Страница 5 из 9
Короче, столик приподнялся все-таки немного, но только после третьего моего дерга, и как я понял, вместе с паркетом. Как только я про паркет понял, я тут же оставил тщетные попытки и стал обдумывать: что же там произошло? Почему столик не хочет подниматься без паркетной доски, приклеился он, что ли, к ней? А если приклеился, то каким образом, ведь никаким клеем я не намазывал?
– Ха-ха-ха!.. – завыл от злорадного удовольствия Инфант, которому больше нравился не сам рассказ, а моя беззащитная откровенность. Которая, как и любая откровенность, – всегда беззащитна. – Хи-хи-хи. – Он просто потешался надо мной, этот весельчак Инфант. А вот Илюха смотрел сочувственно и с пониманием. Видимо, он тоже не знал, как столик своей крышкой мог приклеиться к полу, особенно без клея.
– Ну, в общем, была у меня догадка, но я не стал ее проверять. – продолжил я. – Потому что если ее проверять, то надо было снова все винтики откручивать, чтобы снова ножку отделить от стола. А зачем я ее закручивал тогда так добросовестно? Не может быть, чтобы напрасно. Короче, избрал я чисто наш, российский, силовой вариант и дернул, поднатужившись, в четвертый раз. И сдюжил я.
– Ну и чего, оторвал ножку от крышки? – даже не пытаясь скрыть внутренней радости, предположил Инфант.
– Нет, конечно. Я же говорю, я добросовестный и ножку на совесть прикрутил, она даже не вздрогнула. А вот столик вздрогнул, и паркетный пол вместе с ним. И даже более того, затрещал неприятным таким треском, а потом поддался, но сразу легко очень. То есть сначала никак не поддавался, а потом невероятно легко и свободно, я аж отлетел к стенке с инкрустированным столиком в руках. Но и не только с ним, а еще и с паркетиной, выломанной из стройного ряда своих сестренок-паркетин. Так я и стоял, недоумевая, вместе со столиком и с паркетиной: почему она к столику так примерзла намертво? Ведь клея-то не было. Газета между ними была, но не клей ведь!
– Ну и почему? – задал искренний вопрос Илюха, который не понимал не меньше моего.
– Я потом догадался, – вздохнул я. – В винтиках все дело.
– Так я и думал! – вскричал Илюха, не пытаясь подавить возбуждения.
– Ну да, – согласился я. – Винтики не только непомерно острыми оказались, но и слишком длинными еще. Вот и прошили насквозь инкрустированную столешницу, чтобы потом вонзиться в инкрустированную паркетину. Цепко вонзиться, намертво, можно сказать. Так что, когда я потянул, столешница за собой паркетину и потащила. А ведь лучшие были винтики, во всяком случае, из тех, которые имелись, – снова вздохнул я. – Пришлось мне их заново отворачивать.
– Ну ты дал!.. – визжал от восторга навзрыд Инфант, так что даже с соседних закусочных мест народ в нашу сторону шеи начал вытягивать. – Ну ты, лапуля, замочил, ну ты…
– Инфант, попридержи, не злобствуй, – заступился за меня сочувствующий БелоБородов.
Но Инфант не злобствовать не мог. Мало у него удовольствий в жизни набиралось, и когда все-таки выпадало, он должен был максимально его, это удовольствие, обсосать. Какое бы оно ни было.
– Короче, паркетину я, конечно, отделил. Не приклеилась она, потому что, как я и предполагал, не было никакого клея, а прикрутилась. Вот я ее и открутил, а потом долго пытался вставить на родное ее место в полу. Но она не вставлялась – то горбилась, то распирала, то не влезала полностью в отверстие в паркете. Долго так продолжалось, часа три, я аж взмок весь, и так и этак на нее напирал и все-таки засунул ее, падлу, на место. Одной силой воли засунул. Не идеально, конечно, получилось – во-первых, с зазорами, во-вторых, если на нее наступить, то подпрыгивает она. А в-третьих…
Тут я снова обвел взглядом товарищей.
– …а в-третьих, и в самых главных, она с дыркой от прокрученного винта оказалась, прямо посередине, на самом видном месте. А тут хозяйка, Кларина мамаша, уже всполошилась вся: мол, голубчик, и чего вы это так долго? Все ли в порядке со столиком? Идите чай пить. А я ей: «Не беспокойтесь Тамара Павловна, вы лучше расскажите, что у вас с четверым вашим мужем приключилось? Как вам удалось так его надолго пережить? И вообще, посидите еще чуток на кухне, мне закончить технически очень сложную реставрационную работу необходимо. Вы мне здесь, на производственных площадках, только мешать будете. Дайте-ка мне лучше спичек коробочек».
Ну а когда она мне их дала, я спички в дырку паркетную натыкал, чтобы не чернела она бельмом в глазу, да они и по цвету почти подошли. То есть если приглядываться, то заметно, конечно. Но с другой стороны, кому это надо, к полу приглядываться?
– Ты их головками вверх натыкал? – спросил серьезно Илюха, для которого рассказ, похоже, становился все более и более поучительным.
– Ну конечно, – сказал я, – а чем же еще? Конечно, вверх. Там ведь пол такой старый, с коричневатым оттенком, так что головки серными своими наростами лучше всего по цвету вмастили. Я же говорю, хоть они и торчат немного, но если не смотреть, то и внимания не обратишь.
– А… – еще более задумчиво протянул Илюха и снова ушел в себя, теперь уже глубже. – И сколько ты их туда насовал? – из глубины еще раз поинтересовался он.
А я еще подумал, что надо же, как пронял его мой рассказ. Может, у него тоже дырка где-нибудь в квартире, и ему тоже надо ее чем-нибудь законопатить.
– Да штуки четыре-пять. Винтик, ну, которым я в паркетину вошел, значительно толще средней спички оказался.
– И всех их головками вверх? – зачем-то еще раз уточнил Илюха, покачивая меланхолично головой. Как будто постоянно сверялся со своими внутренними мыслями.
– Ну а как же? В любом деле последовательность должна присутствовать, если, конечно, к нему совестливо подходить.
– Ну конечно, – согласился Илюха и положил мне ладонь на запястье, поддерживая как бы морально. Зачем положил, зачем поддерживал? – тогда я еще не знал.
– А чего со столиком? Что ты с дыркой в столешнице сделал? Как ты инкрустацию на ней восстановил? Фломастерами, что ли, подрисовал? – козлиным от счастья голосом поинтересовался Инфант.
– Ну а что со столиком? – Я пожал плечами. – Ничего со столиком. Фломастерами я, конечно, пытался, даже акварелью пытался, но не вышло у меня ничего, навыков акварельных у меня недостаточно оказалось. В общем, я строго-настрого запретил хозяйке к нему подходить, сказал, что самая тонкая работа по реставрации еще впереди. А потом накрыл его тряпочкой и к стеночке приставил, подальше от ненужных взглядов.
Тут я развел руками, мол, а что мне еще оставалось? А потом продолжил:
– Правда, пришлось ему все три остальные ножки пообломать, потому что с ножками он слишком много места у стенки занимал. Высовывался слишком. Ну да это ничего – когда я реставратора туда приведу, он все зараз и восстановит. А то хозяйка рано или поздно тряпочку со столика смахнет, а там на самой поверхности дырка от сквозного винтика. Нехорошо будет, да и репутация моя может пострадать.
– Не пострадает, – неожиданно заверил меня Илюха.
Но я не понял.
– Почему не пострадает?
– Потому что не смахнет тряпочку со столика хозяйка, – пояснил снова Илюха.
И я снова не понял.
– Почему не смахнет?
– Не сможет она больше, – еще раз постарался объяснить мне мой товарищ, и голос его с каждым вздохом все больше и больше наливался скорбью. В общем, он меня окончательно запутал и сбил.
– Почему не сможет?
– Видишь ли… – и Илюха слегка пожал мое запястье, на котором по-товарищески лежала его ладонь. – Видишь ли, стариканчик… – и он тяжело вздохнул. – Видишь ли… – и опустил голову… – Сгорела хозяйка!
Я хотел выкрикнуть вопросительное слово «как?», но не смог, чего-то оно не выкрикивалось. Может быть, потому что я слишком живо представил, как именно произошла трагедия.
– А столик? – все же ухитрились произнести мои онемевшие губы.
– И столик сгорел, – и Илюха покачал траурно головой. – Нету больше столика.
И вот тут меня действительно словно связали по рукам и ногам, словно кляп в рот вбили.