Страница 18 из 29
— Но он же не нам делает предложение! Я, может быть, и не отказался бы от такого богатого жениха. Директор сахарного завода! Сколько одного варенья напарить можно! — пошутил Олег и снова строго сказал: — Бери письмо и отвечай, но помни, что обижать этого человека не за что. Он и так будет очень тяжело пережинать твой отказ, поэтому пиши просто, тепло, но решительно. Ты уже взрослая и сама понимаешь, что значит любовь… А Костя не приезжал? — живо спросил он сестер.
Катя еще гуще покраснела и, взяв письмо, вышла из комнаты.
— Костя приезжал несколько раз. Но ведь он все время занят… — Марина наклонилась к брату и что-то зашептала ему на ухо.
Олег покачал головой и глубоко вздохнул.
— Жаль мне нашу Катюшку, — тихо сказал он. — Много горя принесет ей эта любовь. Костя постоянно рискует своей головой… Ну, что делать… Напомни ему на всякий случай, что мой охотничий домик по-прежнему стоит в лесу. По счастью, наш граф не любит эти места, — улыбаясь, сказал Олег.
Катя спрятала письмо и, успокоившись, снова вошла в комнату. Беседа со старшим братом продолжалась до рассвета. Говорили о детях, о Саше, от которого давно нет писем. Олег жаловался на тягостную скуку в имении графа. От станции далеко, в прилегающем селе нет школы, кругом леса…
— Зато в моем распоряжении великолепные орловские рысаки, — грустно шутил Олег. — На моей обязанности следить, чтоб они не застаивались в конюшне. Ну вот я и езжу то к Виктору на сахарный завод, то за почтой на станцию… Кстати, Костя очень интересовался графскими лошадьми, так передайте же ему, что и лошади и охотничий домик в лесу по-прежнему в моем распоряжении. Его сиятельство приезжает на охоту по первой пороше, а до тех пор я полный хозяин в имении.
Когда Олег уехал и сестры легли спать, ночная роса уже высохла на цветах, птицы громко пели и Динка открыла глаза.
Глава тринадцатая
ВСТРЕЧА НА БЕРЕГУ
«Сегодня воскресенье, — думает Динка. — Мама целый день дома. Надо побежать на берег, пока все спят, и посмотреть на баржу. Если Ленька там, можно тихонько вызвать его и сказать, что я не нарочно. А если он захочет меня побить, то пускай бьет…»
Динка потихоньку сползает с кровати и смотрит на спящую Мышку. Что-то еще нужно сделать на берегу… Динка мучительно вспоминает и не может вспомнить. Что это такое было вчера вечером? Дядя Лека пел… Ой, да! «Есть на Волге утес…» Надо обязательно найти этот утес! На нём сидел и думал атаман Стенька Разин. Если Динка заберется туда, то «утес-великан все, что думал Степан, все тому смельчаку перескажет…».
Динка ищет платье, но платья нет ни у нее, ни у Мышки. В субботу Катя всегда отбирает их платья, а в воскресенье дает им чистые. Но, когда Катя проснется и принесет платье, будет уже поздно идти. Динка вспоминает, что в ящике для игрушек есть ее старое, прошлогоднее платье. Мама отдала его для кукол. Один рукав они с Мышкой уже оторвали, но самое платье, может, еще цело. Но, чтобы пройти на террасу, надо открыть дверь в мамину комнату и пробраться мимо Кати и мамы. Динка открывает окно и, цепляясь за подоконник, спрыгивает на землю. На террасе скрипучие половицы — Динка перелезает через перила. В ящике действительно лежит старое платье с вылинявшими синими цветочками. Один рукав его вырван от плеча, другой отрезан до половины.
«Ничего, — думает Динка, натягивая на себя платье. — Можно потом оторвать и второй рукав, тогда будет одинаково. Мало ли какие люди есть на свете! У одних такие платья, у других — другие…»
Динка замечает на полу свое яблоко. Но оно почему-то уже надкусано. Когда же она его надкусила? Ведь это яблоко было для Леньки… Вот дурка так дурка! Ешь теперь сама! Динка хватает яблоко и на цыпочках спускается в сад. В саду около палатки, где живет дедушка Никич, раздается тихое покашливание. Значит, он уже встал!
Динка, пригнувшись и прячась за кустами, бежит к забору. Отодвинув доску, помеченную красным карандашом, она выскакивает на дорогу. Теперь все! Беги да беги, не оглядывайся! Все, что встретится, все, что увидится, — все твое! Где идешь, где стоишь — никому до тебя нет дела. Забежишь за деревья и спрячешься, а деревья стоят и молчат; спрячут тебя и с места не сойдут.
— Айда! Айда! — подгоняет себя Динка.
Свежее утро холодит ей спину, короткое платье не закрывает голых коленок. Но солнце уже близко, с обрыва будет видно, как оно вылезает из воды, огромное, красное… Сначала до половины вылезет, потом присядет на воду отдохнуть, а потом не успеешь и оглянуться, как оно уже поднимется на небо. Одно-одинешенько солнце, а всю землю греет, всех людей припекает и глядеть на себя не велит — не любит! Как засветит в глаза, так и ослепнешь!
Босые ноги легкие, они бегают хорошо. Вон уже и обрыв… Динка раздвигает кусты и смотрит на Волгу. Сердце у нее начинает сильно биться… Вон баржа… Только Леньки на ней не видно. Может, он в том домике, что стоит на палубе? Может он еще спит и хозяин его спит… Что же делать теперь?
Если спуститься на берег и спросить каких-нибудь дачников, где утес Стеньки Разина? По воскресеньям много приезжает дачников. Надо пойти подальше от пристани, туда, где купаются дачники, и подождать какого-нибудь дяденьку с полотенцем через плечо — такой, уж наверное, знает, где утес. Только бы не набежали Минька и Трошка… Она сама их найдет, когда побывает на утесе, они от нее не уйдут теперь! Дудки! Динка садится на обрыве и смотрит на солнце. Солнце уже совсем вылезло из воды, по Волге идут пароходы, тянутся плоты… «Что же это нет людей?» — беспокоится Динка и тихонько взглядывает на баржу. И там пусто… В воскресенье мама спит долго, а сегодня они с Катей провожали дядю Леку — может быть, еще дольше поспят? Не поискать ли самой этот утес? Динка идет по обрыву, держась за кусты, становится на самый край и, высунувшись, вглядывается в даль… Нет, нигде не видно большого камня, поросшего мхом…
А на берегу появляются уже дачники. Динка видит двух человек — женщину и мужчину. Мужчина в белом халате, как доктор. Он что-то рисует, глядя на обрыв. Рисует он на большом полотне, натянутом на рамку. И рамка эта с полотном стоит перед ним на трех деревянных ножках. «Художник! — догадывается Динка. Интересно посмотреть, что он рисует». Женщина укалывает ему на Волгу и что-то говорит. На ней белое платье и кружевная накидка. Когда она оборачивается к обрыву, видно ее нежно-розовое лицо, окаймленное черными локонами.
«Волосы черные, а красивая…» — удивляется Динка. Ей кажется, что красивее всех на свете ее мама, потому что у нее светлые волосы, но, оказывается, и с черными бывают красивые. Динка свешивается с обрыва. По склону, у самых корней среди зеленых пучков неудобно растущей травы, белеют нежные цветы кувшинок. Их трудно добыть, но Динке это нипочем. Она часто рвет кувшинки для мамы, но домой не приносит. Дома все знают, где растут эти цветы, и у Динки могут быть неприятности.
— Плывите к маме, — говорит она кувшинкам и пускает их на воду. Может, на середине реки они встретят мамин пароход…
С берега вдруг доносится звонкий смех. «Катись, серебряное яблочко, по серебряному блюдечку» — вот какой это смех! Злые люди так не смеются. И уж наверное, этот художник знает, где утес Стеньки Разина. «Сейчас я дам им кувшинки и спрошу про утес», — решает Динка и, схватившись за куст, повисает над обрывом. Берег далеко, но выступающих по склону корней много, есть один даже такой толстый обломыш, что на нем можно и посидеть. Динка спускается медленно, держа во рту букетик кувшинок, руки у нее должны быть свободны. Внизу слышатся тихие голоса… Женщина а белом платье и художник, подняв головы, смотрят на девочку. Динка чувствует себя польщенной их вниманием, ей хочется похвастаться своей ловкостью. Она ускоряет движения, виснет на одной руке и, достигнув толстого корня, усаживается на нем, обрывая вокруг цветы.
— Она упадет, она упадет… — тревожно повторяет женщина, следя глазами за Динкой.
— Не упадет! — весело отвечает художник. — Она лазает как обезьянка.