Страница 16 из 101
Они шли к метро, и Бираго явно хотел ей что-то сказать, но не решался. «Ну же, ну!» — мысленно подбадривала его Настя. У неё не было сомнений, что Бираго хотел объясниться ей в любви.
Но у метро Бираго вежливо попрощался с Настей и зашагал обратно к университетскому городку.
Однако Настя не сомневалась, что все это обязательно произойдет. Никуда он не денется, этот «сын вождя». Дело, как говаривала в подобных случаях Эля, только времени.
Потом их связала маленькая тайна. В один из дней Бираго подошел к ней после лекций с кейсом в руке.
— Настя, у меня к тебе просьба. Возьми этот чемоданчик, пусть он побудет у тебя. Я опасаюсь хранить его в своей комнате в общежитии, мне кажется, её постоянно обыскивают…
Настя вспомнила дотошные вопросы кадровика о Бираго и других студентах из Африки и пробормотала про себя: «Вполне возможно».
— Ага, ты тоже так думаешь…
Бираго заметил, что Настя колеблется и торопливо сказал:
— Пойми, это очень важно, можно сказать, жизнь моя и многих моих друзей зависит от того, попадет этот кейс в чужие руки или нет. И не волнуйся, в нем не валюта, золото, наркотики или оружие, в этом плане тебе ничего не угрожает.
И дальше Бираго сказал совсем уж странные слова:
— Мои духи советуют полностью довериться тебе.
— Ну уж, если и духи советуют… — растерянно протянула Настя. И решилась:
— Давай твой кейс. И не беспокойся, у меня он будет в сохранности, а я не из любопытных, мне чужие секреты не нужны, своих под завязочку набралось.
Бираго внимательно осмотрелся, убедился, что за ними никто не наблюдает и отдал Насте кейс. Перед тем, как попрощаться, протянул чуть растерянно:
— В твоих руках теперь моя жизнь.
Насте даже стало немного жаль сильного, рослого, явно обеспокоенного парня и она сказала:
— Не волнуйся, Бираго. Я сохраню твой драгоценный чемоданчик в полной неприкосновенности…
Учебный год заканчивался, экзамены остались позади и однокурсники Насти решили отметить это событие очередным «вечером дружбы». Был маленький концерт курсовых «артистов», веселый «капустник», в котором досталось главным образом отличникам и нелюбимым преподавателям, и были танцы под магнитофон.
— Душно здесь, — сказал Бираго Насте, — выйдем на улицу.
Вечер был очень теплым, они нашли свободную скамейку под развалистым кустом сирени.
— Хочу тебе сообщить, Бираго, что я перевелась на заочный, так что на следующий год мы уже будем друг от друга… на расстоянии.
— Тогда и я тебе кое-что скажу, открою свою тайну. Мы вскоре уедем, я и мои товарищи… Через несколько дней.
— Куда?
— На родину. Время пришло — пора брать власть.
Он сказал это спокойно и буднично, как само собой разумеющееся.
— Что-о? — изумилась Настя. — Вот так поедете и возьмете… власть?
Бираго рассмеялся.
— Ну не совсем так… Я употребил неправильный глагол. Мы поедем не брать власть, а захватывать её, завоевывать.
— И вам это удастся? — с неподдельным волнением спросила Настя. Она смотрела на «своего» Бираго, широко раскрыв глаза, так, что он даже в неясном свете фонарей видел, какие они у неё большие, наивно-восторженные.
Бираго обнял её за плечи, привлек к себе и поцеловал. Она ответила на поцелуй, полураскрыв губы. Он оказался не таким уж неумехой, Бираго. Его рука быстро и ловко расстегнула кнопки на блузке, легла ей на грудь. Настя затаила дыхание, замерла, ей хотелось, чтобы рука Бираго продолжила изучение её тела, опустилась ниже. Но он поступил иначе, он бережно взял её руку в свою и приложил к набухшей плоти.
— Не может быть! — пролепетала изумленно Настя, ощутив даже через грубую ткань джинсов, какой «он» у него большой, как он тяжело, весомо шевелится под её пальцами.
Бираго тихо засмеялся, и она почувствовала его руку у себя между ног. Еще немного и он овладел бы ею тут же, на скамейке, не смущаясь, что совсем рядом, на соседних скамейках целовались парочки, слышались вздохи, приглушенные голоса.
— Бираго, я тоже хочу, — прошептала Настя. — Но не так.
Бираго отпустил её.
— Извини, я не подумал, что ты вначале будешь сильно кричать, все сбегутся.
— Почему я буду кричать? — удивилась Настя. Таких слов она от него не ожидала.
— А ты не сообразила?
Она догадалась и смущенно уткнулась лицом ему в плечо. Раздумывала она недолго.
— Приезжай завтра ко мне. Я живу одна.
Она назвала свой адрес, он повторил его, запоминая.
— Постарайся, мой дорогой, чтобы тебя никто не видел. Разговоры мне ни к чему.
— Мне — тем более, — ответил Бираго.
На следующий день её вызвал кадровик. Сперва он долго и витиевато хвалил Настю за то, что хорошо сдала экзамены, интересовался, когда она перейдет в газету — сейчас, когда заканчивается семестр, или осенью.
Настя сказала, что до осени тянуть не стоит, зачем терять время? Но она чувствовала, что её позвали не за этим. Наконец, кадровик подобрался к главному.
— Вы очень дружны с Бираго Диопом?
— Да нет… Хотя он и старается подружиться, — неопределенно ответила Настя.
— Это хорошо, — одобрил кадровик. — Нам важно, с какими чувствами к нашей стране он уедет в свою Африку. Ведь он сказал вам, что уезжает?
— Сказал, — призналась Настя, удивившись, откуда кадровику известно содержание разговора её и Бираго. Она с ужасом подумала, что, может быть, кадровику известно и все остальное, то, что она пригласила Бираго к себе домой.
Кадровик по-прежнему смотрел на Настю не осуждающе, а вполне доброжелательно.
— Бираго не имел права вам ничего говорить, но сказал… Значит, он очень вам доверяет. Постарайтесь его не подвести.
— Я это пониманию…
— Тогда все в порядке.
Кадровик встал, давая понять, что разговор окончен.
…Бираго пришел, как и условились к восьми часам вечера. Он вручил Насте розы и коробку дорогих шоколадных конфет. Увидев со вкусом накрытый стол, довольно улыбнулся.
— В моей стране женщины обязаны угадывать желания мужчин.
— Все-все? — лукаво спросила Настя. Она тщательно подготовилась к этой встрече. Долго стояла под душем, сделала легкий макияж, так как была уверена, что Бираго не одобрит избыток парфюмерии, подобрала духи с мягким, почти неуловимым запахом. Она знала, что произойдет, это не могло не произойти и, не колеблясь, выбрала очень красивые кружевные «парадно-выходные» трусики, как она их называла. Повинуясь внутреннему чувству, она не одела на себя ничего из того, в чем её видел Олег. Насте не хотелось, чтобы в минуты, которые она ожидала с нетерпением и страхом, что-либо напоминало об Олеге. В конце концов он сам виноват, что оставил её так долго без привязи…
Они сели ужинать, и Бираго понравились её отбивные — за парным мясом Настя специально сбегала утром на Центральный рынок. Поначалу он отмалчивался, говорил короткими фразами. Настя поняла, что его беспокоит и сказала:
— Чемоданчик твой в целости и сохранности. И добраться к нему могли бы только через мой труп. А я, как видишь, здравствую.
— Спасибо, Настя. Я твой вечный должник. Чемоданчик я утром заберу. Ты знаешь, — признался Бираго, — за все эти годы учебы меня впервые в Москве пригласили домой…
— Не может быть! — удивилась Настя. — Ты что, так и не обзавелся друзьями?
— Друзей у меня много. Но вы, русские, несмотря на то, что клянетесь пролетарским интернационализмом, гораздо больше расисты, чем, допустим, американцы.
— Не придумывай, — возмутилась Настя. — Для нас не имеет никакого значения цвет кожи или другие подобные вещи.
— На словах — да. А на деле… Вы сторонитесь нас, африканцев, порою оскорбляете, даже не замечая этого.
— Объясни.
— У вас к нам какое-то снисходительное, жалостливое отношение, словно бы мы существа второго сорта, несмышленыши, вылезшие из пещер, и таких надо жалеть, учить уму-разуму. У американцев — проще, там есть отъявленные расисты, которые не останавливаются, когда предоставляется возможность вздернуть черного на дереве или поджарить его на куклусклановском кресте, но большинство — это абсолютно нормальные люди, которым действительно безразличен цвет кожи, важны другие качества.