Страница 9 из 92
— Чтобы не приходили?
— Да знаешь ли, очень уж они болтливы.
В этот момент мимо окна прошел старый Коттьлаппер. Он свою долю получил и теперь уходил, облизывая усы.
— Я приду как-нибудь в другой раз, — сказал Кивиселья.
— Ирма! — крикнул молодой Лонт. — Ирма, иди принимай — первый гость.
Кивиселья потрогал воротничок рубашки, словно он вдруг начал давить. Именинник улыбался.
Ирма вошла и уставилась на гостя, будто на привидение. Ну конечно, думал Кивиселья, если нет старой семьи, то и друзья старые не нужны.
— Рюмки, рюмки! — воскликнул хозяин. — О бутылке я позабочусь сам.
Званые гости запаздывали. К тому времени, когда первые из них изволили явиться, незваный гость был уже под хмельком и не заметил, как при виде его передернуло бюргермейстера и как он попытался тут же это скрыть. Не видел румянца, вспыхнувшего на лице госпожи Инны. Если бы он все же заметил, это, наверное, позабавило бы его. Он был уже готов говорить о коросте. К счастью, именно тогда, когда он собрался это сделать, появились дамы.
Именинник все чаше поглядывал на часы.
— Давайте садиться за стол, — решил он наконец. От этих господ не знаешь, что и ожидать. О Парте ведь говорят…
— А старый господин? — крикнул бюргермейстер.
— Он не придет.
— Почему? Заболел, что ли?
— Да нет. Он не в настроении. Ему не нравится ездить на машинах с газовыми генераторами.
Кто-то вошел в прихожую, и Ирма, оставив веселое общество, бросилась из комнаты. Когда в дверях появился Сийлиндер, смех за столом прекратился.
— Ого, здесь занимаются политикой, — произнес он, поднимая руку для приветствия.
— У тебя острый слух, — заметил бюргермейстер.
— Так в чем же дело?
— Говорят, один старик плюнул на землю, — ответил Вальтер Лонт.
— Вот как! — воскликнул Сийлиндер. — Ему не нравятся газовые генераторы. А все почему? Да потому, что грузовики с этими генераторами возят лес нашим освободителям.
— Браво, браво, — зааплодировал бюргермейстер.
Разговор на некоторое время так и застрял где-то между шутками и серьезной темой. Даже простоватый и всегда серьезный фельдшер Кивиселья сразу понял это, хмель его больше не брал. И это было печально. Дамы, между которыми его усадили за столом, были, видимо, подругами Ирмы. Женщины не самой первой молодости, но тем веселей они были. Фельдшер старательно чокался с ними, ему хотелось забыться и хоть разок сострить, но чем больше он пил, тем серьезнее становился.
Когда в соседней комнате зазвонил телефон, фельдшер был уже почти трезвый.
Разговор там был короткий. Едва Сийлиндер успел навострить уши, как именинник вернулся к столу, говоря:
— У редактора нет времени.
— Не придет? — спросил Сийлиндер.
— Нет.
— Он знал, что я буду здесь?
— Я не делал из этого военной тайны.
— Тогда понятно, — произнес Сийлиндер. — Этот пес держится от меня подальше.
— Не слишком ли важным ты себя считаешь? — спросил торгаш.
— Погоди ты, послушай, — сказал Сийлиндер. — Это было прошлой весной, когда я наступил ему на хвост. Однажды выдалась у меня свободная минутка, раскрыл я газету и начал смотреть. Чтение газет в мои обязанности не входит. Так, от нечего делать взглянул на заголовки, заинтересовался немного авторами: у одного имя, у другого инициалы; кого знаешь, кого нет.
В жизни не приходилось мне иметь дела с дублением кожи. Совершенно незнакомая отрасль. А тут вдруг перед глазами опус какого-то начинающего писаки о кожевенной фабрике. До сих пор не пойму, что заставило меня обратить на него внимание. Вдруг вроде бы что-то проклюнулось. Читаю и уже хватаю карандаш, ага: «В наше время кожу дубят научно».
Стоп! Хватит!
Посмотрел, кто же подписался под этой стряпней. Разумеется, псевдоним. Позвонил в редакцию, спросил, кто у вас этот К. Леэ. Начинающий. Хорошо, а кто он — имя его. Выяснилось, что Калле. Калле Пагги.
— Разве он и журналистикой занимался? — спросил бюргермейстер у Сийлиндера, одновременно обращаясь взглядом к Ирме.
— Да, как видите. По крайней мере, начал пробиваться. И пробился бы дальше, если бы я не помешал. Предупредил редактора, который вначале ничего не хотел понимать, и сказал, чтобы он был поосторожнее с такими мерзавцами. Чтобы читал как следует рукописи и держал глаза открытыми. Пусть не спит: враги не только на фронте. Кто тут решил, что я излишне важничаю? Ты, Вальтер. Ну, а теперь что скажешь? Бери слова обратно. Не боишься? Или нет причины, а? Потом, говорят, он где-то окрестил меня, Сийлиндера, ученым дубильщиком. Чертов неуч! Спросил бы я у него.
— Ну-ну, его же здесь нет, — примирительно заметил бюргермейстер.
— Очень жаль, очень жаль, — сказал Сийлиндер. — Увидели бы тогда, как бы я его прижал. Ученый дубильщик! Пусть никто не надеется, что от нас что-нибудь укроется. Все выплывает наружу. И об этом Пагги, косоротом, у нас имелись сведения еще до того, как он занялся в газете зубоскальством.
На одной семейной попойке он представился дворянином. Только послушайте. Дескать, он вовсе не Пагги, а Багго, фон Багго или Баггофут. Прадеды его владели землями, мызами и фабриками. Целую речь произнес на эту тему. С истинно баронским выговором. Сожалел о былых временах и высказывал надежду, что теперь они снова вернутся назад — и барщина, и скамьи для порок, и право первой ночи, и все такое. Вы, госпожа Ирма, были тогда там — скажите, разве я соврал?
— Нет, вы не соврали, — ответила она.
— И все смеялись. Или я вру?
— Да, все смеялись, только один, насколько я помню, оставался очень серьезным.
— Вот этот один и был нашим человеком, — заметил Сийлиндер. — Вы тоже не смеялись и этим понравились ему.
— Не хватало еще, чтобы я смеялась, — я ругала Калле. С ним всегда была беда: стоило ему выпить каплю — и уже пошел нести вздор.
— Вздор? По-вашему, это был только вздор? Невинная чепуха?
— Не знаю, он не думал всерьез, — ответила Ирма.
— Тем хуже для него, — отозвался Сийлиндер.
— Ясное дело, — вставил бюргермейстер. — Если бы он это серьезно, тогда он был бы настоящий дворянин.
— Наш человек, — неожиданно для самого себя произнес фельдшер Кивиселья, за это время он стал еще трезвее.
Все промолчали, словно ничего и не слышали.
— Хорошо, скажем, что это был вздор, — продолжал Сийлиндер. — А как тогда назвать все то, что мы услышали от него, когда он был уже в наших руках, за решеткой, zu sagen[3]. Выяснилось, что он умеет высказывать свои мысли. Не только спьяну и не только на семейной попойке. Как-то утром, осенью, на главной улице, на столбе заметили приклеенную вырезку из старой газеты. На первый взгляд казалось, что это довольно безобидное объявление. Ну что странного в том, что предлагают купить насосы? Но кто предлагает? Кто дает объявление? Даже сейчас мне становится страшно, когда я произношу это: представитель немецкой насосной фирмы Хьялмар Мяэ[4]. Причем название фирмы было зачеркнуто. Остались только насосы и их представитель — наш фюрер.
Госпожа Ирма, вы что-нибудь знаете об этом? Например, откуда он взял ту старую газету?
— Вы говорите, прошлой осенью?
— Именно.
— Тогда я уже не жила с ним.
— Очень хорошо, что вы вовремя оставили этого проходимца.
— А как вы узнали, что это он сделал? — спросила одна из Ирминых подруг.
— А почему вы не удивляетесь тому, как это мы раньше не вывели его на чистую воду? И почему мы до сих пор были такими болванами? Позволили какому-то негодяю спокойно шутить то здесь, то там, вместо того чтобы сопоставить эти действия.
— И он признался? — спросила та же дама.
— Он и не пытался скрывать. Чему вы улыбаетесь? Вы не верите? Ей-богу, чистая правда. Может, вы думаете, что мы только физически обрабатываем людей? Стоило мне лишь напомнить об этих насосах, как он тут же рассмеялся. Да, одним поздним вечером он, дескать, зашел в редакцию и там запасся клеем. Действовал в одиночку? Да, но был выпивши. Я предложил ему сигарету. На этот раз он взял и начал жадно затягиваться. Лицо его снова скорчилось в отвратительную гримасу. Хотя у меня было сильное желание двинуть ему, я все же с полным самообладанием взял зеркало и сунул ему под нос.
3
Так сказать (нем.).
4
Премьер буржуазного эстонского правительства при фашистах.