Страница 18 из 101
— Ну уж… — засомневалась Настя.
— Кроме шуток. Э-э, девушка, ты, оказывается, не из простушек, у тебя свои секреты.
— А тебе нравятся наши дурочки? — спросила Настя.
Бираго покачал головой:
— Нет, конечно. Мне давно ни с кем не было так хорошо, как сейчас с тобой. Вот когда мы возьмем власть, я приглашу тебя в гости, и тебя будут принимать с королевскими почестями…
Все его разговоры неизменно сводились к одному: «когда мы возьмем власть». Очевидно, для него это был тот рубеж, за которым только начиналась настоящая жизнь. Или безвозвратно заканчивалась…
Отбивные, приготовленные Настей, ему очень понравилась. «Вот и Олег такие любил, — подумалось Насте. — С поджаренным колечками луком, со специями… Где он сейчас, Олег?»
Олег уже несколько месяцев не давал о себе знать. Молчал и Алексей, отбывший в свою долговременную зарубежную командировку. «Что же, выпью за их здоровье и благополучие», — насмешливо подумала Настя и, не торопясь, выпила рюмочку коньяка.
Бираго тоже выпил и смущенно спросил Настю:
— Если я поцелую тебя, ничего?
— Даже очень, очень хорошо! — развеселилась Настя. Наконец-то этот чернокожий парень, такой большой и ладно скроенный, решился приступить к делу.
Он поцеловал её и она ответила на поцелуй, чуть разжав внезапно набухшие губы.
— Хотела тебя спросить… — чуть отстранилась Настя от Бираго.
— Спроси.
— Когда ты любишь своих жен, чувствуешь между ними разницу? Или все они одинаковые в любви, как кошки ночью?
— Что ты, они очень разные… Ты хочешь откровенно?
— Естественно.
— Я с закрытыми глазами и в самой темной комнате узнаю каждую из них. Запахи, изгибы тела, вздохи, прикосновения… Каждая женщина неповторима. Наш мир устроен лучше вашего, у нас женам не изменяют, просто у мужчины — несколько жен и он имеет постоянную возможность выбора, перемен, не посягая на чужих женщин.
— А ты их любишь? — допытывалась Настя. Разговор этот возбуждал её и она чувствовала, что ещё немного и заведется до потери пульса.
— Любовь — это европейское понятие. У нас то, что вы называете любовью, выражается по-иному.
— Как?
— Мои жены — это моя собственность. В свою очередь — я их господин и повелитель…
Настя решительно потребовала:
— Раздень меня, мой повелитель.
Она нервно, словно в ознобе, вздрагивала, когда её тела касались руки Бираго. Они были большими, сильными, с широкими ладонями, но прикасались к ней бережно и ласково. Раздевая, Бираго нежно целовал её, и когда на мгновения отрывался от её губ, Настя просила: «Еще»…
Взяв себя в руки, Настя отстранилась от Бираго и неторопливо — вся на виду — пошла в ванную комнату. Это было для неё что-то новенькое — так желать мужчину.
Потом принимал душ Бираго, а она разложила постель и выключила свет.
Бираго, натыкаясь в темноте на стол и стулья, прошел к кровати и лег рядом. Он отбросил руку, и она положила на неё голову, прижавшись к нему, такому огромному, всем телом. На секунду ей захотелось включить свет, чтобы рассмотреть, как он выглядит обнаженным, но она решила, что это — потом, а сейчас лучше пусть все будет неожиданным.
Бираго ласково, легко поцеловал её и стал рукой переворачивать на спину. Она вдруг начала сопротивляться, затеяв ту интимную игру, которую Нинка иронично называла «Дам — не дам». По правилам этой игры полагалось разрешить ласкать свои интимные места, поглаживать их и шептать при этом ласковые убаюкивающие слова. И отодвигать решающие минуты как можно дальше… Но Бираго не хотел играть. Он властно повернул Настю на спину, лег на нее. Она изогнулась, приподняв ему навстречу маленькие тугие груди. Он их почувствовал и благодарно поцеловал сосок одной, захватив его весь своими толстыми, пухлыми губами.
— А второй? — задыхаясь, спросила Настя.
— И второй… — Казалось, если Бираго захочет, он обхватит шершавыми большими губами всю её грудь.
Настя раздвинула ноги, открывая ему себя. Она закрыла глаза, сладко ожидая, что вот сейчас… сейчас…
Бираго почему-то медлил, и Настя, не в силах больше ожидать, взмолилась: «Ну бери же… Бери!» Вспомнилась вдруг — мимолетно — женщина на берегу озера, из детства, и Настя ещё шире раздвинула ноги. Там, куда он должен был войти, шевелилось что-то большое, толстое, горячее и живое, которое не входило, а рывками, мощными и частыми, втискивалось в нее, причиняя нестерпимо сладкую боль.
— Ой, мамочка родная! — завопила Настя. — Не надо больше! Пожалей меня! Ой, глубже! Ой, не надо, хватит!.. Умру-у!..
Насте казалось, что вот сейчас сердце остановится, и она правда умрет. Бираго замер, выждал мгновение и вдруг сильным рывком продвинулся в нее. Настя забилась под ним, стараясь найти такую позу, чтобы ему было удобно, а ей не так больно. Бираго сделал несколько движений, и она почувствовала, что боль уходит, растворяется, исчезает в глубинах её тела, ставшего легким и послушным.
— Привыкни ко мне, дорогая, — прошептал Бираго. — Тебе хорошо?
— Не знаю, — так же шепотом ответила Настя. — Мне больно и… сладко.
Она чувствовала себя под Бираго маленькой и беспомощной, и вдруг сама двинулась ему навстречу — робко и неуверенно. Он ощутил её движения и благодарно поцеловал в глаза. В этом огромном парне, в его ласках было столько нежности, что Настю буквально потрясла волна желания. Она застонала, снова забилась под ним, ощущая, как он входит в неё все глубже и глубже.
— Закрой глаза ладошками и расслабься, — попросил Бираго.
Она послушно положила ладони на глаза и добросовестно попыталась сбросить оцепенение.
— Подними ноги вверх, — снова попросил Бираго.
Настя согнула ноги в коленях, приподняла их и протяжно застонала, ибо сдержать желание уже было невозможно. И теперь Бираго не торопясь, уверенно, полностью овладел ею, заставив умереть и возродиться. Он был весь в ней, она раньше и не подозревала, что в неё можно проникнуть так глубоко.
Насте подумалось: вот ей выпал редкий случай, когда можно не «давать», а брать. И она полностью уступила инициативу Бираго, уловив ритм его мощных движений, вскрикивала, стонала, выкрикивала что-то неразборчивое и страстное.
Бираго не останавливался, он заставил Настю полностью отдаться ему, и теперь наслаждался своей победой. Настя вскрикнула: «О, Боже!» и закончила, стараясь, чтобы Бираго именно в этот момент был в ней как можно глубже. Бираго почувствовал, что с нею произошло, но не остановился, и она, охнув, снова приподняла себя ему навстречу. Глаза у неё были закрыты, ощущение времени потеряно с самого начала, а теперь казалось, что все вокруг неё движется, и она оказалась в невесомом пространстве, состоящем из розового, голубого, сиреневого, белого тумана. Она плыла в разноцветных невесомых волнах, перестав быть собою.
Бираго обхватил Настю своими широкими ладонями за бедра, приподнял, плотно прижал к себе и мощно, толчками излился в нее.
— Господи, прости, — прошептала Настя, открывая глаза и медленно выбираясь из сладкого дурмана. Она приподнялась на локте и благодарно поцеловала Бираго в губы. Потом опустила руку вниз, положила её на плоть Бираго. Она почувствовала нечто теплое и очень толстое даже во временно спящем состоянии, и ласково провела по нему ладошкой.
— Хочу есть, пить, гулять, — обявила Настя Бираго.
Она накинула на себя короткую ночную рубашку и села за стол. Ей было необыкновенно легко, она ни капельки не устала.
— Все в порядке? — заботливо поинтересовался Бираго.
— Еще немного и я полечу над землею как Маргарита.
— А-а, — догадался Бираго. — Это та женщина, которая любила Мастера? Я тоже люблю вашего Булгакова, хотя и не все в его романах понимаю. Другая жизнь, другие страсти…
Настя с уважением глянула на Бираго: надо же, читал Булгакова. Этот парнишка из джунглей.
— Ты доволен? — спросила она.
— Очень. Ты замечательная женщина.
— Лучше твоих жен?
— Нельзя сравнивать несравнимое, — серьезно ответил Бираго. — У нас в Африке говорят: чтобы найти самую вкусную воду, надо попробовать её из разных источников. Можно тебя спросить? Откровенно ответишь?