Страница 19 из 19
— Под прикрытие! Под прикрытие! — крикнул Соколиный Глаз, только что покончивший со своим противником. — Прячьтесь, кому жизнь дорога! Дело еще и наполовину не сделано!
Молодой могиканин издал громкий победный клич, проворно взбежал вместе с Дунканом по склону, с которого они спустились перед схваткой, и оба укрылись под дружественной сенью кустов и камней.
ГЛАВА VIII
...Ждут они,
Отмстители родной страны.
Предупреждение разведчика оказалось не лишним. Пока длилась только что описанная нами смертельная схватка, в рев водопада не вплетался ни один звук человеческого голоса. Дикари, затаив дыхание, неотступно следили с другого берега за ходом боя, а быстрые движения сражающихся и частая перемена позиций мешали им стрелять, потому что они боялись угодить в своих. Но едва все кончилось, поднялся такой страшный вой, на какой способны лишь люди, сгорающие от дикой жажды мести. Вслед за этим в лесу неистово заполыхали вспышки выстрелов, загремели залпы, и на голую скалу посыпался свинцовый град, словно нападающие срывали свою бессильную злобу на бесчувственных камнях, ставших ареной губительного столкновения.
В ответ раздались неторопливые, но меткие выстрелы Чингачгука, который во время стычки с непоколебимой твердостью оставался на своем посту. Лишь когда победный клич Ункаса достиг ушей обрадованного отца, тот возвысил голос и ответил коротким криком, после чего опять умолк, и только энергичная работа его ружья доказывала теперь, что он с неослабевающим усердием охраняет порученную ему сторону острова. Так, с быстротой мысли, пролетело немало минут. С берега гремели то оглушительные залпы, то редкие одиночные выстрелы. И хотя окрестные скалы, деревья и кусты были изрешечены пулями, убежище осажденных оказалось настолько надежным и они столь неукоснительно оставались под прикрытием, что до сих пор от руки врага пострадал один Давид.
— Пусть себе жгут порох! — невозмутимо бросил разведчик, слыша, как свистят пули над камнем, который служил ему надежной защитой.— Мы насобираем тут порядком свинца, когда все кончится, а я полагаю, забава наскучит этим дьяволам раньше, чем скалы запросят у них пощады! Ункас, мальчик, ты сыплешь слишком много пороха: при сильной отдаче пуля идет мимо. Я сказал тебе, когда ты взял на мушку этого негодяя: «Целься так, чтобы угодить ему под белую черту»,— а ты вогнал пулю двумя дюймами выше. Сердце у мингов расположено гораздо ниже, человеколюбие же требует, чтобы змею убивали одним ударом.
Гордые черты могиканина озарились спокойной улыбкой, доказавшей, что он понимает по-английски и уловил смысл слов охотника; однако Ункас промолчал и не сказал ни слова в свое оправдание.
— Я не могу слышать, как вы обвиняете Ункаса в неловкости и неблагоразумии,— вмешался Дункан.— Он проявил такую стремительность и такое хладнокровие, спасая мне жизнь, что приобрел во мне друга, которому не придется напоминать о его долге.
Ункас приподнялся и протянул Хейуорду руку. Молодые люди подкрепили дружеское рукопожатие красноречивым взглядом, который заставил Дункана забыть, что его новый товарищ — всего лишь краснокожий дикарь. Соколиный Глаз, невозмутимо, но благожелательно наблюдавший за этой вспышкой юношеского чувства, спокойно заметил:
— В лесах друзья частенько бывают обязаны друг другу жизнью. Смею уверить, мне тоже случалось оказывать Ункасу подобные услуги, и я отлично помню, что он пять раз становился между мною и смертью: три раза в бою с мингами, раз при переправе через Хорикзн и...
— А вот этот выстрел был более метким! — воскликнул Хейуорд, невольно отшатнувшись от камня, о который срикошетировала пуля.
Соколиный Глаз подобрал бесформенный кусочек свинца, повертел его в руках и покачал головой.
— Пуля на излете никогда не сплющивается. Вот если б она упала из туч — тогда другое дело.
Тут Ункас медленно поднял ружье, его друзья устремили взгляды вверх, и загадка быстро разъяснилась. На противоположном берегу реки, почти напротив того места, где они заняли позицию, рос могучий дуб, который, алча простора, так наклонился вперед, что верхние его ветви нависли над водой. В листве, скупо прикрывавшей ветви старого дерева, примостился краснокожий: до этого он прятался за стволом, а сейчас выглядывал из-за него, чтобы убедиться, попал ли в цель его предательский выстрел.
— Эти дьяволы готовы на небо влезть, лишь бы с нами покончить,—сказал Соколиный Глаз.— Подержи-ка его на мушке, мальчик, пока я заряжу свой оленебой; а потом мы попробуем снять его огнем с обеих сторон.
Ункас выждал сигнала разведчика, затем одновременно прогремели два выстрела, в воздухе закружились листья и кусочки дубовой коры, но дикарь лишь насмешливо захохотал и послал в ответ врагам новую пулю, сбившую с Соколиного Глаза шапку. В лесу снова раздались дикие вопли, и свинцовый град застучал над головами осажденных, словно для того, чтобы приковать их к месту, где им вскоре предстояло стать легкой добычей предприимчивого дикаря, засевшего на дереве.
— С ним пора разделаться! — тревожно оглядываясь, объявил разведчик.— Ункас, позови отца: нам понадобятся все наши ружья, чтобы согнать этого мошенника с насеста.
Сигнал был незамедлительно подан, и не успел Соколиный Глаз перезарядить ружье, как Чингачгук уже присоединился к ним. Когда сын указал ему местоположение их опасного врага, с уст опытного воина слетело лишь обычное «ха!», и больше он ничем не выразил ни удивления, ни тревоги. Соколиный Глаз и могикане о чем-то оживленно посовещались на делаварском языке, а затем все, выполняя намеченный план, спокойно разошлись по своим постам.
Дикарь, обнаруженный на дубе, не прекращал частой, но бесполезной пальбы. Хорошенько прицелиться он не мог: стоило ему высунуться, как ружья бдительных его противников открывали огонь. Тем не менее пули его залетали и под прикрытие. Мундир Хейуорда, делавший майора особенно заметной целью, был разорван в нескольких местах, на одном рукаве его проступила кровь от легкой раны.
Наконец, ободренный долгим и терпеливым молчанием противников, гурон решил прицелиться потщательней. Зоркие глаза могикан заметили в нескольких дюймах от ствола темнокожую ногу дикаря, которую тот неосторожно высунул из скудной листвы. Ружья их прогремели одновременно, индеец осел, и часть его тела оказалась на виду. Соколиный Глаз молниеносно воспользовался этим и разрядил свое губительное оружие в верхушку дуба. Листва заколыхалась, ружье гурона, грозившее осажденным такой большой опасностью, полетело в воду, и дикарь, после нескольких отчаянных, но напрасных попыток удержаться, рухнул вниз, однако в последний миг успел ухватиться за сук и повис, раскачиваясь на ветру.
— Добейте его еще одной пулей, бога ради! — взмолился Дункан, в ужасе отводя взгляд от несчастного.
— Дробинки не истрачу! — упрямо возразил Соколиный Глаз.— Ему все равно конец, а у нас нет лишнего пороху: бой с индейцами длится иногда по нескольку дней. Одно из двух — или их скальпы, или наши. А ведь бог, сотворив нас, вложил нам в душу любовь к жизни.
Против такого сурового и неоспоримого довода, со всей очевидностью подкрепленного здравым смыслом, возражать не приходилось. С этого мгновения крики в лесу смолкли, выстрелы прекратились, и все взгляды — как друзей, так и врагов — неотрывно следили за безнадежными усилиями несчастного, повисшего между небом и землей. Порывы ветра раскачивали тело гурона, и хотя с уст его не срывалось ни стона, ни ропота, он по временам мрачно поглядывал на противников, и тогда, несмотря на расстояние, они читали на его лице муки холодного отчаяния. Три раза, поддаваясь состраданию, разведчик поднимал оленебой; три раза благоразумие брало верх, и он молчаливо опускал ружье. Наконец одна рука гурона, обессилев, разжалась и опустилась. Дикарь сделал отчаянную, но безуспешную попытку вновь уцепиться за ветвь, но рука его судорожно ловила лишь пустоту. Молния — и та сверкнула бы не быстрее, чем выстрел Соколиного Глаза. Руки и ноги гурона свела судорога, голова поникла, и тело, как свинец, бесследно кануло в пенящиеся воды, с прежней яростью сомкнувшиеся над ним.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.