Страница 98 из 107
По композиции «Плач об Адонисе» ясно распадается на три части: первая (ст. 1-38) носит в основном эпический характер — в ней описана смерть Адониса и плач всей природы над ним. Вторая часть — лирическая (плач Афродиты и эротов, ст. 39-66) и третья — опять преимущественно эпическая — подготовка к погребению Адониса (ст. 67-97).
В «Плаче об Адонисе» есть рефрен; но применительно к этому стихотворению о строфическом построении едва ли можно говорить: кроме указанных трех главных частей, в нем нет других мелких подразделений; рефрен искусно включается в общую ткань стихотворения, причем не раз варьируется.
Третья часть с описанием толпы плачущих эротов производит впечатление скорее несколько комическое своей излишней сентиментальностью, и только ст. 95-96 опять восстанавливают впечатление трагического плача.
151 Ст. 24. Адонис назван ассирийцем потому, что его культ имеет восточное происхождение; вернее было бы назвать его «сирийцем». В употреблении этого необычного эпитета отражается типичное для поэта эллинистической эпохи желание показать свою эрудицию в области мифологии.
152 Ст. 52. Мрачный злой владыка — Плутон, царь царства мертвых.
153 Ст. 60. Пояс красы — пояс Афродиты, придающий неотразимое очарование всякой женщине, которая наденет его. Даже царица богов Гера унижается до того, что просит этот пояс у Афродиты, желая возбудить в Зевсе страсть к себе (см. «Илиада», XIV).
154 Ст. 77. Сирийская мазь и миро — благовонные вещества, которыми умащали тело умерших, чтобы замедлить тление.
155 Ст. 93. Стих плохо сохранился. Диона — мать Афродиты; упоминание ее здесь не вполне понятно: правда, она может разделять горе дочери. Этот стих, возможно, является откликом на 134 стих I идиллии Феокрита; там Афродита хотела бы воскресить Дафниса, с которым она враждовала, но Мойры уже перерезали нить его жизни. Здесь автор прибегает к гиперболе — даже Мойры, властительницы судьбы, хотели бы вернуть Адониса, но и их заклинания бессильны перед волей Персефоны — Коры, царицы Аида.
Семнадцать небольших стихотворений, из которых некоторые состоят только из одного стиха, расцениваются исследователями по-разному, например, стихотворение V (по Леграну) разделено у Аренса на два: первые три стиха выделены под отдельным номером. Несколько стихотворений производят впечатление вполне законченных, другие, очевидно, являются афоризмами, извлеченными из более крупных произведений.
Черт буколики в буквальном смысле слова в этих отрывках очень мало: правда, Бион называет себя пастухом (VII), использует буколические имена Мирсона, Ликида, Галатеи, но преобладающим элементом является либо любовная лирика, очень изящная, окрашенная легкой иронией и несколько поверхностная, либо философские афоризмы, меланхолические, но тоже не слишком глубокие. Образы Эроса и Афродиты трактованы с характерным для эллинизма ироническим оттенком, и жалобы на жестокость их звучат отнюдь не трагично.
Наиболее известным из всех эллинистических поэтов и занимавшим наиболее высокое общественное положение благодаря высокому посту в библиотеке Мусея и близости ко двору был Каллимах (310-240 гг. до н. э.); он достиг всех этих преимуществ, уже имея около тридцати лет от роду; он обратил на себя внимание вступившего недавно на престол Птолемея II Филадельфа, как предполагают, своим «Гимном к Зевсу», в котором имелись явные намеки на его желание заслужить благосклонность молодого царя, своего ровесника (Птолемей родился в 309 г. до н. э.). В молодости Каллимах, происходивший из древнего рода греческой колонии Кирены, основанной еще в VII веке до н. э., и получивший хорошее образование, довольствовался скромной должностью учителя в предместье Александрии, но был связан и с литературным кружком поэтов, о чем свидетельствуют несколько его эпиграмм.
Каллимах был очень плодовитым писателем: позднейшие авторы упоминают о многочисленных его сочинениях в прозе (из них не дошло ни одно) и в стихах; из последних шесть гимнов сохранились полностью; эпиграмм дошло 64; от эпиллия «Гекала», сборника элегий в четырех книгах под названием «Начала» («Причины» или «Истоки»), этиологического содержания (о происхождении мифов и обрядов), и «Ямбов», излагавших поучительные рассказы или басни, сохранились отрывки, в известной мере расширяющие наши представления о творчестве Каллимаха. Эти отрывки, найденные на папирусах, дают надежду и на возможность дальнейших находок: так, отрывок из «Гекалы» был найден в 1897 году, а отрывок, прочитанный в 1928 году, оказался важным образцом литературной полемики и был признан исследователями за пролог к «Началам». О двух сочинениях Каллимаха мы знаем только по переводам их у римских поэтов: первое — поэму «Кудри Береники» — перевел Катулл, второе — злобную литературную инвективу «Ибис» — использовал, с вариантами, Овидий для нападок на своих противников.
В сочинениях Каллимаха наиболее ярко по сравнению со всеми его известными нам современниками нашли свое выражение те характерные черты эллинизма, о которых была речь в статье. Убежденный сторонник и явный поборник «малых форм», он прекрасно владеет стихом и заботится о тонкой «чеканке» своих произведений; он подчас старается показать свою мифографическую эрудицию и загромождает свои стихотворения множеством собственных имен, перечислениями фактов и географических сведений, далеко не всегда верных, — поскольку он пользуется данными из вторых рук. Привлекательными чертами являются его наблюдательность к бытовым мелочам, которыми он оживляет и модернизирует древние мифы, иногда сами по себе незначительные, и легкая ирония, освещающая все его произведения; непривлекательны же его излишняя отзывчивость на всякую политическую ситуацию, угодную Птолемеям (Каллимах пережил Птолемея Филадельфа, умершего в 247 г. до н. э.) и прожил около восьми лет при его сыне, Птолемее III Эвергете), и его желчный презрительный тон по отношению к литературным противникам.
Гимны Каллимаха являются чисто литературными произведениями, не предназначенными для исполнения на религиозных празднествах, — они содержат в себе слишком много намеков на современность, бытовых черт, да и изображение самих богов в них не окрашено никаким религиозным чувством. Хотя в зачинах и концовках гимнов Каллимах употребляет обычные формулы призыва божества, мольбы и благодарности, но образы богов настолько очеловечены, что они могут вызвать разве что сочувствие, а не преклонение.
Политические симпатии Каллимаха безраздельно принадлежали дому Птолемеев, и он неоднократно их выражал: начав с «Гимна к Зевсу», в котором он говорил, что подзащитными Зевса являются все цари, он под старость написал «Гимн к Аполлону», прославляющий присоединение Кирены к Египту, и хвалебную эпиграмму Беренике, жене Птолемея Эвергета.
Считая себя — и не без оснований — основоположником и крупнейшим представителем новых течений в литературе, Каллимах крайне нетерпимо относился к своим литературным противникам, упрекавшим его за неуменье писать объемистые поэмы, как прежние эпические поэты. В найденном «Прологе» к «Началам» и в конце «Гимна к Аполлону» Каллимах жестоко издевается над ними, олицетворяя их то в злобных демонах «тельхинах», то в аллегорических фигурах «Зависти» и «Насмешки», которые пытаются оклеветать его перед Аполлоном; но Аполлон пинком ноги отталкивает их и защищает Каллимаха. Наиболее же ясно охарактеризовал себя Каллимах в эпиграмме «Кикликов стих ненавижу…», в которой он, высказывая свою нелюбовь к древним поэмам кикликов, по существу, рисует свою программу литературного творчества, избегающего повторений и перепевов.