Страница 4 из 8
ХII
Как я тебя на шумном рынке встретил, Так ты, Шахри, стихи мои встречай. Припомни, как повеял свежий ветер И губ твоих коснулся невзначай. Как на траве примятой В шали белой У крепостных ворот в полдневный час Горянка песню радостную пела, Ладонью барабаня в медный таз. То весело глядела на дорогу, То к небу устремляла взор она, Как будто бы невидимому Богу Была игра ее посвящена. То цокала, то головой качала, То бровь дугою морщила на лбу. То поводила гибкими плечами — Что восхищало сельскую толпу. Звенел, как бубен, таз ее луженый, И сильный голос бился, как родник… Торговлю прекратив, На луг зеленый Спешили дружно парень и старик. И даже пыльный газик из райкома На миг притормозил возле него… И я помчался, песнею влекомый, Не чуя ног и сердца своего. Та песня без конца и без начала Парила легким облаком вдали. Когда она любовь мне предсказала, Я, не робея выкрикнул: — Сахли!.. Стучали в такт серебряные пряжки У пламенной певуньи на груди. И я подбросил вверх свою фуражку, Как голубя почтового — Лети! Взмыв высоко, Сизарь мой беззаботный На полпути не выбился из сил, Но возвратясь из славного полета, На голову девичью угодил. Уж тут-то я смутился не шутку И тихо буркнул девушке: — Прости… Она оторопела на минутку, Ладонями фуражку обхватив. Лишившись дара речи на мгновенье, Я вновь промямлил, Пот смахнув со лба: — Еще раз приношу я извиненье За то, что кепка так моя глупа. Красавица взглянула, Но без страха, И засмеялась, бусами звеня: — Не так уж и глупа твоя папаха, Когда из многих выбрала меня. Я стал краснее вишни переспелой… И вдруг под улюлюканье толпы, Фуражку нахлобучив неумело, Стал убегать от собственной судьбы. А сердце билось, словно птица в клетке: — Пока еще не поздно, возвратись… Наверно, слишком знойным было лето, Чтоб обожгло любовью на всю жизнь.XIII
Базар устал… Поляна опустела. Умолкли разом песни, шум и гам. И горцы, завершив успешно дело, Разъехались, ударив по рукам. На горку бесконечной вереницей Груженые повозки поползли. Истошный вопль полночной дикой птицы Раздался неожиданно вдали. Похолодало… Впрочем, был согрет я Внезапной страстью, что ни говори… И вдруг узнал два женских силуэта На фоне отцветающей зари. Не ведая усталости и страха, Без тягостной поклажи, Налегке, Они шагали в сторону Ахваха И пели на аварском языке. Одна постарше В легкой шали белой Свой медный таз под мышкою несла. А та, на чей платок фуражка села, С гармошкою за ней вприпрыжку шла. Спросил я у знакомой мастерицы Их имена, пылая изнутри… — Так это же ахвахские певицы. Мать звать Кусун, А дочь ее — Шахри. Шахри, Шахри — таинственное имя, Арабских сказок тонкий аромат… На свете не найти его любимей — Так мне казалось много лет назад, Когда, застыв, глядел я на дорогу С «горящим вздохом в пламенной груди», Когда известно было только Богу, Что сбудется со мною впереди.XIV
Я в сумерках нашел коня На площади базарной. Скакун в отличье от меня На верность сдал экзамен. — Прости хозяина, гнедой, Что пропадал он долго. — Вздохнул я, потрепав рукой Животное за холку. Поводья кое-как держа, Пешком побрел в аул я, В то время, как моя душа К Ахваху повернула. Поэтому мой путь впотьмах Тянулся бесконечно… А возле дома глянул… Вах! В руке — одна уздечка. Но где же конь?.. Искать его Средь ночи мало толку, Уж хорошо, что самого Не растерзали волки. Уздечку спрятав на груди, Я рухнул, как убитый, В постель… Покуда бригадир Не постучал сердито. За то, что конь мой заплутал В колхозных сочных травах, Блюститель мать оштрафовал За мелкую потраву. Ах, мама, зря на скакуна Тебе не надо злиться… Не он виновен, а одна Ахвахская певица.