Страница 19 из 107
Время, однако, домой. Диоклид мой не завтракал нынче.
Он и всегда-то, как уксус, а голоден — лучше не трогать!
Радуйся, милый Адонис, и к нам возвращайся на радость!
Некогда в Спарте, придя к белокурому в дом Менелаю,
Девушки, кудри украсив свои гиацинтом цветущим,
Стали, сомкнувши свой круг, перед новой расписанной спальней —
Лучшие девушки края Лаконского, счетом двенадцать.
В день этот в спальню вошел с Тиндареевой дочерью милой
Взявший Елену женою юнейший Атрея наследник.
Девушки в общий напев голоса свои слили, по счету
В пол ударяя, и вторил весь дом этой свадебной песне.
«Что ж ты так рано улегся, любезный наш новобрачный?
10 Может быть, ты лежебок? Иль, быть может, ты соней родился?
Может быть, лишнее выпил, когда повалился на ложе?
Коли так рано ты спать захотел, мог бы спать в одиночку,
Девушке с матерью милой и между подруг веселиться
Дал бы до ранней зари — отныне, и завтра, и после,
Из года в год, Менелай, она будет женою твоею.
Счастлив ты, муж молодой! Кто-то добрый чихнул тебе в пользу
В час, когда в Спарту ты прибыл, как много других, но удачней.
Тестем один только ты называть будешь Зевса Кронида,
Зевсова дочь возлежит под одним покрывалом с тобою.
20 Нет меж ахеянок всех, попирающих землю, ей равной.
Чудо родится на свет, если будет дитя ей подобно.
Все мы ровесницы ей; мы в беге с ней состязались,
Возле эвротских купален,133 как юноши, маслом натершись,
Нас шестьдесят на четыре — мы юная женская поросль, —
Нет ни одной безупречной меж нас по сравненью с Еленой.
Словно сияющий лик всемогущей владычицы-ночи,
Словно приход лучезарной весны, что зиму прогоняет,
Так же меж всех нас подруг золотая сияла Елена.
Пышный хлебов урожай — украшенье полей плодородных,
30 Гордость садов — кипарис, колесниц — фессалийские кони;
Слава же Лакедемона — с румяною кожей Елена.
Нет никого, кто б наполнил таким рукодельем корзины.
И не снимает никто из натянутых нитей основы
Ткани плотнее, челнок пропустив по сложным узорам,
Так, как Елена, в очах у которой все чары таятся.
Лучше никто не споет, ударяя искусно по струнам,
Ни Артемиде хвалу, ни Афине с могучею грудью.
Стала, прелестная дева, теперь ты женой и хозяйкой;
Мы ж на ристалище вновь, в цветущие пышно долины
40 Вместе пойдем и венки заплетать ароматные будем,
Часто тебя вспоминая, Елена; так крошки-ягнята,
Жалуясь, рвутся к сосцам своей матки, на свет их родившей.
Первой тебе мы венок из клевера стеблей ползучих
Там заплетем и его на тенистом повесим платане;
Первой тебе мы из фляжки серебряной сладкое масло
Каплю за каплей нальем под тенистою сенью платана.
Врезана будет в коре по-дорийски там надпись, чтоб путник,
Мимо идя, прочитал: «Поклонись мне, я древо Елены».134
Счастлива будь, молодая! Будь счастлив ты, муж новобрачный!
50 Пусть наградит вас Латона, Латона, что чад посылает,
В чадах удачей; Киприда, богиня Киприда дарует
Счастье взаимной любви, а Кронид, наш Кронид-повелитель,
Из роду в род благородный, навеки вам даст процветанье.
Спите теперь друг у друга в объятьях, дышите любовью,
Страстью дышите, но все ж на заре не забудьте проснуться.
Мы возвратимся с рассветом, когда пробудится под утро
Первый певец, отряхнув свои пышные перья на шее.
Пусть же, Гимен, Гименей, этот брак тебе будет на радость!»
Только лишь бедность одна, Диофант, порождает искусства.
Бедность — учитель работы, и людям, трудом отягченным,
Даже спокойно заснуть не дают огорчения злые.
Если ж кто ночью хоть малость вздремнет, так лихие заботы
Явятся мигом к нему и дремоту его прерывают.
Два рыбака, старики, сообща один раз отдыхали,
Высохший мох водяной в шалаше расстеливши плетеном,
К кучкам засохшей листвы прислонясь. Возле них под рукою
Все рыболовные снасти лежали: корзины для рыбы,
10 Тут же тростник, и крючки, и приманки, покрытые тиной,
Неводы, лески и верши, из тонких сплетенные прутьев,
Здесь же веревки, и весла, и старый челнок на подпорках.
Шапки, одежда, циновка для них изголовьем служили.
Здесь был весь труд рыбаков, и здесь же все их богатство.
Был без запоров шалаш и без двери; казались излишни
Им эти вещи: служила надежной им бедность охраной.
Не было близко соседей у них, и близ бедной лачуги,
Берег лаская морской, разбивались лишь с ропотом волны.
Был колесницей Селены не пройден и путь половинный,
20 Труд, им привычный, уже разбудил рыбаков, и, стряхнувши
С глаз своих сон, они стали делиться и думой и речью.
Молвит неправду, дружище, кто думает, будто бы ночи
Летом короче — в ту пору, как дни нам продляются Зевсом…
Видел я тысячу снов, а заря, как видно, не скоро,
Иль я ошибся? В чем дело? У ночи предолгие сроки.
Зря ведь, Асфалион, чудесное лето винишь ты.
Время нарушить не может свой бег; тебе разгоняет
Сон твой забота, и вот тебе долгою ночь, показалась.
Мастер ты сны толковать. Я видал уж больно хороший.
30 Мне не хотелось тебя обделить бы снами моими —
Ты раздели их со мной, как всегда разделяем добычу.
Ты головой-то не глуп. Я думаю, тот наилучшим
Будет отгадчиком снов, кому служит учителем разум.
Времени хватит у нас. Ну скажи, что станешь ты делать,
Коль ты у моря на листьях лежишь, да к тому же не спится?
Словно в колючках ослу иль светильнику, что в пританее:135
Вовсе не спит, говорят, он.
Ну что же, виденье ночное
Мне наконец ты, как другу, теперь расскажи по порядку.
Поздно заснул я вчера. Я устал от работы на море.
40 Был я не очень-то сыт: знаешь сам — мы справили ужин
Рано, и мало в желудок попало. И вот я увидел,
Будто на скалы уселся и, сидя, слежу я за рыбой;
Сел и тихонько качаю приманку на удочке длинной.
Клюнула жирная рыба внезапно. В ночных сновиденьях
Грезит о хлебе собака, а мы — о рыбах, конечно.
Вижу, она за крючок зацепилась, вот кровь показалась,
Вот от движения рыбы согнулось удилище сильно.
Руки вперед протянув, сомневался, чем кончится ловля:
Как таким слабым крючком подтянуть мне рыбину эту?
50 Дернул — и кончил борьбу: золотую я вытащил рыбу,
Золотом цельным повсюду покрытую. Стало мне страшно: