Страница 19 из 39
— Кому нужно было так расправиться с мистером Даннетом? — спросил Рори, едва они вышли в коридор. Молодой Мак-Элпайн кипел от возмущения.
— Кто знает? — ответил Траккиа. — Грабителям, ворам — людям, которые предпочитают грабить и калечить, а не трудиться честно. -Он метнул на Нойбауэра взгляд, так чтобы его заметил Рори. — В мире очень много скверных людей, Рори. Пусть ими занимается полиция, а не мы.
— Вы думаете, что происшедшему с ним не следует давать ход?..
— Мы гонщики, мой мальчик, — сказал Нойбауэр. — Мы не детективы.
— Я не мальчик! Мне скоро семнадцать. И я не дурак! — вспыхнул Рори, но взял себя в руки и оценивающе посмотрел на Нойбауэра. — Все это очень подозрительно. А что, если в этой истории замешан Джонни Харлоу?
— Харлоу? — Траккиа вскинул брови, показывая, что предположение Рори по меньшей мере забавно. — Оставь это, Рори... Ты ведь сам подслушивал разговор Харлоу и Даннета во время их конфиденциального тет-а-тет.
— Да, но я тогда не слышал их разговора. Я только видел, что они его вели. Может быть, Харлоу угрожал, может быть, Даннет поссорился с ним. — Рори помолчал, обдумывая эту версию, и, убеждаясь в ней все больше, вдруг заявил: — Считаю, что так и было. Харлоу расправился с ним, потому что Даннет за ним следил и угрожал ему чем-то.
— Рори, ты просто начитался ужасных детективов. Если бы Даннет следил или угрожал Харлоу, то зачем это избиение Даннета на дороге? Ведь он по-прежнему остается в его руках, не так ли? И он может опять следить или угрожать ему. Мне кажется, что здесь ты не все продумал, Рори. — Тон Траккиа был дружелюбен.
— Может быть, я это еще узнаю. Даннет сказал, что на него напали в глухой аллейке по дороге на главную улицу. Знаете ли вы, что находится в конце этой аллейки? Почтовое отделение! Может быть, Даннет шел туда, чтобы отправить нечто обличающее Харлоу. Может быть, он считал опасным оставлять у себя что-то имеющееся против него. Тогда Харлоу сделал все, чтобы Даннет не попал на почту.
Нойбауэр переводил взгляд с Траккиа на Рори. Он уже не улыбался.
— Но как это доказать, Рори? — спросил он.
— Откуда я знаю? — Рори опять начинал раздражаться. — Я много думал об этом. Попробуйте это сделать вы, вас двое, может быть, у вас меньше уйдет на это сил?
— Мы подумаем над этим. — Траккиа, глянув на Нойбауэра, стал серьезным и задумчивым. — Но ты пока об этом никому не рассказывай, паренек. Пока мы не имеем никаких доказательств, а в профессиональном кругу такие штуки расцениваются как клевета. Ты ведь понимаешь нас?
— Я же говорил вам, — Рори сказал это ядовито, — что отнюдь не дурак. Не очень-то вы хорошо выглядели бы, если бы кто-то узнал, что вы замахнулись да самого Джонни Харлоу.
— Это уж точно, — согласился Траккиа. — Плохие новости крылаты. А вон и мистер Мак-Элпайн идет сюда.
Взволнованный Мак-Элпайн и в самом деле появился в эту минуту на площадке, лицо его сильно осунулось и помрачнело за последние два месяца и почти не меняло угрюмого выражения.
— Это правда? Относительно Даннета? — с тревогой спросил он.
— Опасаюсь, что да. Кто-то сильно побил его, — ответил Траккиа.
— Боже мой, но почему?
— Грабители, должно быть.
— Грабители? Средь бела дня? Иисус, что стало с цивилизацией! Когда это случилось?
— Минут десять назад, не более. Вилли и я были в баре, когда он уходил. Было ровно пять часов, потому что я в это время ожидал телефонного звонка и спросил у бармена про время. Мы были еще в баре, когда он вернулся, и я посмотрел на часы, посчитав, что полиции это будет нужно знать. Было точно двенадцать минут шестого. За такое время он не мог далеко уйти.
— Где он сейчас?
— У себя в номере.
— Так чего же вы трое... — возмущенно начал было Мак-Элпайн.
— Но с ним доктор. Он велел нам уйти.
— Ну уж меня-то он не посмеет выставить! — заявил Мак-Элпайн и со всей решительностью направился к Даннету.
Его и в самом деле не выставили. Через пять минут появился сначала доктор, а еще через пять минут — и сам Мак-Элпайн с лицом еще более суровым и обеспокоенным. Ни с кем не заговаривая, он прошел прямо в свой номер.
Траккиа, Нойбауэр и Рори сидели за столиком у стены, когда в вестибюль вошел Харлоу. Если он и видел их, то сделал вид, что не заметил, а направился через вестибюль прямо к лестнице. Два или три раза он улыбнулся, отвечая на робкие приветствия и почтительные улыбки встречных.
— Вы должны согласиться, что нашего Джонни не особенно трогает течение всеобщей жизни, — заметил Нойбауэр.
— Вы могли бы этого и не говорить. — Рори нельзя было обвинить в злоязычии; он еще только овладевал этим искусством, хотя и очень добросовестно. — Могу поспорить, что ему вообще на все наплевать. Даже если бы дело касалось его родной бабушки, он бы, наверное, и тогда...
— Рори! — Траккиа предостерегающе поднял руку. — Ты не должен давать воли воображению. Ассоциация гонщиков на Гран-При весьма представительное собрание. У нас добрая репутация, и мы не хотим от этого отказываться. Учти, мы считаем, что ты на нашей стороне, но всякая болтовня может нам только навредить.
Рори злобно взглянул на одного, потом на другого и вышел с обиженным видом.
— Опасаюсь, Никки, что эта наша юная голова испытает — в своей жизни еще немало неприятных моментов, — заметил Нойбауэр почти печально.
— Это ему не повредит, — ответил Траккиа. — И для нас тоже будет полезно.
Предсказание Нойбауэра сбылось удивительно скоро.
Харлоу закрыл за собой дверь и посмотрел на распростертую фигуру Даннета, лицо которого, хотя его и обработали, выглядело все-таки так, будто нападение случилось всего пять минут назад. Откровенно говоря, разглядеть на этом лице вообще было мало что возможно, так оно было забинтовано и залеплено пластырем: нос распух вдвое, правый глаз заплыл, на разбитые губы наложены швы, как и на лоб. Словом, все красноречиво свидетельствовало о превратностях жизни и сложности времени. Харлоу прищелкнул языком, выражая сочувствие пострадавшему, в два шага бесшумно подкрался к двери и рывком открыл ее. Рори влетел в номер и растянулся у его ног, на прекрасном мраморе виллы-гостиницы Чессни.
Харлоу молча наклонился над ним, запустил свои пальцы в кудрявые черные волосы Рори и рывком поставил его на ноги. Мальчишка издал при этом такой пронзительный вопль, будто находился уже в агонии. Харлоу по-прежнему молча прихватил железной хваткой ухо Рори и безжалостно потянул по коридору в номер Мак-Элпайна. Он вошел, волоча Рори за собой. От боли по лицу паренька катились слезы. Мак-Элпайн, лежа на кровати, приподнялся на локте: лицо его вспыхнуло от ярости при виде того, как жестоко обращается с его единственным сыном Харлоу, но, разглядев сцену, он сразу успокоился.
— Я знаю, что теперь в большой немилости в команде «Коронадо». Я также знаю, что это ваш сын. Но если в следующий раз застану этого юного бродягу шпионящим или подслушивающим под дверью номера, то обещаю задать ему хорошую трепку, — пригрозил Харлоу.
Мак-Элпайн посмотрел на Харлоу, потом на Рори, потом опять на Харлоу.
— Не могу в это поверить. Отказываюсь верить. — Голос его звучал глухо и не очень уверенно.
— Мне дела-нет до того, верите вы мне или нет. — Запал Харлоу прошел, снова на нем была маска безразличия. — Но Алексису Даннету вы не можете не верить. Что ж, поговорите с ним. Я был в его номере, когда открыл дверь слишком неожиданно для нашего юного друга. Он так плотно прижимался к ней, что, не удержавшись, грохнулся на пол. Я помог ему встать. За волосы. Потому у него и слезы на глазах.
Мак-Элпайн смотрел на Рори без всякого сочувствия.
— Это правда?
Рори вытер глаза рукавом, словно на экзамене, сосредоточился на носках своих ботинок и упорно ничего не отвечал.
— Оставьте его мне, Джонни. — Мак-Элпайн выглядел не столько расстроенным, сколько безмерно уставшим. — Приношу извинения, что обидел вас... Я верю вам.
Харлоу кивнул и вышел. Он направился обратно в номер Даннета. Закрыв дверь, он, не обращая внимания на то, что Даннет пристально наблюдает за ним, принялся тщательно обыскивать комнату. Через пять минут, недовольный результатами своих поисков, он вошел в ванную комнату, открыл кран и пустил во всю силу воду, потом оставил дверь открытой и вернулся к Даннету. В шуме льющейся воды даже самый чувствительный микрофон не мог ясно воспринимать человеческий голос.