Системный властелин (сборник)

– Пазаласта!

– Можно Мишу к телефону? – без особой надежды попросил я.

– Але!

– Это квартира Михаила Рублева?

– Пазаласта!

– Извините, это номер 2682876?

– Акей!

– Мишу можно к телефону?

– Дасвиданя.

Короткие гудки завершили этот бессмысленный разговор. Значит, и вправду Мишу взяли. Хорошо, почитаем новости в Интернете.

Новостные сайты просто ошеломили меня. Не зря Крещатик украсили трехцветными флагами!

На следующий день после вторжения турецких войск в Крым элитная десантная дивизия Российской империи была высажена на аэродроме Бельбек под Севастополем. Наверное, тот самый «Илья Муромец», который я видел с балкона, и вез тот десант. Стремительный бросок российских войск смел слабо эшелонированную оборону турков и сбросил их в море! В украинском парламенте Русский блок собрал под свои знамена традиционных противников, и название «Москва» гостинице вернули на второй день турецкого конфликта. Но другие сайты сообщали более правдивые и менее восторженные новости. Именно на второй день конфликта российский десант в безумном и бесполезном броске, истратив семьдесят тысяч тонн керосина, захватил переданный туркам согласно документам о капитуляции 1858 года Севастополь. Тогда, на короткое время, в Раде возобладало пророссийское лобби, и ввиду особой ситуации указом президента на Украине было введено годичное трехъязычие. Отныне на год, без права продления, государственными языками становились украинский, русский и гагаузский. Как было написано в указе в скобках – в алфавитном порядке.

На углу Крещатика и Николаевской есть гастроном. На пристроенном втором этаже гастронома есть бар. Там наливают коньяк в заранее нагретые паром коньячные бокалы. Но не всем. Только тем, у кого есть деньги.

Безумный ливень, казавшийся еще более страшным из-за того, что я смотрел на него с высоты днепровских круч, бушевал над городом. Стократным эхом отзывался над величественным Днепром, над притихшей Лаврой, над заброшенным парком, спускавшимся от Липок прямо к реке. Стихия переломила последнюю соломинку, еще удерживающую меня в реальном мире. Я попытался спуститься по покрытому прошлогодними листьями склону, но, не удержавшись, заскользил вниз, к следующему витку полуразрушенного серпантина парковых аллей. Я проехал на спине сотню метров и застрял, налетев на небольшую кирпичную кладовую, стоящую среди деревьев. Маленькая каморка – за кованой решеткой помещение в два-три квадратных метра, заполненное метлами, граблями и ржавыми железками.

Гнилой замок на решетке пал после первой попытки потрясти ее. Здесь можно спрятаться от дождя. В два счета выбросив почти все барахло, я забился в каморку и укрылся старыми вениками. Это позволило хоть немного согреться и защищало от брызг дождя, достававшего даже здесь. Странное место. Казалось, какой-то липкий страх отпугивал от него все живое. Даже паучков не видно на старых метлах. Вон какая-то птица, спикировав с облезлого дерева, словно испугалась чего-то и резко улетела от моей каморки. Чего они боятся? Я не кусаюсь. Я просто болею. Просто мне плохо. Неужели эта каморка – мое последнее пристанище? Блестящая карьера! И ради чего? Ради того, что из-за гордыни не захотел с властями мириться? Да ведь глупость это! В исступлении я ударил в заднюю стену каморки кулаком, даже не почувствовав разбитых косточек.

Серая монолитная стена беззвучно сдвинулась в сторону и открыла длинный коридор. Стены испускали мягкий свет, и было видно, что где-то вдалеке он становится ярче. Ничего не понимая, уже утратив способность удивляться, я побрел по коридору. Стена, отделявшая каморку с метлами от тоннеля, тихо вернулась на место, замуровав меня в этом странном подземелье. Коридор кончился, и я вошел в светлый зал. Тут силы оставили меня. Все поплыло перед глазами, и я упал на мягкий пол, теряя сознание.

Очевидно, глубокий обморок, вызванный гриппом и всеми предшествующими событиями, перешел в сон, который длился неизвестно сколько.

Глава седьмая

Ослепительно-белый снег не позволял четко разглядеть следы единорога. Единорог, учуяв человека, испуганно фыркнул и, ловко прыгая по леднику, помчался по белому склону. И оставил на снегу пачку Казбека. Из нее бесшумно катились непрерывным потоком папиросы. Но курить совершенно не хотелось. Вот есть, как раз наоборот, хотелось очень. Отчаявшись догнать единорога, я распаковал рюкзак, чтобы достать сгущенку и сделать «эльбрусское мороженое» – старую хитрость горных туристов. Надо размешать в кружке сгущенку и снег. Особые гурманы добавляют еще варенье, если оно есть. После изнурительного штурма перевала такой десерт помогает восстановить силы. Легко открыв банку ногтями, я попытался набрать ложкой смесь, но почему-то мороженое, превратившись в рой белых мух, с жужжанием улетело. Я голоден, мне холодно, ослепительный свет, отраженный снегом, мешает мне смотреть. Я снова пытаюсь попробовать мороженое, но ничего, кроме холода, не ощущаю. И слышу легкий гул белых мух. Собрав все силы, я вырываюсь из этого замкнутого круга и уже наяву бьюсь головой обо что-то твердое. Я в залитом светом зале, тихое гудение, моментально прекратившееся…

Я не сразу сообразил, где я нахожусь, но потом, осмотревшись в зале с гладкими стенами, столами-пуль – тами, креслами, я вспомнил все. Свирепый грипп, каморка с рухлядью, длинный коридор, обморок. Но чувствовал я себя сейчас совершенно здоровым. Какой-то нелогичный финал прошедших дней – я в странном, тихом помещении, я здоров и совершенно не понимаю, что же это за место.

Голубоватый свет послушно следовал за мной, освещая только ближайшее пространство вокруг. Я находился в громадном зале. Я бы, наверное, назвал его машинным, в лучших традициях давних времен. Внутреннее чувство подсказывало, что, кроме столов-кресел, сегментированных стен, здесь больше ничего, а тем более никого, не найдешь. Как кошка, подобранная среди сараев и принесенная в дом, я начал осматриваться, обходить зал, трогать странные предметы. Несмотря на абсурдность ситуации, инвентаризация проходила как-то буднично, словно я и не скитался еще вчера больным и бездомным по городу.

Убедившись в том, что никаких видимых опасностей помещение не таит, я присел перед столом-пультом. На поверхности стола находились кнопки, ну или что-то очень похожее на кнопки, скорее даже на клавиатуру. На каждой из них был нанесен особый символ, совершенно не знакомый мне. У края стола вертикально стояла большая прозрачная панель. Интересно, как это все работает, если, конечно, работает?

Что делает нормальный исследователь, когда сталкивается с черным ящиком? Нажимает на наиболее привлекательную кнопку. Затаив дыхание, я надавил пальцем на одну из клавиш с симпатичным, как казалось, символом сверху. Это привело к нулевому результату. Смелее и смелее я нажимал кнопки, с полным отчаянием пытаясь оживить прибор. Панели и экраны по-прежнему выглядели безжизненно. Я прекратил давить на клавиши и решил сначала все-таки подумать. Никогда раньше ничего подобного я не видел. Непривычная форма столов и кресел, совершенно необычная клавиатура. Делаем логический вывод. Вернее, вывод, который является наиболее простым и не крушит сознание, – это все неземное. А раз неземное, значит, прилетело. А раз прилетело – умеет летать! И ни в коем случае такая система не будет рассчитана на то, что первый попавшийся человек запустит ее простым нажатием клавиши. Наверное, все управление идет с этого центрального стола-пульта! Но я ведь уже испробовал на нем все кнопки!

Но, может, это не главный пульт, а, допустим, место астронавигатора или медсестры. Попробуем иначе. Допустим, я хочу улететь отсюда к чертовой матери, и мне надо выбрать главное средство управления кораблем. Значит, мне необходимо взять в руки штурвал, например, и проложить путь… Стекло напротив стола вдруг подернулось мелкой сеткой, на которой постепенно стало проявляться не что иное, как карта. Карта была знакома – южная окраина Киева и зоны отдыха вокруг. Очень приятно. Я все это и так помню. Вот так так! Оно меня слушается! С легким потрескиванием засветилась еще одна панель, справа.