Страница 30 из 38
— Ясно, — хмуро произнес Плейделл. — Э-э… я. во всяком случае, ничего не организовывал. Вы не в курсе наблюдения в парке? — спросил он, повернувшись к Лоусону.
— Нет, сэр, — ответил инспектор.
— Не говорите мне, что я не могу узнать полицейского! — Я даже сумел засмеяться. — Что скажете о стаканчике? — предложил я, вставая. — Я могу все приготовить, пока вы будете убирать эти камни. Сожалею, что не смог быть вам более полезен.
Плейделл посмотрел на бриллианты, потом поднял глаза на меня. Мне показалось, на его губах мелькнула легкая улыбка.
— Нет, спасибо, мы не можем задерживаться, — ответил он. — Спасибо за помощь.
Он сделал знак Лоусону, и тот стал складывать драгоценности в мешочек. Через пять минут оба ушли.
Я чувствовал слабость и думал, что сейчас у меня откажут ноги. Пришлось прислониться к стене. Хлопок дверцы машины прозвучал так, будто она была очень далеко, потом заработал мотор. Плейделл снова пытался блефовать: он ясно показал, что подозревает меня, но ничего не мог доказать. В этом был ключ к разгадке: отсутствие улик. Насколько я мог судить, единственное возможное доказательство находилось на Силлер-стрит, и я не должен был привести туда полицию. Если бы они были в курсе существования моей второй квартиры, то уже сказали бы об этом. Они будут внимательно следить за мной много недель; возможно, установят наблюдение и за членами моей семьи Я почти поверил, что Плейделл закрыл дверь не только своим надеждам, но и моим страхам.
В этот момент на пороге кухни появилась Лилиан.
— Что происходит, Боб? Почему ты так испуган?
16
Правда
Соври я, Лилиан бы это поняла. Она могла сделать выводы, очень далекие от истины, но поняла бы, что я вру. За двадцать лет совместной жизни мужчина и женщина узнают душевные состояния друг друга. Эмоциональное напряжение одного передается другому. Я знал, что сейчас произошло именно это. К тому же я не слышал, как открылась дверь. Я был глух ко всем звукам, слеп к свету с кухни. Я уставился на Лилиан, ничего не говоря. Она медленно, почти бесшумно подошла ко мне. Еще никогда она не казалась мне такой привлекательной.
— В чем дело, Боб? — спросила она. — Это как-то связано с твоими отлучками?
— Лилиан, — сказал я, — не проси у меня объяснений.
— Я должна знать, что происходит, — твердо проговорила она.
Именно такой ее знали дети: заботливой, но требовательной.
— Мне нужно все знать, Боб, — добавила она. — Кто тот человек у забора? Что делают те двое на улице?
Я не ответил.
— И почему за мной следили? Скажи мне, Боб.
— Лилиан, — ответил я, — тебе лучше этого не знать.
— Не будь смешным, — отозвалась Лилиан тоном, которым иногда разговаривала с Джулией, когда в чем-то убеждала ее. — Мне нужно это знать. Как я смогу тебе помочь, если не буду знать, в чем дело?
Я молчал.
— Ты боялся, потому что должны были прийти эти полицейские, и после их ухода…
Она протянула ко мне руки. Я схватил их, притянул ее к себе и сжал так сильно, что ей, наверное, стало больно. Она ничего не сделала, чтобы высвободиться. Мои губы коснулись ее волос. Она откинула голову назад, и наши взгляды встретились. На ее губах была та самая улыбка, что всегда так много значила для меня, улыбка, способная разогнать все напряжение, что возникло между нами.
— Боб, — быстро спросила она, — что ты сделал?
Для нее моя виновность была точно установленным фактом.
Кажется, я собирался ей рассказать только о краже. Как я мог признаться, что совершил убийство? Кража была достаточно страшным известием. Наказанием за нее могли стать три, даже семь лет тюрьмы. Но убийство… Это было пожизненное заключение или, при некотором снисхождении, минимум пятнадцать лет. Тело Лилиан было так близко к моему, что мысль оказаться разлученным с нею была невыносимо мучительной. Мои пальцы глубоко вдавились в ее руки. Должно быть, это причинило ей сильную боль, но она по-прежнему держала голову откинутой назад и смотрела на меня.
— Боб, — сказала она, — ты прекрасно знаешь, что должен мне все рассказать. Это слишком важно, чтобы скрывать от меня. Что ты сделал?
— Нам лучше не…
Лилиан прижалась ко мне так, что мы стояли тело к телу, грудь к груди, сердце к сердцу, и она не могла не чувствовать, как сильно стучит мое. Лилиан слегка приоткрыла губы, обнажив замечательно белые зубы. Она медленно поднялась на цыпочки. Этот момент воскрешал чудесные мгновения, которые порой становились почти священными и такими запечатлевались в памяти после экстаза, всегда следовавшего за ними. Потом, лежа рядом в тепле, усталые, но счастливые, мы называли его «сценой обольщения». Я почувствовал тепло ее губ, твердость зубов и нежность тела.
— Скажи мне, что случилось, дорогой, — прошептала она через некоторое время.
— Лилиан… — хрипло произнес я.
— Скажи мне, — шепотом повторила она. — Я должна это знать, дорогой. Обязательно должна знать.
Она немного отодвинулась. Мы по-прежнему стояли очень близко, но ее тело уже не прижималось к моему. Она с нетерпением ждала. Если бы речь шла только о краже, я бы легко признался, но, к моему отчаянию, дело было хуже. Кражу она бы не простила, но поняла. Я был готов сделать что угодно, чтобы помешать ей узнать правду, но не мог сознаться, что убил человека.
Она посмотрела на меня сквозь изогнутые ресницы и спросила:
— Это ты убил Маллена, Боб?
Ничто не могло подействовать на меня сильнее, чем это. Вопрос был настолько неожиданным, что у меня не было ни секунды, чтобы приготовиться отрицать. То, как я отреагировал — тело напряглось, лицо окаменело, выступил пот, застучало в ушах, — все выдавало меня. Как бы со стороны я услышал, что отвечаю шокированно и даже оскорбленно:
— Что за чушь ты несешь?
— Не притворяйся, Боб, — взмолилась она. — Это ты убил Маллена?
— Лилиан, я не понимаю…
— Этот человек был Плейделл. Суперинтендант Морйс Плейделл из Скотленд-Ярда. Я узнала его по фотографии, которую видела сегодня в «Стар». В статье сказано, что он ведет расследование убийства Тимоти Маллена, кавалера креста Виктории. Он приходил из-за этого, да? Поэтому у тебя был такой расстроенный вид, когда он уходил? Поэтому ты чуть не упал в обморок после его ухода? Ты думал, он пришел тебя арестовать?
Лилиан задавала мне вопросы бесстрастным тоном. Она догадалась об истине: я совершил убийство.
— Боб, — настаивала она, — ты должен сказать мне правду. Если ты ничего не скажешь, я не смогу тебе помочь.
Она замолчала, как будто поняла, что я не в состоянии говорить. Мое горло, казалось, было буквально парализовано. Потом я почувствовал, что мое тело расслабляется: напряжение спадало. Ничего не говоря, Лилиан отодвинулась еще немного, не отпуская, однако, мою руку. Наши пальцы переплелись, как часто бывало, когда мы гуляли. Она повела меня за собой в малую гостиную, нагнулась и включила электрообогреватель. Я и не заметил, что было довольно прохладно. Зато я увидел несколько кусочков ваты и представил себе сидящего на стуле Плейделла. Лилиан осталась стоять, глядя на меня. Самым удивительным было то, что я не испытывал никакого потрясения, никакой боли, я даже не боялся.
— Я налью чего-нибудь выпить, — произнесла она.
Лилиан повернулась и быстро вышла. Я услышал, что она возится в соседней комнате, и вспомнил, как Плейделл отказался выпить стаканчик. Я медленно опустился в кресло и положил голову на спинку. Закрыв глаза, я пытался размышлять. Невыносимый груз необходимости признаться Лилиан исчез. Она все поняла сама.
Она вернулась, не торопясь, неся серебряный поднос, на котором стояли бутылка виски, сифон и два стакана. Когда она наполняла их, ее жесты были нормальными. Она налила в мой стакан много виски, а себе — всего несколько капель; в мой она долила совсем немного воды, а свой заполнила ею до краев. Протянув мне стакан, она подождала, пока я выпью половину, и спросила: