Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 73 из 107

«Ныне достиг я часа смерти. И ныне — ибо я умираю — не буду я думать ни о чём, кроме пробужденного сердца, любви и сострадания, и тем достигну совершенного просветления ради всех разумных существ, число коих беспредельно, как пространство. С этим настроем и особенно в сей же миг, ради всех живых существ, я распознаю в сиянии смерти дхармакайю. В этом состоянии я достигну наивысшего свершения махамудры и буду действовать во благо всех живых существ. Если же я не преуспею в этом, то распознаю бардо, когда вступлю в него. Я проявлю махамудра-тело бардо, в коем явление неразрывно слито с пустотой, и буду действовать ради всех живых существ, число коих беспредельно, как пространство, являясь в том виде, в каком каждому из них это пойдёт во благо».

Махамудра («великий символ», или «великая печать») — это ещё одна трактовка природы реальности, особенно тесно связанная с традицией кагью. Смысл её названия объясняют по аналогии с образом царской печати: всякий, кто её носит, облечён царской властью, и любой скреплённый ею документ является подлинным. Всё сущее «скреплено» пустотой, а явления суть «посланники» абсолютной истины. Махамудру можно рассматривать как символ и в том смысле, что любой объект есть символ своей собственной сокровенной природы. Именно это Трунгпа Ринпоче называл «естественным символизмом», выражающим блеск и ясность вещей как они есть: «Реальность воспринимается как великий символ себя самой».[125] Кроме того, мудры — это особые положения рук, используемые в танцах и ритуалах, так что махамудра — это ещё и «великий жест», зримо выражающий истину, пребывающую за пределами всяких слов и понятий. Махамудра действует в области форм и явлений: пройдя опыт пустоты, мы достигаем чувства полноты и ясности. Если на предшествующих ступенях особое внимание уделялось пустоте как противоядию от «эго», стремящегося к присвоению, то махамудра ставит во главу угла одновременность явлений и пустоты. Это ощущение позитивности, приходящее вслед за осознанием негативности; это полнота пустоты.

Те, кто пробудился во внеформенности дхармакайи, не остаются в ней, но, побуждаемые остраданием, проявляются в тех или иных формах ради блага других живых существ. Именно к этому и стремится умирающий. Махамудра-тело бардо — это чистое иллюзорное тело, в котором явление и пустота сосуществуют одновременно и которое поэтому именуется «двумя-в-одном».[126] Это тело может принять любую форму, уместную для помощи другим живым существам. Далее умирающему советуют погрузиться в медитацию привычным ему способом, ни на мгновение не отступая от настроя бодхичитты. Как только дыхание со всей определённостью остановится, помощник должен придать телу умирающего позу спящего льва — позу лёжа на правом боку, вытянувшись в полный рост и подложив правую руку под голову. Именно в этой позе умер Будда Шакьямуни:

«В это время в потоке сознания всех живых существ возникает первое бардо, именуемое сиянием дхарматы или неискаженным сознанием дхармакайи. Это промежуток времени от остановки внешнего дыхания и до прекращения внутренней пульсации, в течение которого прана растворяется в авадхути; обычные люди называют его обмороком».

Продолжительность этого этапа индивидуальна. Говоря обобщённо, чем большими духовными возможностями располагает умирающий и чем более он опытен в медитации, тем дольше длится это состояние. Некоторые пребывают в нём лишь столько времени, сколько требуется для щелчка пальцами, но большинство — столько, сколько требуется для принятия пищи. Опытные мастера медитации могут оставаться в нём несколько дней; под «днём» здесь подразумевается продолжительность сеанса медитации, в течение которого медитирующий способен, не отвлекаясь, сохранять полную сосредоточенность, так что на практике длительность этого этапа может составить несколько недель или даже месяцев. В целях безопасности тибетцы советуют не тревожить тело обычного человека до истечения трёх дней с момента смерти. «Освобождение посредством слушания» рекомендует чтецам «пытаться указать умирающему на сияние» в течение четырёх с половиной дней.

По окончании этого срока жизненное начало — неразрывно связанные друг с другом прана и сознание — покидают тело. Здесь, в контексте движения этого жизненного начала, оно называется праной, но позднее, когда речь заходит об осознании, оно именуется ознанием или умом. Чтобы совершился перенос, прана должна подняться прямо вверх и выйти через брахмарандхру, поэтому во многих текстах предписывается запечатать все прочие выходы мантрами. Но в данном случае помощнику советуют просто прижать сонную артерию умирающего, и тогда прана не сможет вернуться ни в правый, ни в левый нади.

Основная задача этого этапа — указать умирающему на сияние. Если умирающий достиг высоких духовных ступеней, то к нему достаточно обратиться с кратким напоминанием без лишних объяснений и прикрас: «О достопочтенный, ныне пред тобой изначальное сияние. Будь так добр, распознай его и останься в этом состоянии». Но большинство людей нуждаются в более подробных наставлениях, и на сияние им указывают в словах, которые по праву можно признать одним из самых прекрасных и поэтичных мест во всём трактате: 

«О дитя пробужденного рода, слушай! Ныне чистое сияние дхарматы брезжит пред тобою. Распознай его! О дитя пробужденного рода, сущность твоего осознающего разума в этот миг — чистая пустота, чистая пустота, лишённая всякой вещественности, качества и цвета; и это — сама дхармата, Самантабхадри. Осознающий разум твой пуст, но это — не пустота небытия; осознающий разум твой — свободен и полон сияния, чист и трепетен; и он есть будда Самантабхадра. Эти двое — осознание твоё, чья сущность пуста и невещественна, и осознающий разум твой, чистый и трепещущий, — нераздельны; и это — дхармакайя будды. Осознание твоё — великий свет, нераздельность ясности и пустоты; оно не рождается и не умирает, а посему оно есть будда неизменного света. Пойми это — и этого будет достаточно. Распознав будду в чистой сущности своего осознающего разума, одним взором вглубь своего осознания ты войдёшь в намерение будды и пребудешь в нём».

 Эти слова следует повторить трижды или семь раз. Они «во-первых, напоминают умирающему о том, на что уже указал ему гуру; во-вторых, помогают ему распознать в своём собственном обнажённом осознании сияние; в-третьих же, служат тому, чтобы умирающий, познав себя таким образом, нераздельно слился с дхармакайей и непременно достиг освобождения».





Истинная природа сознания — наше «собственное обнажённое осознание» — это не что иное, как первозданное состояние просветлённости. А оно, в свою очередь, есть нераздельное слияние мужского и женского принципов, Самантабхадры и Самантабхадри, — Всеобщее Благо, безначальное и бесконечное.

Распознание сияния смерти уподобляют встрече матери и дитяти. Мать — это изначальное сияние, предстающее перед умирающим; это истинная, основополагающая природа всего сущего. Дитя — этот личный опыт сияния, иначе говоря — сияние пути, которого практикующий достигал при жизни во время медитации. Встреча их подобна тому, как дитя бежит к матери и бросается к ней объятия после долгой разлуки.

* * *

Для пробужденного человека, полностью осознавшего смысл смерти, это лишь одна из множества трансформаций безграничной жизни, а для того, кто обрёл опыт и мастерство в медитации, это наилучшая возможность достичь просветления. С абсолютной точки зрения, рождение, жизнь и смерть — это спонтанная игра сознания, непрерывно рождающаяся и растворяющаяся в первооснове всего сущего, пространстве сияющей пустоты. Природа будды пронизывает всё время и бытие сплошь и без разрывов, так что в ней нет никаких бардо. Бардо существуют лишь в сансарическом мире смятенности и невежества, в котором мы отождествляемся с телом и плотными слоями сознания. Бодрствуем мы или спим, видим сны или умираем, природа будды присутствует в нас неизменно. Когда мы погружаемся в сон или умираем, угасание внешних чувств и элементов позволяет проявиться внутреннему, тонкому сознанию, но тот, кто не знаком с ним и не умеет его распознать, испытывает только бессознательное состояние глубокого сна или смерть. С относительной точки зрения, с точки зрения тех условий, в которых мы сейчас находимся, смерть — это самое ошеломляющее и потрясающее событие всей нашей жизни, и событие неизбежное. Поэтому постоянные напоминания о её неизбежности — один из самых мощных стимулов к прижизненной практике дхармы (несмотря на то, что в конечном счёте мы стремимся прозреть реальность, скрытую за иллюзией смерти).

125

Чогьям Трунгпа. «Сердце Будды» (Chögyam Trungpa. The Heart of the Buddha. Boston, Shambhala, 1991, p. 168). Махамудра упоминается во многих книгах Трунгпы Ринпоче, но в первую очередь см. работу «Игра иллюзии» (Chöyam Trungpa. Illusion's Game. Boston, Shambhala, 1994).

126

Санскр. юганаддха, тиб. zung 'jug. Этот важнейший термин нередко переводят как «союз» или «единство», но такие эквиваленты применимы и для передачи многих других слов и представляются мне слишком общими. Более приемлемым стал бы вариант «соединение», особенно если принять в расчет значение этого слова как алхимического термина. Другие по-своему удачные переводы — «объединяющая Сущность» (Гентер), «интеграция» (Турман), «слияние» (Дордже и Капштейн) и «оба сразу» (Хукэм), но лично я предпочитаю вариант Снеллгроува — «два-в-одном». Санскритский термин в буквальном переводе означает «соединенные в пару». Он подразумевает не столько слияние или растворение, сколько одновременное сосуществование двух отличных друг от друга и равноправных элементов. Наряду с указаниями на явление и пустоту его часто используют в описаниях опыта блаженства и пустоты или постижения того, что относительная истина неразрывно связана с абсолютной.