Страница 8 из 40
Уже после разгрома гитлеровской Германии во Львове были найдены следы прямого участия митрополита Андрея Шептицкого в подготовке интервенции против СССР. В архиве одного разоблаченного украинского фашиста была обнаружена... ночная сорочка. Когда ее окунули в химический раствор, выяснилось, что на полотне сорочки написано донесение украинских буржуазных националистов — Костя Левицкого и бывшего диктатора ЗУНР (Так называемая «Западноукраинская народная республика».) Евгена Пет-рушевича. Избравшие местом своего жительства Вену, эти организаторы предательства интересов трудящихся после развала Австро-Венгрии писали на сорочке, которую повез их агент во Львов в 1922 году «межпартийной раде» всех украинских националистических партий, о недавней поездке митрополита Андрея Шептицкого в Америку:
«Ставим вас в известность, что митрополит сообщил из США, что его работа на политическом поприще приносит несомненные успехи. Следует признать, что мысль о вооруженной интервенции против России в кругах Антанты не только не остыла, но даже начинает принимать все более конкретные формы. Не исключена, а даже вполне допустима возможность, что Антанта обратится и к нам — непосредственно или через других лиц,— чтобы мы приняли участие в этой интервенции».
Кость Левицкий и Евген Петрушевич, ближайшие друзья митрополита, не были удовлетворены тем, что отправили уже однажды, в первые дни мировой войны, на верную смерть почти целое поколение га-лидийской молодежи, призывая ее сражаться под знаменами Габсбургов за чужие, австро-германские интересы. Теперь они хотели загнать галицийских украинцев при помощи митрополита Шептицкого в легионы Уинстона Черчилля. Еще в двадцатых годах нынешнего века они заискивали перед теми господами, которые сегодня стали хозяевами украинских националистов.
«...Правда, мы не можем еще утверждать, что нам удалось принудить Англию к явному выступлению в наших интересах,— писали далее Левицкий и Пет-рушевич,— однако все свелось к тому, что английская Лига наций в Лондоне в ближайшие дни на собственные средства издаст брошюру о нашем деле, требуя признания самостоятельности Восточной Галиции. Большие услуги оказывают нам известные госпожа Дебуале и Черчилль... Нам удалось заинтересовать английские финансовые круги и галицийской нефтью...»
Однако надежды на англо-французскую интервенцию в России были отодвинуты, и генерал во Христе, Андрей Шептицкий, вместе со всем своим украинским националистическим окружением все больше и больше склоняется в сторону немецкого фашизма.
Еще в прошлом веке для большинства современников был загадкой не только крутой поворот этого блестящего австрийского драгуна к духовной карьере, но и многие его последующие действия. Одни польские магнаты, заинтересованные в сохранении своей экономической власти в Галиции, называли Шептицкого «великим человеком». Другие, недалекие «паны Заглобы» из родовитой шляхты,— «предателем польской нации», лишь потому, что граф вдруг заговорил на украинском языке — «хлопском наречии» и якобы «покровительствует гайдамакам». Они не могли простить Андрею Шептицкому того, что, принимая у себя в палатах генерала Станислава Шептицкого, этот генерал во Христе, не желая дразнить окружавших его каноников возвращением к близкому ему польскому языку, говорил с братом исключительно на нейтральном, французском языке. Время от времени, дабы укрепить в народе легенды о своей независимости, Андрей Шептицкий позволял себе даже не соглашаться с политикой Ватикана.
Это было, когда польское правительство начало забирать так называемые поуниатские церкви на Холмщине, а папа Пий XI продал их наконец пилсудчикам за два миллиона злотых. Только по тактическим соображениям Шептицкий держал при себе некоторых священников, склонившихся к православию, либо назначал в епископы не очень нравившихся Ватикану иерархов. Генерал во Христе, Шептицкий, предпочитал быть «бархатным диктатором», нежели унтер-офицером Пришибеевым. Он понимал, что всякие крутые меры против народа, который не раз поднимался против насильственной и быстрой латинизации с оружием в руках, могут вызвать снова народные волнения в большем масштабе и ускорить процесс революционного брожения в Галиции. Гибкий, осторожный метод действий по осуществлению планов Ватикана казался кое-кому либерализмом Шептицкого, его «симпатиями к православию», но этот либерализм только лил воду на мельницу митрополита.
Мечтая о распространении католицизма на Востоке и о том, как бы ему закрепиться в России, митрополит Шептицкий знакомился с научным социализмом. И осенью 1939 года, и накануне смерти Шептицкого мы видели в его кабинете на одних и тех же полках его богатой библиотеки вместе с папскими буллами и энцикликами полное собрание сочинений Маркса и Энгельса, сочинения Ленина и даже... «Краткий курс истории ВКП(б)».
После вторжения гитлеровцев население Львова да и других оккупированных областей Западной Украины обязано было под страхом строжайших репрессий сдать для сожжения эти и другие советские издания. Андрей Шептицкий мог считать для себя совершенно необязательными подобные приказы немецкого командования. Разве виднейшие чины гестапо не знали, что князь церкви если и знакомится с марксизмом-ленинизмом, то только для того, чтобы «поражать его в самое сердце»?
Сидя в своем уютном кресле-троне, он перечитывал «Диалектику природы», «Капитал» и «Анти-Дюринг» с тем, чтобы изучить основы научного социализма и всеми силами своего разветвленного церковного аппарата бороться против ненавистного ему с детства «опасного» учения, все больше и больше проникавшего в Западную Украину и поднимавшего народ на единственно правильный путь борьбы с захватчиками. Волнения прозревающего народа не могли уже быть остановлены так, как это было в начале XX века. Народ втягивался все больше и больше в революционную борьбу, и ни «осадники», ни «корпус охраны пограничья», ни концентрационные лагеря, подобные Березе Картузской, ни Луцкая и Дрогобычская тюрьмы не могли повернуть вспять колесо истории.
В это время активизируются отряды католицизма, и в первую очередь приводится в состояние боевой готовности греко-католическая церковь — один из его наиболее воинственных отрядов, священнослужители которой для удобства проникновения в души верующих украинцев говорят на их родном языке.
Граф в мантии митрополита созывает в свою палату на Свято-Юрской горе самых верных представителей ренегатствующей украинской буржуазной интеллигенции и духовенства.
Оставляя в книге посетителей свои автографы и целуя затем перстень на морщинистой, дряблой руке князя церкви, возле его трона рассаживаются судебный советник в отставке Алексей Саляк, один из бывших руководителей «сичовых стрельцов» — доктор Мыкола Галущинский, священники Петр Голинский и Иосиф Раковский, лица светские — Роман Гайдук, Алексей Мельникович и представительница верующих католичек, исступленно обожествляющая Шептицкого, Мария Янович.
Митрополит по-отечески благословляет каждого из них и затем предлагает подписать программное заявление об организации «украинской народной католической партии». Он говорит, что идеологическую подготовку к созданию такой партии можно считать завершенной. Подготовка эта проводилась на протяжении нескольких лет в католических изданиях, созданных Шептицким,— «Нова зоря», «Мета» и «Правда». Митрополит выражает надежду, что новая партия сможет довольно быстро занять видное место в общественной жизни Галиции. Она будет тараном в общих мероприятиях по укреплению католицизма, известных в народе под названием «католического действия».
Приглашенные расписываются в программном заявлении «за организационный комитет» и датируют заявление октябрем 1930 года. Правда, кое-кого удивляет, что среди подписей нет имени главного вдохновителя и организатора католической партии — самого графа Андрея Шептицкого, но князь церкви, создавая еще одну фалангу воинствующего католицизма и одновременно мышеловку для поимки оппозиционно настроенных галичан, остается и на сей раз верен своей излюбленной манере — быть в тени и дирижировать незаметно для широких масс через подставных лиц с холмов Свято-Юрской возвышенности, подобно тому как его святейший патрон дирижирует подготовкой к новой мировой войне через господина Видалэ и других верных агентов Рима.