Страница 34 из 115
Период капитализма кончается социалистической революцией, за которой должно последовать бесклассовое общество.
Недостатки концепции Н. А. Рожкова настолько очевидны, что останавливаться на них нет смысла. Фантастичность представлений о древней истории вызвана некритическим следованием концепции Э Мейера, которая будет рассмотрена ниже. Важнее достоинства: во-первых, само стремление дать картину не просто смены формаций как стадий всемирной истории, а череды сменяющих друг друга социальных революций; во-вторых, понимание того, что эти революции – зачастую дело «верхов», а не «низов»; наконец, в-третьих, выделение крепостничества (под токвилевским псевдонимом «Старый порядок») в отдельную стадию, переход к которой был революционным свержением власти феодалов новым классом, условно именуемым «дворянством».
Эти взгляды Н. А. Рожкова, насколько мне известно, не имеют аналогов в нашей исторической науке. Для сравнения: С. М. Дубровский (1900-1970), выдвинувший в полемике с H.A. Рожковым свою схему всемирной истории, где вместо «старого порядка» шла «крепостническая формация», признавая, что «переход от феодальной формы государства к абсолютной монархии сопровождается ожесточенной борьбой… нарождающегося класса крепостников против старого класса феодалов» [277], примером чего служит опричнина, не рискнул дать этому переходу название «революция».
Проблема революции при переходе от бесклассового общества к классовому
Теперь перейду к тому, как проблему социальной революции трактовал традиционный истмат. Был ли социальной революцией переход от бесклассового общества к классовому?
В работах, посвященных социальной революции, обычным было определение ее как перехода от одной классовой формации к другой, тем самым проблема перехода от бесклассового общества к классовому игнорировалась [278].
Попытки поставить вопрос о данной социальной революции приводили либо к отрицательному ответу и невольному отрыву первобытности от остальной истории (Я. С. Драбкин), либо к признанию нерешенности проблемы (статья А. П. Бутенко в «Философской энциклопедии» [279]), либо, наконец, к положительному.
Но и в последнем случае имели место невероятные «революционистские» натяжки: «Классовое деление, постепенно складывавшееся в недрах первобытнообщинного строя, в конце концов привело к революционному перевороту, ниспровергшему остатки родовых отношений. Власть родовой знати была низвергнута в ряде переворотов» [280]. Получалось, что переход к классовому обществу – свержение власти родовой знати «снизу».
Аргументация сторонников отсутствия социальной революции при переходе от бесклассового общества к классовому сводилась именно к отсутствию революции «снизу», а также к утверждению множества качественных скачков (возникновение человека, «складывание и разложение родового строя, появление общественного разделения труда и частной собственности» [281]), среди которых «образование классового общества и государства» – только один из ряда переворотов.
Этнографы хранили по этому вопросу молчание. «История первобытного общества» под редакцией академика Ю. В. Бромлея лишь информирует читателя о взглядах В. Г. Чайльда и соглашается с фактом «неолитической» (аграрной) революции [282]. Процесс рождения государства описан подробно, прогрессивный и качественный характер этого переворота признан, но понятие «революция» к нему не применяется [283]. Революция в хозяйственной деятельности налицо. Однако о социальной революции речи нет.
Наиболее последовательно наличие социальной революции при переходе от бесклассового общества к классовому отстаивал доктор философских наук М. А. Селезнёв (1923-1990) в книге «Социальная революция» (1971), отмечая, что социальная революция – не всегда «социально-освободительная» революция в привычном смысле. У человечества не было другого пути, кроме возникновения классов и эксплуатации; это – прогрессивный переход, отвечающий признакам революции [284]. Аналогична позиция С. А. Ланцова в книге «Социальные революции и общественный прогресс» (1990).
Однако, если переворот не освобождает, а порабощает, это не революция. Его нельзя считать прогрессивным. Прогрессивность перехода к классовому обществу в данном случае лишь декларируется.
Проблему, на мой взгляд, невозможно решить без точного определения понятий «революция» и «эволюция».
Эволюция любого общества не сводится к чисто количественным изменениям: качественные скачки есть всегда. Но скачок, именуемый «революцией» – это наиболее глубокий переворот, чья глубина вызвана приходом к власти новой социальной силы.
В данном случае произошел переход власти от общества (общины) к возникшему государству. Появление частной собственности, классов и эксплуатации – часть эволюционного развития. Их победа, выраженная в появлении государства, и есть рассматриваемая социальная революция.
Конкретные события этой революции в каждой из первобытных общин интереса для теории революции не представляют, как и вообще единичные события доклассовой истории.
Прогрессивность этой революции также, на мой взгляд, несомненна. Она принесла освобождение – смягчение власти природы над человеком, хотя и ценой власти одних групп людей над другими, что, в свою очередь, является элементом регресса.
Закономерен вопрос: что в познании изменится от того, что переход от бесклассового общества к классовому будет назван социальной революцией? Есть ли тут прибавление знания или просто необязательная игра слов? И что общего у этого периода с периодом буржуазных революций? Общим является прогрессивный и качественный характер изменений. Это основной признак революции.
Проблема революций в истории Античности
Первой классовой формацией в советском истмате признавалась рабовладельческая. Это помешало увидеть наиболее очевидную в докапиталистическом периоде революцию – возникновение античного общества, принятого за более развитую по сравнению с Древним Востоком форму рабовладельческого общества.
Положение в Афинах перед «реформами Солона» и сами эти «реформы» хорошо известны. Господство землевладельческой знати, закабалявшей соотечественников за долги, вызвало протест крестьян и ремесленников. Архонт Солон, купец из обедневших аристократов, в 594 году до н.э. упразднил прежние долги и запретил долговое рабство. После этого получил широкое распространение ввоз рабов извне, что имело следствием формирование рабовладельческого способа производства.
Мероприятия Солона, пишет Э. Д. Фролов, «отвечали всем основным требованиям демоса, хотя и с известными ограничениями крайних претензий… Вопреки радикальным стремлениям народной массы, он, хотя и заложил устои демократии, все же сохранил и ряд опор прежнего режима» [285]. Поэтому преобразования продолжались.
«Реформа Клисфена» в 508 году до н. э. лишила знать привилегий и установила в Афинах демократический политический режим.
Вскоре примеру Афин последовали другие греческие полисы. В Римской республике долговое рабство было отменено законом Петелия в 326 году до н. э. в ходе устранения политического неравенства патрициев и плебеев [286]. Политическая борьба плебеев против патрициев и была социальной борьбой должников против кредиторов-землевладельцев.