Страница 53 из 63
— Сейчас проверим, — говорит Попов и приказывает: — Маркосян, зажигательными — по крыше!
Дело было как раз перед рассветом, и на фоне неба угадывалось очертание крыши какого-то строения.
Таджат глухо щелкнул диском, видно, заменил на «зажигательный». Через полминуты веер трассирующих пуль понесся к ближайшему строению. И второй раз пулеметчик нажал на спусковой крючок.
Некоторое время мы ждали. Похоже, что и враг выжидал: видимо, пулеметные очереди для него оказались неожиданностью. До сих пор отсюда раздавались короткие автоматные щелчки и резко бухали винтовки, а тут вдруг отозвался пулемет.
Вскоре вспыхнула стреха, в которую минутой раньше вонзились пулеметные строчки. Стало светло как днем, и мы увидели заметавшихся гитлеровцев. Действительно, они сидели не в траншеях.
— Ура-а! — кто-то крикнул справа от меня, и добрая сотня партизан, скопившихся к этому времени в кюветах, бросилась к деревне.
Гитлеровцы открыли огонь, но, ослепленные пламенем горящих построек, стреляли теперь наугад.
За считанные минуты все перемешалось: и партизаны, и враги. Теперь уже лишь изредка раздавались очереди, больше действовали врукопашную.
Вместе с Фрузой Станиславчик я взял правее первой хаты и прямо нарвался на большую группу гитлеровцев. Дал очередь, схватил за руку Фрузу и сразу же за угол. Выглянул осторожно оттуда. Действительно, теперь стрелять уже никак нельзя: партизаны бегают за гитлеровцами, гитлеровцы — за партизанами. Одна надежда — на свои руки. Ринулся было за угол дома, но меня окликнул Попов, оттянул в сторону дороги, по которой мы ворвались в деревеньку.
— Прислушайся, — сказал командир.
Что-то непонятное творилось на том месте «железки», где прорвались партизаны и население. Бой затихал, точнее, концентрировался только на том участке, где перебирались через насыпь, а заслоны справа и слева молчали.
— Надо проверить, — решил Попов, — а тут и без нас разберутся.
Захватив с собой пятерых разведчиков, мы бросились к «железке». Бежали к насыпи, а по дороге на Старинку торопился людской поток: горящие постройки служили для них хорошим ориентиром.
Только узенький участочек оставался от места нашего прорыва, когда подбежали к железной дороге. Но и сейчас через этот проход, хотя и простреливаемый сквозным огнем с двух сторон, катился людской поток. Сколько же с нами идет людей!
Со стороны Загатья снова пророкотали «эрликоны», усилился и пулеметный огонь. Пригнулись и тут же увидели невдалеке громаду бронепоезда. Мы уже знали (сами видели), что он представляет собой. Посредине его обшитый бронезащитными листами паровоз, спереди и позади — две-три платформы, обычные, по бортам которых плотно лежат мешки с песком. Там, за укрытием, размещались солдаты — с «эрликонами», пулеметами и минометами, с солидным запасом патронов, снарядов и мин. Такую махину не сразишь из ПТР. Потому и неудивительно, что наше боевое охранение отошло.
Каратели потеснили к этому времени и партизан отряда имени С. М. Кирова. Теперь бойцы Константинова оказались не под прикрытием рельсов и тоже постепенно отступали. Вдруг и с той стороны ударили «эрликоны», правда, издали.
Бронепоезд, шедший из Загатья, неожиданно усилил огонь, на большой скорости рванулся вперед и, пуская огромные клубы пара, заслонил собой узенький проход через насыпь. Тут же ударили с платформ бортовые пулеметы, коротко засветились минометные вспышки. Мины полетели и в сторону бобыничского леса, и туда, куда быстро уходила проскочившая через железную дорогу колонна, — на луг и кустарник, простиравшиеся к Старинке.
Партизаны охранения чуть отползли от насыпи. Они теперь были в мертвом пространстве, но и сами не могли ничего сделать железной громадине, заслонившей переход через насыпь.
— Гранатами — под вагоны! — раздался приглушенный голос Леонида Казакова.
«Значит, жив комиссар!» — с радостью подумал я и увидел, как тут же сверкнули под платформами огненные вспышки разрывов.
Недолго заслонял бронепоезд переход через насыпь. Видно, разрывы гранат что-то повредили или могли повредить колеса и рельсы, пробить деревянный пол платформ. Бронированная махина медленно отползла в сторону Загатья, но огня не прекратила.
И тут снова бросились на насыпь люди, залегшие было на подходе к железной дороге.
Но вот со стороны Кульгаев донесся протяжный хриплый гудок, отошедший бронепоезд отозвался пронзительным свистком. Что за сигналы?
Через несколько минут стало ясно, что две бронированные громадины двинулись навстречу друг другу. Рвались мелкие снаряды, в болоте чавкали мины, поднимая грязные фонтаны, свистели пули — в основном трассирующие. А люди все бежали и бежали через насыпь, многие падали, сраженные осколками и пулями.
Мы ничем уже не могли помочь им, не могли противостоять двум бронепоездам: кончались патроны, гранат вовсе не было.
— Отходить к шоссе! — подал команду Сакмаркин.
Разведке приказали проверить шоссейную дорогу Полоцк — Прозороки. Она проходила параллельно железной дороге неподалеку от места нашего прорыва.
Шоссе оказалось свободным, даже не видно обычных крестьянских подвод. Это нам и на руку. За дорогой в полукилометре — лес. Совсем хорошо!
Подошла основная колонна, и Сакмаркин подал команду: только вперед. Вот наконец и лес, низкорослый, жиденький; на частых высотках — редкий молодой сосняк. Остановились у небольшой солнечной полянки. Комбриг развернул карту. На ней леска не значилось. Видно, когда она составлялась, его еще не было. Поэтому Сакмаркин распорядился разведать, как далеко тянется этот молодой лес, есть ли впереди населенные пункты, кто располагается в них.
Долго, километров десять, шли лесом. Никаких признаков жилья и людей, даже по дорогам никто не проезжал нынешней весной.
Сакмаркин призадумался, когда доложили ему о результатах поиска.
— Значит, будем отдыхать, приводить себя в порядок. Затем двинемся вперед.
А на месте прорыва через «железку» все еще вспыхивали схватки, оттуда ветер доносил одиночные винтовочные выстрелы, взрывы гранат. Это оставшиеся группы партизан все еще пытались прорваться через железнодорожное полотно.
Как уснешь, если надо перевязывать раненых, напоить-накормить их, а у нас — одни крохи в вещмешках? И разве можно уснуть, когда рядом заплаканные женщины разыскивают своих детей, а дети ищут матерей?
Кое-как докоротали время до полудня, малость пообсохли на солнышке и двинулись дальше. Мы, как всегда, пошли впереди колонны. Для нас опять собрали боеприпасы, в основном трофейные, взятые в Старинке.
Уже лес остался позади, потянулись поля и перелески. И вот тут-то мы увидели, что каждое поле, большое и маленькое, разрезано бороздами на полоски. Мы вышли в западные районы Белоруссии.
Вот и первый хутор показался на нашем пути. В бинокль я заметил добротный дом, недавно покрытый тесом. Рядом такие же надежные постройки, тоже под тесом, только изрядно почерневшим, в пятнистых прозеленях мха. Тут же, рукой подать, большой сад, меж деревьев — ульи. Да, неплохо живет хозяин. И тут мне припомнилось где-то прочитанное: буржуазное польское правительство расселяло вдоль границы вот в таких хуторах осадников, своих верных стражей.
Колонна была уже метрах в семистах от хутора, как оттуда прогремели четыре винтовочных выстрела. К счастью, пули просвистели высоко над колонной.
Разведка быстро двинулась к хутору, полуохватывая его с двух сторон. Там, однако, никого не оказалось — все двери настежь. Только неподалеку на лужайке паслись две лошади. Мы с Поповым вскочили на них и помчались к колонне.
Такое повторялось не раз. Хозяева, издали обстреляв нас, оставляли дом и уходили. Богато жили осадники. В амбарах и погребах — окороки, колбасы, сало, различные соленья, в сараях — свиньи, овцы, коровы и телки. Тут-то мы и основательно подкрепились за все голодные блокадные дни.
Гитлеровцы, стараясь не упустить нас, шли по пятам, а мы-то вовсе и не догадывались об этом.