Год маркетолога

– Да, ты просто не знаешь, потому что у тебя работа все время отнимает, некогда остановиться и подумать, – с грустью в глазах сказала мне эта хоть и высокого роста, но все равно еще маленькая девочка.

– Ты так уверенно говоришь. Ты что, уже сталкивалась с этим? – Так и хотелось добавить: «Иначе откуда это в твоей красивой головке?»

– Да, – сказала Настя и повернулась на спину и прикрыла открывшийся плоский живот футболкой, натянув ее на холмики грудей.

На этот раз она не обиделась. И еще оставалось несколько часов, и мы еще говорили, а потом она заснула на своей маленькой синей подушке, которая почти касалась моего плеча, и я подвинул свою подушку к ее, головы наши соприкоснулись, правой рукой я поправил плед и долго смотрел своими открытыми глазами в ее закрытые. Во сне она чуть шевелила губами, один раз улыбнулась, а может, и не один, потому что неожиданно для себя я тоже заснул, проспал не меньше часа и проснулся от дребезжащей суеты – развозимого завтрака. По московскому времени было одиннадцать часов, но по нью-йоркскому – три ночи, поэтому есть не очень хотелось.

– Попроси мне воды, пожалуйста, – сказала проснувшаяся Настя и зевнула. – Извини. Я тебе не мешала спать?

– В смысле, не храпела?

Она хмыкнула в ответ:

– Надо в туалет, что ли, сходить, пока все едят. Умыться, привести себя в порядок.

– Накраситься, – продолжил я.

– Думаешь, надо?

– Думаю, нет.

– Ну и не буду, – она достала из своей коричневой сумки косметичку. – Ну, я пошла?

Это означало, что мне надо встать и пропустить ее. Конечно, она знала, что я смотрел ей вслед так же, как и все остальные, включая толстяка с непрожеванным омлетом. И конечно, была уверена в произведенном эффекте. Потому перед тем, как скрыться за шторкой, отделяющей пассажирский салон, она повернулась и показала мне язык. И человек пять тотчас же обернулись и посмотрели на меня, и ничего не оставалось, как мужественно встретить эти взгляды, раз не успел спрятаться за страницами журнала или просмотром фильма. Кстати, о фильме – надо еще раз изучить список, потому что Ирина спросит, что я смотрел. Эта мысль была неприятна. То есть не мысль об Ирине, конечно, а о том, что придется врать – пусть даже в такой мелочи.

Когда объявили, что самолет снижается, я спросил Настю, встречает ли ее кто-нибудь. Чуда не произошло – ее встречали.

– Хочешь, я позвоню тебе, когда будет время?

– Позвонишь? – Она кивнула утвердительно. – Хочу.

На выходе мы расстались неожиданно быстро. Я совсем забыл, что и у нас существует такое понятие, как VIP-сопровождение. Из двух табличек с фамилиями, которые держала в руках девушка в униформе, одна предназначалась Насте, другая – немолодой паре с тремя сумками «Луи Виттон». Я даже не успел прочесть фамилию Насти. Она улыбнулась на прощание, будто бы даже виновато, и пошла за девушкой, помахав мне рукой: «Я сама тебе позвоню».

Может быть, оно и к лучшему. Сказка закончилась, и это была чудесная сказка. Что можно делать с такой девушкой за пределами самолетного салона, я представлял себе плохо. Хотя очень к месту вспомнились слова Андрея, которые тот вычитал где-то: «Если встретишь самую красивую и неприступную девушку, прежде всего подумай о том, что кто-нибудь когда-нибудь ее уже бросал. Хотя бы один раз».

Глава третья

Я полагал, что имел все основания не ехать сегодня на работу, тем более что была пятница. Андрей эти мои предположения подтвердил, сказал, что к середине недели ему нужна грамотная презентация о том, какие великие знания мы почерпнули в Америке. Все это было очень кстати и потому, что я почти не спал, а главное, потому, что нужно было время, чтобы отойти от своего небесного приключения, имевшего столь банальное завершение. В этот момент в такси я, наверное, даже хотел, чтобы Настя мне не позвонила. Что-то совсем невероятное должно случиться, чтобы такая девушка сама позвонила. Как бы ни завораживала эта девятичасовая иллюзия близости, но на высоте десять тысяч метров одни законы, а на земле другие: с VIP-проходом для нее и обычным таксистом для меня. Каждому свое. Какой бы нефтяной или банковский пузан ни встретил ее в VIP-зале, это уже не имело значения. Было лишь ощущение, что с каждым километром шоссе образ ее будет удаляться и останется в памяти просто чудесным произведением художника, которое видишь глазами, а запоминаешь сердцем. Пусть там и остается, в одном из маленьких ящичков, куда никому нет доступа.

Дома все было как обычно. По дороге я купил Ирине большой букет кустовых роз, поставил рядом с вазой пакет с сумкой – когда я доставал его с верхней багажной полки, Настя посмотрела с понимающей улыбкой, – разобрал чемодан и задвинул его в стенной шкаф. От перелета и недосыпа немного кружилась голова, я принял душ, лег на кровать с журналом, в котором рассказывалось об очередном банковском потрясении самой великой экономики мира, и, кажется, заснул.

Пробуждение было странным – в первые секунды я не сразу понял, где нахожусь, почему темно. Но Ирина дома – потому как, кроме нее, некому ходить в соседней комнате. Но почему она в соседней комнате, а не лежит рядом, ласково обнимая. Мы не виделись шесть дней, а для нас обоих это долгая разлука, после которой уже не тянуло, а просто бросало навстречу друг другу. «Ира, – позвал я громко, – Ирина». Ответом была тишина. Я зажег лампу на тумбочке около кровати, посмотрел на часы – семь вечера. Голова с трудом осваивалась с реальностью. «Ира, – еще раз позвал я громко, – ты здесь?» И босиком прошел в гостиную, объединенную с кухней.

Ирина сидела на диване спиной ко мне. Глупая мысль о девушке Насте мелькнула на мгновение – бред, этого не может быть.

– Ира, что случилось?

– Здравствуй, Костя, – она обернулась, и мне показалось, что в глазах ее блеснули слезы. На журнальном столике перед диваном стояла купленная мной сумка. Рядом с ней стояла точно такая же. – Спасибо за цветы.

– Что это значит? – Самое идиотское и самое ненавистное состояние на свете, сравнимое только с бесконечным кошмарным сном. Всем окружающим известно, что ты в чем-то провинился, лишь ты не знаешь, в чем именно. – Ира, пожалуйста, я ничего не понимаю.

– Я тоже, – дрогнувшим голосом сказала моя любимая жена.

– Откуда эта сумка? – тупо спросил я.

– Какая? – Теперь она смотрела мне прямо в глаза, и я понял, что где-то сильно облажался. Хотелось быстрее узнать где, но она не торопилась объяснять. Ей хотелось поделиться совсем другими чувствами. – Тебе совсем неважно, о чем я прошу тебя, тебе совсем не важно то, что происходит со мной? Сумка – это мелочь, но ведь дело не только в сумке, это проявляется во всем.

– Ирина, пожалуйста, объясни мне, я с ума сойду, я ничего не понимаю…

– Костя, – она старалась говорить как можно спокойнее, но видно было, как тяжело ей это дается. – Я просила тебя купить сумку. Я сказала, что если это сложно, то не надо. Я показала тебе ее на сайте, спросила, нужно ли записать артикул, ты сказал – нет, но я точно, точно не просила покупать сумку, которая у меня уже есть. Которую мы покупали вместе с тобой в ЦУМе, после Нового года, на распродаже, когда вернулись из Австрии… Костя, зачем ты это делаешь?

У меня закружилась голова. Я сел на край дивана, хотел машинально взять ее за руку, но рука ускользнула. Я еще раз посмотрел на две одинаковые коричневые сумки, потом на Ирину. Она тихо плакала, отвернувшись от меня.

– Прости, любимая, – вырвалось из меня. – Прости, я ничего не понимаю, это какое-то наваждение, пожалуйста, прости… Мне кажется, я с ума схожу.

И это было правдой, это было самым точным определением моего состояния. Я склонил голову ей на плечо, она не отодвинулась. Так мы просидели молча несколько минут.

– У меня плечо затекает, – шепнула Ирина.

– Прости, – я поднял голову и повернулся к ней.

– Простила, просто понять не могу, как такое может быть.

– Поверь, я тоже не могу. Это несчастный случай. Давай поедем и купим тебе все, что захочешь.