Ребята из УГРО

— А где вещдоки? — поинтересовался Дорохов.

— У меня, Александр Дмитриевич, — сразу же ответил Степан Простатин. — Окурок с самосадом маленький, в газетном тексте ничего не разберешь, а гильза, судя по заводской маркировке, с нашего склада. Кто они, эти двое, куда ушли — по следам не разобрать. Собаку не применяли, нет у нас собаки. Вместе с проводником Байкала призвали в армию. Оба преступника в сапогах, я там слепки гипсовые сделал. Дорога-то эта безлюдная. Народ там только в сенокос бывает. Никто в Хараузе посторонних не видел. Да и мужиков-то там осталось раз-два и обчелся. Нужно выезжать на место и искать, мы ведь там всего один день и поработали.

— Поедем, — решил Дорохов. — Час на сборы хватит?

Когда сотрудники стали расходиться, Сидоркин попросил:

— Не возражаешь, если я с вами не поеду? Нездоровится мне, боюсь, расхвораюсь окончательно, а тут дел уйма. Да и не нужен я тебе. Сам справишься.

В Хараузе никаких новостей не было. Чуть ли не до полуночи Дорохов и его сослуживцы разговаривали с колхозниками, но все без толку. Побывал Александр у Степаниды, жены Юшки Слепнева, с которым беседовал на заимке полтора года назад. На этот раз женщина встретила его бойко. Еще в сенях объявила, что позорить мужа никому не позволит.

— Ефимий мой, как все, воюет, фашистов бьет, и похлеще, чем другие. Смелый он, да к тому же охотник.

Степанида кинулась к божнице, вытащила из-за иконы смятый тетрадный листок, сложенный треугольником, повертела им перед носом у Дорохова.

— На, смотри. В солдатах он. Призвали. Пишет: сам добровольно попросился из колонии.

Александр взглянул на письмо, оно было отправлено меньше месяца назад. Выше адреса вместо марки стоял штамп: «Воинское».

Дорохову не хватало старых хараузских друзей — участкового Хлынова, охотника Прокофия. Еще в прошлом году ушли они воевать. Новый участковый раньше был счетоводом в колхозе, хоть и бегал, старался, но прок от него был невелик.

Правда, нашелся в конце концов в селе знающий человек — охотник Михаил Гостев, да вот беда: инвалид, нога не гнется. Потому и в армию не взяли. Но помощь оказать он согласился без раздумья.

Рано, перед рассветом, оседлав колхозных коней, Дорохов, Простатин и Михаил Гостев выехали на место.

Гостев сидел в седле боком, вытянув вперед левую ногу. Вчера при знакомстве объяснил Дорохову:

— Помял меня в молодости на берлоге зверь. Весь левый бок изодрал. Рука работает, а вот ногу в тайге, если надо через колодину перелазить, руками перетаскиваю. Но охотничать не бросил, работник-то в колхозе я никудышный, а по пушнине меня только Прокофий один обходил.

Поднимаясь на сопку, Гостев ехал первым, то и дело поглаживал шею своего мерина, ласково его понукал и разговаривал с ним, как с человеком. Не вытерпел и похвастал:

— Какой уже год охочусь с мерина. Он у меня к ружью приучен. По тайге шастает, как сохатый. Двух лаек держу. Вот так бригадой и зверуем.

Александр припомнил, как хвалил Хлынов этого охотника: «Две лицензии дали на изюбрей, одну Прокофию выделили, другую Мишаньке Гостеву, он справный охотник». Вот здесь в тайге и был нужен ему именно такой «справный» помощник — эксперт по таежным делам. Ехали по той же самой дороге, где Дорохов еще до войны проезжал с Хлыновым. Рассвет застал их на вершине первой сопки. Охотник сразу велел остановиться в ельнике, чтобы раньше времени их не заметили, а сам взял у Простатина бинокль и стал осматривать раскинувшиеся внизу луга — елань, речку, подступившую к противоположной лесистой сопке. Особенно тщательно осмотрел стога сена, сметанные по всей долине. Когда охотник вернул бинокль, Простатин передал его Дорохову.

— Вот там, метров на триста поближе реки, куст видите? Как раз рядом все и произошло.

Повторный осмотр места преступления ничего не дал.

— Зря ищешь, Александр! Я после твоих уроков каждый раз теперь на месте разгадки ищу. И тут все облазил.

— И правильно делаешь, Степан. — Дорохов еще раз взглянул на землю, впитавшую кровь Лисина, где теперь выделялось только бурое, покрытое инеем пятно, и оба направились к охотнику.

Михаил Гостев сидел на обрывистом берегу и ждал.

— Как, начальники, сыскали что аль нет? Взгляните на мою находку. — И указал на кострище на берегу.

— Недавно жгли. Дня три-четыре, самый крайний срок.

На дне небольшой ложбинки сохранилось пепелище маленького костерка. Здесь же валялась пустая, закопченная на огне консервная банка, крышка с которой, аккуратно срезанная ножом и изогнутая черпачком, оказалась тут же. Михаил хотел поднять их, но Простатин попросил не трогать.

— Обожди, Мишаня. Может, следы пальцев найдем. Что же, они, выходит, тут завтракали?

— Банка «микояновской» тушенки — маловато для двоих мужиков. Видать, еще водичку с речки кипятили. Вон листья скрюченные, значит, травку заместо чая заваривали. А потом и всласть покурили. — Гостев указал на два крохотных окурка. — Но с табаком у них плохо. Досмолили так, что едва ногтями самокрутку можно захватить. Тут они, видать, и заметили вашего начальника.

Дорохов посмотрел на узкую, мелкую речушку. На том берегу дорога ныряла в частый подлесок, и он понял, как рассуждал охотник.

— Наверное, ты прав, Михаил. Лисин появился на том берегу неожиданно. Они глянули — конный, да еще с винтовкой… И сразу бежать.

— По-моему, они раньше его заметили, а может, подслушали.

— Знать бы, кто они, откуда?

— Свои, таежные. Они тут дома. Вон костерик сгоношили — ни один городской его так не сладит. Ягоды с моховки заморозки-то сбили, а они нашли, собрали с листочками — чай варить. Пустые идут: без котелка, без провианту. Сами судите, без припасу, без чашки-ложки только крайняя нужда в тайгу загонит. А вот направились куда, не докумекаю. Может, в Харауз, а может, в Обор. Одно ясно: по тракту им не с руки. Тайгой идут. Пошто? Варнаки, видать, но места им эти известные.

— Что варнаки, Мишаня, то верно. Только куда подались?

Простатин закурил, предложил папиросу охотнику. Тот отказался и достал свой кисет.

После нескольких затяжек крепкого самосада указал вверх по елани.

— Мимо нашей заимки дорога в село Обор, откуда ваш начальник ехал. А вон в том распадке есть тропа на Чикойский тракт. Только ее мало кто знает. Надо поглядеть. Тропа тоже скажет, прошел кто аль нет.

— Далеко ли до тракта?

— Кто же его знает? — Охотник сдвинул шапку на лоб. — Коли хорошо идти, за день можно добраться.

— На заимке сколько народу? — с тревогой спросил Дорохов.

— Дед Лука — плотник наш, да со скотом бабы. До крепких морозов там будут.

— Вот что, Степан, мы с Мишаней тропу посмотрим, а ты давай обратно в Харауз. Собери людей: участкового вместе с нашим Зиновьевым, милиционера, да хорошо бы еще хоть одного-двух колхозников. И немедленно езжайте на заимку. Мы туда тоже подъедем. Побаиваюсь я за старика с женщинами. Легкая добыча для бандитов эта заимка, если они не ушли из этих краев. И еще свяжись с Сидоркиным. Пусть он вышлет группу на тракт, да чтоб тропинку отыскали, какая отсюда выходит.

— Вот гляди-ка сюда… — Охотник прутиком на земле прочертил линию. — На тракту есть крутой распадок, с одной стороны голец высоченный, а с другой — лобастая сопка, вся в кедраче, только вершина, как лысина, голая. Меж ними по распадку тропа.

— А на той лобастой сопке нет пещеры? — припомнил Александр.

— А ты отколь знаешь? — удивился охотник. — Целых две. Я еще парнишкой с батей белковал и в одной пещере мы жили. Потом за шишкой бывал.

— Вот что, Степан, обязательно скажи Сидоркину об этих пещерах.

— На минутку вас, Александр Дмитриевич, — отозвал Дорохова в сторону Простатин. — Ты, Мишаня, не обижайся, у меня к начальнику секретный разговор.

Когда отошли в сторону, Простатин продолжал:

— Вы имеете в виду те пещеры, где базу должны были заложить? Да не бойтесь, это ведь после вашего отъезда я ими занимался. На лобастой сопке пещеры оставили в резерве.