. Н. Боханова. Порой в этих книгах присутствует эксклюзивная фактура, добытая автором в архивах, однако, несмотря на это, данные публикации, как, например, книга Олега Платонова «Правда и ложь о Григории Распутине» (расширенная версия предыдущей книги того же автора «Жизнь за царя»), все же не выходят за пределы парадигмы православно-религиозного мифа, нашпигованного тенденциозными утверждениями и прямыми фальсификациями.
К числу книг, активно ссылающихся на источники и в то же время находящихся в плену тенденциозного подхода, далекого от критериев научности, относятся и работы О. А. Шишкина, посвященные истории покушения на Г. Е. Распутина.
Справедливости ради следует отметить, что на протяжении истекших десятилетий время от времени некоторыми авторами предпринимались попытки взглянуть на исторический феномен Григория Распутина сквозь призму научно-психологического анализа. Однако эти работы, во-первых, оказались также несвободны от эмоционально-публицистической предвзятости, а во-вторых, представляли собой скорее историко-психологические зарисовки, нежели полновесные исследования. Последнее справедливо и в отношении статьи известного петербургского сексолога Д. Д. Исаева, сделавшего ряд интересных и точных наблюдений частного характера.
Впрочем, в последние годы вышло несколько масштабных научно-популярных работ, которые, опираясь на широкий круг источников, дают возможность читателю самостоятельно проверить авторскую концепцию на прочность. Для этого, во-первых, факты сопровождаются ссылками на источники, а во-вторых, оригинальные выводы сочетаются с аргументированным анализом мнений, высказанных другими историками.
Однако оборотной стороной серьезных профессионально написанных книг о феномене Г. Е. Распутина оказывается фактический отказ их авторов от конечных выводов.
Автор капитального труда о Григории Распутине Алексей Варламов, например, пытается избежать итоговых исторических оценок, а также указаний на причинно-следственные связи, неожиданно скрываясь за кулисами православной схоластики, и переводит конкретно-исторический разговор в абстрактно-теологическую плоскость: «Григорий Распутин оказался одной из самых трагических фигур русской истории. Он не был святым, как не был и чертом, но его судьба сложилась таким образом, что он оказался историческим соблазном и испытанием, выдержать которые Россия, к несчастью, не смогла. Ни общество, ни Синод, ни царская семья… Ни монархисты, ни республиканцы, ни консерваторы, ни либералы. Ни политики, ни депутаты, ни писатели, ни читатели. Ни современники Распутина, ни, похоже, их потомки. О степени личной ответственности сибирского крестьянина судить трудно, и, безусловно, прав игумен Тихон (Шевкунов): судить не нам. Нам – помнить о том, что именно через Григория Распутина прошел один из самых страшных и катастрофических разломов русской жизни, чьи последствия сказываются по сей день, „…невозможно не придти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят“ (Лк. 17: 1)»8.Андрей Терещук в финале своего фундаментального исследования лишь скромно отмечает, что «постарался по возможности историографичеcки точно реконструировать жизненный путь человека, чье имя гремело на всю Россию и стало символом одной из самых трагических и противоречивых эпох в истории России». Далее автор, по сути, признается в априорном бессилии историков разгадать распутинский феномен: «Как убедился читатель, судьба Григория Распутина таит в себе немало загадок, бо́льшая часть которых не будет разгадана никогда»9.
Подчеркнуто объективистское, безоценочное, по сути «концептуально нулевое», отношение авторов наиболее серьезных и профессиональных исторических работ о Распутине к их персонажу по-своему объяснимо. Дело в том, что за истекшие десятилетия, в течение которых распутинский дискурс развивался по большей части в русле, весьма далеком от научности, сложилась противоположная традиция избыточной оценочности, кричаще-голословной, крайне противоречивой, зачастую просто нелепой. Многие работы именно по этой причине оказались насыщены грубыми фактологическими подтасовками.
При этом одни авторы отзываются о Распутине подчеркнуто уничижительно – как о духовно ничтожном человеке: «весьма заурядной личности»10, «развратном пьянице», «хитром шарлатане»11, «ханже»12, «грубом, сладострастном»13, «звероподобном бородатом мужике»14, пустопорожнем, дурашливом, охочем главным образом до дам и мадеры озорником15 и т. п.
Другие демонизируют личность «старца», называя его истинным правителем России, «неофициальным Патриархом Церкви и Царем Великой Империи»16 и одновременно первопричиной всех бед, обрушившихся на страну в последние годы царствования Николая II: «Государством правила его (Николая. – А. К., Д. К .) жена, а ею правил Распутин. Распутин внушал, царица приказывала, царь слушался»17; «…„Царь православный“, – пели… верующие, не зная, что на самом деле царствует не царь, а Распутин, и не православный, а хлыст»18.
Третьи – апологеты Распутина – попросту игнорируют все, что может поставить под сомнение моральный облик «простого странника»19, «источником чудесной силы» которого была молитва20, обладавшего признаками «настоящего духовного величия» и отразившего в своем лице «восхитительное зеркало «Русского Возрождения»21. Сторонники апологетического взгляда на Распутина априорно дезавуируют весь антираспутинский «компромат», например объявляя фальшивой информацию о пьяном дебоше, учиненном «старцем» в ресторане «Яр» 26 марта 1915 года, пытаются поставить под сомнение выписки из филерских донесений за 1915–1916 годы и т. д.Четвертые, настроенные снисходительно-скептически, стараются не замечать очевидных интеллектуально-волевых достоинств «старца» и объясняют феномен Распутина его «мужицкой хитростью» и «придворной смёткой», по сути признавая самого влиятельного царского фаворита не более чем ловким конформистом. Эта точка зрения родилась еще в недрах белоэмигрантской мемуаристики. Спустя годы она перекочевала в труды советских историков. А ныне заняла почетное место в работах некоторых современных писателей, продолжающих утверждать, что карьерный секрет Григория Распутина заключался преимущественно в умении «читать тайные желания царицы»22 и исполнять роль их оракула. При всей кажущейся исторической правдоподобности такого взгляда остается, однако, психологически не вполне ясным: каким образом «ловкий приспособленец» смог сыграть столь роковую роль – причем не только в истории России, но и в своей собственной судьбе?
Перед современным распутиноведением, таким образом, по-прежнему стоят две основные задачи.
Во-первых, необходимо тщательно отфильтровать и перевести в русло беспристрастной научной дискуссии тот концептуально безбрежный и фактологически мутноватый поток, который по большей части представляет собой мировая распутиниана.Во-вторых, феномен по имени Григорий Распутин должен получить внятную и аргументированную оценку. А для этого его необходимо подвергнуть не только историко-биографическому, но также и медико-психологическому анализу.
Исчерпывающе решить обе эти задачи в рамках одного исследования вряд ли возможно. Предлагаемая книга имеет целью сделать лишь первый шаг в этом направлении.
Тем не менее мы убеждены, что, отрешившись от эмоционально обусловленных стереотипов восприятия личности «старца» и попытавшись подвергнуть комбинированному историко-психологическому анализу ту часть сведений о Распутине, которая представляется более или менее достоверной, можно прийти к достаточно неожиданным и в то же время вполне обоснованным выводам.